Мои сводные монстры - Дана Блэк

я согласна, - вырывается у меня неожиданно, и я киваю на Арона. Тот курит, облокотившись на машину, одна рука в кармане брюк. Дует сильный ветер, а он лишь в деловом костюме, и пиджак небрежно расстегнут.

- Он? - Виктор тоже смотрит на брата, и по его изменившемуся взгляду понимаю, что попала в точку. Неясно, чего они оба добиваются, но одно я вижу отчетливо - искры в глазах среднего брата, когда он смотрит на меня.

И в памяти сразу его голос звучит, слова о том, что он влюбляется, и сейчас я верю, что это правда, ведь нельзя так смотреть на девушку, на которую плевать.

- Маленькая, слушай меня, - щелчком пальцев Арон отбрасывает бычок к кустам. Отлипает от машины и надвигается на меня, огромный и внушительный, и такой неотразимый, что я, наконец, в его красоте вижу лишь зло. - Либо ты закрываешь рот и поднимаешься в квартиру. И там делаешь все, что я говорю, - требует он. - Либо лукошко в зубы, - кивает на мой рюкзак, - И вперед, на все четыре. Домой не приходи. Ни сегодня, ни завтра. Времени минута тебе, решай, сладкая.

Глава 29

Держу палец на кнопке звонка, долго, не отнимая. За дверью звучит настойчивая трель, и это странно, что мне до сих пор не открывают.

Одно дело, что Вика обиделась и не хочет разговаривать. А другое - почему ее мама не вышла и не сломала мне палец?

По ту сторону брякают замками, и я убираю руку от звонка. Железная дверь со скрипом открывается, и на пороге вырастает Вика.

Подруга в клубном блестящем платье. В новых кожаных сапожках, и опять в своем полушубке. Из рыжих волос высится скрепленный лаком начес и на лице макияж, как на Хэллоуин.

- Привет, - вижу, что Вика уходит и пытаюсь быстренько протиснуться мимо нее в квартиру. Показываю ей дары - бутылку вина и торт. - А я к тебе, Вик.

- А не пошла бы ты нахрен, Алис, - грубо отшивает она меня и подхватывает сумочку. Выходит на площадку и хлопает дверью, и снова брякает замками. - Вино, торт, - ехидным тоном перечисляет она мои покупки. - Ты меня за дуру держишь? - Вика запирает дверь и оборачивается. - Некогда мне тебе сопли вытирать. На работу опаздываю.

- Это на какую? - за ней вхожу в лифт и поправляю подмышкой скользкую бутылку, в которой плещется австрийский Цвайгельт. - Ты же безработная.

- Уже нет. В “Пантере” до сих пор требуется администратор, - просвещает меня Вика и смотрится в черный экран телефона. Пальцем поправляет помаду в уголках губ. - Я, в отличие от тебя, на мужиков не надеюсь.

- Да что ты, - хмыкаю. - А кто на выходных Рождественским ерунду плел про подарки? Мол, хочу подарков, не могу, давайте их сюда.

Вика оценивает меня высомерным взглядом и в разъехавшиеся двери лифта выходит на площадку.

- Вик, ну хватит дуться, - прошу примирительно и шагаю за ней. - Ты же знаешь, мне надо было машину забрать. И потом папа ждал дома. Поэтому и высадили тебя заранее.

- И почему ты до сих пор не дома? - по бетонному полу она гулко цокает каблуками.

На улице уже темно, поздний вечер. Но я запарковалась под фонарем, и Вика, едва мы выходим на крыльцо - громко ахает.

- Глянь, и правда, машина твоя стоит. Но я другого водителя заказывала, - Вика кивает на потрепанную Хонду. - Так что, давай, везти меня никуда не надо. Пока. Увидимся в универе.

Она быстро сбегает по ступенькам, и на каблуках семенит к машине.

Стою на крыльце, как дура и смотрю на коробку с тортом.

Мне даже не столько ночевать к ней напроситься хотелось, сколько просто поболтать. Поесть сладкого, запить вином, и поделиться секретиком, ведь мне больше не с кем.

А секрет важный.

И бесстыдный.

Тоже спускаюсь и бреду к своей машине. Взглядом провожаю Хонду, в надежде, что Вика остановит такси и выйдет. Но авто скрывается за углом.

Открываю Ауди и плюхаюсь в салон.

Торт и вино ставлю на пассажирское сиденье и оглаживаю кожаную оплетку на руле. Так соскучилась по своей машине, будто на другой планете жила полжизни, и вот сегодня вернулась обратно…

И что делать не знаю.

Арон сказал домой не приходить. А я и не считаю дом Рождественских своим. Особенно, после того, что они сегодня сделали, чувствую себя одноразовой влажной салфеткой, в которую просто накончали, и все.

Да уж.

Шмыгаю носом.

Смотрю в окно, на поздних прохожих и собачников, где-то рядом раздражающе-громко орет кошка…

Запускаю двигатель и плавно выруливаю со двора.

Это издевательство, несправедливость, эти сволочи возомнили себя пупами земли, мистер и мистер, и мистер Мир.

И они в чем-то правы.

Ведь Виктор - он пистолет возле моего виска не держал, я сама все позволила, разнежилась и доверилась.

Нашла кому. Да черту душу продать не так опасно, как верить этим мужчинам, что носят светлую и праздничную фамилию.

Качу по городу, добавляю радио, кошусь на часы и на торт.

Не хочу сегодня оставаться в одиночестве. Ехать домой или в гостиницу, а потом объясняться с папой, почему снова не явилась ночевать.

Хочу семью. Большую, многопоколенную, традиционную, образцовую, как у них хочу.

Их хочу.

В испуге бью себя по губам. Это лишь мысль в голове промелькнула, из-за сегодняшней безумной поездочки, а я съеживаюсь в кресле и представляю на секунду, от чего отказалась.

Что было бы, поднимись мы втроем в квартиру.

Я точно спятила.

Чем ближе к дому подъезжаю - тем сильнее дрожу. Мучаю печку, и тепла ее не чувствую, сбрасываю скорость, и в ночи подкрадываюсь к полосатому шлагбауму.

Сижу.

Из будки выглядывает полусонный охранник.

- Алиса, из коттеджа Рождественских, - представляюсь.

Он помнит меня, кивает, и открывает мне дорогу.

- Ну, все, - выдыхаю вслух и снова смотрю на часы.

Может быть, все уже спят, и тогда завтра им будет сюрприз, что проститутка не испугалась угроз и нахально ввалилась к ним в дом.

А, может, сюприз получится сегодня, если кто-нибудь до сих пор бодрствует. И тогда у меня будет компания на торт и вино.

Света в окнах дома нет нигде, кроме одного. Третий этаж под самой крышей, в мансарде. И самое крайнее окно.

Свет