Записки несостоявшегося гения - Виталий Авраамович Бронштейн

в глаза. Домище получился объемный, со скрытыми переходами, разросшийся, как раковая опухоль, среди совхозных домишек на окраине райцентра.

Хозяйство при новом энергичном, грамотном и безупречно воспитанном

руководителе стало быстро хиреть. В коллективе, привыкшем к командно-административному стилю руководства, к тому, что от бдительных глаз директора не

ускользнет и мелочь, все как-то пошло наперекосяк. В общем, произошло то, чего каких-то десяток лет назад никто себе и в самом кошмарном сне не мог представить: совхоза

«Батумский», славы и гордости райцентра Белозерки, сегодня нет. Все приватизировано, растащено, разворовано. Угроблены, практически, все цеха и производства. Сотни

107

человек остались без работы. Даже совхозная красавица-контора в счет долгов

сельхозпредприятия конфискована и передана под районный отдел народного

образования. В бывшем директорском кабинете, где когда-то решались производственные

дела крупного коллектива землеробов, сегодня сидит бесправная прирученная птичка, очередная заведующая районным отделом народного образования. Постаревший директор

заболел диабетом, возит на своей легковушке в спортивном костюме овощи на продажу на

Николаевское шоссе. Говорят, он активно слепнет. Его сыну из-за этого же заболевания

отрезали ногу. В их шикарном доме нет счастья. В общем, жизнь идет…

Она идет, а Константина Семеновича Кириченко давно нет. Нет ни его, ни его совхоза.

Зато есть повод задуматься: чего на самом деле стоят наши производственные заботы, когда мы начинаем вкладывать в них не только голову или руки, но и свою душу?.. Что и

кому доказал Кириченко, отдав себя без остатка делу, которое после было другими

благополучно загублено? Должен ли человек непременно чувствовать себя хозяином

своего дела? И на что становится похожей жизнь такого хозяина…

===========

108

ИННОЧКА КАЗЕИНОВА

Как все-таки интересно устроен этот мир…

Еще лет 30–40 назад Забалковская красавица-церковь была полуразрушенным жалким

строением. По-моему, там не было тогда богослужений, а внутри даже находилась

москательная лавка, где торговали керосином.

А всего в сотне метров отсюда звучали веселые детские голоса, всеми красками

бурлила жизнь: здесь была одна из самых крупных по тем временам

общеобразовательных средних школ.

Вот, посмотрите, что сегодня от нее осталось…

Голые стены, развалины, сгоревшая крыша, полный упадок, мерзость и запустение.

А между тем, еще живы и те, кто здесь учился, и те, кто их учил. Уже немолодые

бывшие ученики и их состарившиеся учителя сегодня стараются избегать этого места, как

можно реже здесь появляться. Потому что от одного взгляда на это зрелище больно

сжимается сердце.

Вот и я смотрю сейчас, не могу оторваться, от этих трех угловых окон на втором

этаже, выходящих на улицу Пионерскую, да еще двух — с видом на церковь. Ведь здесь

когда-то сидел мой 8-А класс…

_______

В одной из своих первых маленьких киноновелл под названием «Был у меня друг»

я уже рассказывал о Валере Черкасове, с которым сидел за одной партой.

Вот здесь мы и учились, спешили сюда каждое утро, а как же — это был когда-то наш

второй дом…

А в свободное время мы часто приходили к зданию музыкального училища и играли в

придуманную моим другом игру: пытались определить по доносящимся оттуда звукам, кто играет на инструменте — ученик или мастер? И радовались, когда это у нас получалось

и мнение совпадало. Хорошая была такая игра…

После была моя неудачная учеба в Одесском холодильном институте, затем служба в

армии.

А Черкасов поступил в высшее военно-морское училище, а потом во время ночной

вахты, на практике, когда его корабль находился с визитом вежливости в турецком порту, неожиданно исчез…

109

Такая вот грустная история.

_______

Говорят, в нашей жизни не бывает простых случайностей: все имеет свое время, место

и свой смысл. На иврите это звучит: Ашгаха пратит! — что-то типа: не верь в случайность

совпадений!

В общем, тот сюжет снимал я весной прошлого года, а уже осенью эта история

получила и свое продолжение, и завершение сразу. Но об этом чуть погодя.

А сейчас я расскажу о том, о чем в новелле «Был у меня друг» я умолчал. Дело в том, что когда мы учились в восьмом классе девятнадцатой школы, нас было не двое, а трое

друзей. Валерий, я и третий — вернее, третья — наша одноклассница Инночка Казеинова.

И время это, честно говоря, было для меня самым трудным в моей жизни. Потому что в

тот день, когда в нашем классе появилась новая ученица, высокая девочка со стройною

ломкой фигуркой (ее отца перевели из Москвы, из Министерства легкой промышленности

в Херсон организовывать работу хлопчатобумажного комбината), — в тот самый день, когда в классе появилась Инночка, я заболел. Заболел тяжело и надолго. Внешне все вроде

было нормально. Но вдруг исчез аппетит, куда-то пропал сон, и я даже съехал на

«тройки».

Диагноза моей болезни не было ни в одном медицинском справочнике. Потому что он

назывался: "Инночка Казеинова"… Вот так.

_______

Интересно, я рассказываю эту историю сейчас, когда прошло так много лет, и вдруг

поймал себя на мысли, что мой голос начинает дрожать… Что же, спрашивается, было в

этой девочке такое, что не отпускает, мучает меня по сей день? Хотя я, видит Бог, старался прочно забыть и ее, и все в моей жизни, связанное с ней.

В общем, заболевание мое усугублялось тем, что прекрасная москвичка из всех

мальчишек нашего класса замечала только одного. И, как вы уже, наверное, догадались, не меня.

Инночка Казеинова всему на свете, кажется, предпочитала общение с нашим

интеллектуалом и мечтателем, романтичным Валериком Черкасовым. А так как мы с ним

были друзьями, то терпела она в своих приятелях и меня. Вот такой у нас сложился

неравнобедренный треугольник.

_______

110

По аккуратным аллеям парка при сельхозинституте мы часто бродили вместе. И, думаю, многие деревья, возможно, хранят до сих пор память о нашей неразлучной

тройке…

Конечно, я все, вроде, понимал и отдавал себе отчет в том, что мне не светит, но — как

это говорится — надежда умирает последней. А у меня получалось еще хуже: надежда моя

умирать не хотела, зато от Инночкиного равнодушия иногда я сам не хотел жить.

А более всего меня угнетало, что в то время, как мои друзья — Валерий и Инночка –

были интересными личностями, людьми увлеченными и одаренными, я как-то ничем

особенным не выделялся.

Правда, увлекались они вещами разными, и это, казалось, давало мне — пусть

минимальный! — но все же какой-то шанс привлечь внимание