Цена империи. Фактор нестабильности (СИ) - Влад Тарханов

все водолазы жаловались на недомогания, а часть из них скончались. Но варяги нам не нужны, мне пообещали подобрать дипломированного врача, сведущего в лечении кессонной болезни и иных проблемах, с которыми сталкиваются водолазы. У экипажей субмарин проблем не меньше, а посему…, — закончить я не успел, ибо в дверь постучали и в зал вошел офицер отдельного корпуса жандармов, отвечавший за соблюдение режима секретности в научном центре. В сферу его обязанностей также входило обязательное собеседование с новыми сотрудниками, завершавшееся подписанием соответствующего документа о неразглашении и предупреждением об возможных санкциях в случае нарушения. На мой вопросительный взгляд, он ответил кивком.

— Господа, — продолжил я, — мы должны поблагодарить ротмистра Володарского принесшему долгожданную весть. Всеволод Юрьевич, я так понимаю, что все формальности соблюдены и все проблемы благополучно разрешены?

— Совершенно верно, Ваше Императорское Величество! — браво отрапортовал ротмистр.

— Ну тогда, представьте нам нового сотрудника сего богоугодного заведения.

Через мгновенье в зал вошел мужчина лет сорока, одетый в строгий костюм, ослепительно белый воротник рубашки охватывал со вкусом завязанный галстук. Очки, аккуратная бородка добавляли ему солидности и если бы он был театральным актёром, то любой режиссер с первого взгляда предложил бы ему роль профессора или академика.

Тем временем, ротмистр объявил:

— Ваше Императорское Величество, господа, позвольте представить вам доктора медицины, надворного советника Качановского Павла Степановича. С вашего позволения?

— Конечно, Всеволод Юрьевич, ступайте, не смею вас задерживать. Единственно, я попрошу вас позднее ознакомится с принятыми на сем совещании решениями и высказать соображения по обеспечению безопасности работ по вашей линии.

Пока мы с ротмистром обменивались любезностями, на лице Качановского проявилось выражение растерянности. Его смутило присутствие среди весьма разношерстной публики самого государя, да еще общающегося совершенно свободно и запросто с любым из присутствующих. Но постепенно Павел Степанович успокоился, втянулся в беседу и с живым интересом выслушивал мнение окружающих и в свою очередь, забрасывал их вопросами и предложениями. Пришлось снова немножко вмешаться и направить дискуссию в нужном направлении.

— Господа, как я понимаю, мы определились с заводом, на коем будут собирать субмарины. А что вы скажите по поводу гидростата и подводной туристической капсулы? И не забудьте, что испытания всех этих подводных аппаратов предстоит осуществлять на Каспии, вблизи Баку, и попасть туда они должны не позднее июня следующего года.

Этот простой вопрос поставил уважаемых ученых и примкнувших к ним инженеров и изобретателей в тупик и заставил опуститься на грешную землю. Наблюдая сию метаморфозу мне на память пришли вот эти слова из песни Высоцкого: «Товарищи учёные, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях…». Как не странно, но первым среагировал доктор Качановский, хотя это можно было объяснить тем, что несколько лет тому назад, он входил в состав свиты великих князей Сергея и Павла Александровичей и Константина, и Дмитрия Константиновичей в плавании по Ладожскому и Онежскому озерам, за каковое получил от их высочеств золотой перстень, украшенный сапфиром и бриллиантами.

— Покорнейше прошу меня простить, Ваше Императорское Величество, но если воспользоваться Мариинской водной системой, то можно перевезти субмарины с Балтики на Волгу, а по ней и на Каспий. А что касаемо гидростата и этой самой подводной туристической капсулы… На мой дилетантский взгляд, они значительно проще по конструкции, чем подводные лодки, у них нет двигателей. Возможно, стоит разместить заказ на Сормовском заводе? А заодно и буксирный пароходик там же построить.

На сем и остановились…

Глава двадцатая. Дары Каспия

Глава двадцатая

Дары Каспия

Сормово

16 мая 1881 года

…некоторые сокровища открываются только тем

людям, которые первыми проходят по нехоженым

путям.

(Джани Родари)

Иван Фёдорович Александровский

Предприятия во многом напоминают людей имеют свой биографию, рождаются, растут, болеют, иной раз и тяжело. А иногда, увы, и умирают. Именно в таком положении находился на протяжении нескольких лет Сормовский завод. До смерти «пациента», хвала Асклепию, еще не дошло, но и исцеление никак не наступало. Как это иной раз случается на Руси-матушке в сложной ситуации с горяча наказывают невиновных, а не подумав, награждают непричастных. Под первую категорию попал потомственный судостроитель и талантливый инженер Окунев. Тем паче, что он был неудобный для определённых кругов общества человеком и с их точки зрения присутствовали отягчающие обстоятельства, требующих устранения от управления заводом. В перечень «смертельных грехов» кои числились за Константином Михайловичем доброхоты, как справа, так и слева, внесли патриотизм, любовь к России, требовательность не только к подчиненным, но в первую очередь к себе, а также строгость и справедливость. Люди с таким складом характера относятся к категории неудобных, и подлецы из знати и люмпенов стремятся не пожать им руку, но при случае подставить ногу или ударить в спину. По мнению первых, Окунев заигрывал с чернью и быдлом, коих следует вразумлять зуботычинами, нещадными штрафами, увольнениями, а при случае и розгами. Примерно так, как писал Некрасов: «Ни в ком противоречия. Кого хочу — помилую, Кого хочу — казню. Закон — мое желание! Кулак — моя полиция!». А для второй категории лиц, он был не менее опасен, ибо создавал среди рабочих иллюзию о добром и справедливом барине и тем самым мешал вести среди них революционную пропаганду.

Так или иначе, но в 1875 году в период экономического кризиса над заводом была учреждена опека, а на место Константина Михайловича пришел гражданин Северо-Американских Соединённых Штатов Франс Аштон. Дабы не позволить заводу окончательно разорится, Сормово получило крупный государственный заказ по выпуску трех тысяч железнодорожных вагонов. А чуть погодя,