Перекрестье. Исконный Шамбалы - Анастасия Новых

А второй, Люка, тот вообще натуральный псих. Он стоял на учёте у психиатра. Несколько раз лежал в психиатрической больнице. Последний раз сбежал оттуда перед развалом Союза. Отличается повышенной агрессивностью и непредсказуемостью в действиях. Как написано в его медкарте, «психопатическая личность, утрачивающая вменяемость при актуализации комплекса неполноценности, связанного с уровнем развития и фрагментными воспоминаниями детства…». Рассказывали даже такой случай: однажды он перерезал жертве горло и прямо перед пришедшими с конфликтующей стороны «парламентёрами» демонстративно наполнил стакан свежей кровью и выпил её. Этого зрелища, говорят, тем хватило на всю оставшуюся жизнь.

По слухам, за Чикой и Люкой числится более десятка убийств. Органы ссылаются на трудности доказательств, грешат на отсутствие прямых улик. Хотя, если даже таковые появляются, то дела передаются сговорчивым следователям. И весь этот процесс хорошо оплачивается — от высшего начальства до следователя. Так что улики моментально растворяются, и дело превращают в «глухаря». В общем, за этими киллерами стоит большая крыша. И, скорее всего, Кронос — это лишь видимое звено. Здесь чувствуется чья-то рука из большой политики. Иначе бы так долго это не продолжалось, и начальство из областного УВД уже давно сменили бы за такой беспредел. Это, пожалуй, основное. Остальное в папке.

— Понятно. А как у них с семейным положением?

— Чика женат. Но детей нет. Я проверял по больничной карточке. Чика, оказывается, «стерильный». Но, видимо, держит это в тайне. Всем рассказывает, что жена бесплодная… Живут в роскошной пятикомнатной квартире в самом центре областного города.

— А Люка?

— Люка — этот тип сам себе на уме. Живёт один, за городом, в большом частном доме, на окраине возле леса. Вокруг много сараев. Массивный, высокий забор из кирпича. Нелюдим. С соседями не знается. Да, есть у него одна странность. Часто покупает на рынке какое-нибудь домашнее животное: овцу или свинью, или корову, или птицу. Непременно живьём. Но соседи говорят, что не видели, чтобы он этих животных разводил, скорее наоборот, убивает. Однажды они слышали как он, разговаривая с каким-то мужиком, который к нему приезжал, говорил, что «брезгает падалью питаться»… Ну, одним словом, своим странным поведением породил много слухов на селе, вплоть до мистических. Его дом местные кличут не иначе, как дом вурдалака… Среди бандитов тоже ходит немало легенд о его «подвигах».

Люку и Чику в криминальных структурах считают чуть ли не дьяволами во плоти. Им везде просто нечеловечески везёт в их тёмных делах. И по силе, извращённости преступлений они могут разве только соревноваться между собой. По крайней мере, в этом уверены как бандиты, так и милиция. Всё это рождает слухи, что якобы над ними висит некий ореол непобедимости.

Сэнсэй усмехнулся и сказал:

— Ну, так ли уж они непобедимы… На каждого Виджая найдётся свой Раджа.

— Что? — не расслышав, переспросил Филёр.

— Я говорю: на всякое действие есть противодействие… И эти отморозки отнюдь не исключение из общих правил.

— Возможно.

— Ладно. Разберёмся… Молодец! Хорошо поработал.

Сидя вечером в кресле под лампочкой ночника, когда добрая часть людей сладко спала, Сэнсэй размышлял над полученными материалами. Время от двенадцати ночи до четырёх утра являлось для него самыми лучшими часами «творческой работы», когда можно всецело сконцентрироваться на деле и не спеша во всём разобраться. Он привык к этим часам. В будние дни это было лучшее время для серьёзных медитаций. Вокруг стояла тишина, покой. Темнота делала все предметы одинаково серыми, призрачно-иллюзорными, что способствовало соответствующему чёткому настрою мыслей в заданном направлении.

Природа даровала Сэнсэю большую чувствительность к её тонким явлениям, чем обычным людям. Поэтому и процессы, в ней происходящие, он видел гораздо глубже, сквозь призму своего духовного опыта и мироощущения. Мысли рождали образы. Образы творили действия. Сэнсэй проигрывал наиболее реальные ситуации, всё более чётко представляя их в сознании. С каждым разом он видел их яснее и яснее. В конце концов, в его голове выстроилась совершенно отчётливая картина действий. Он видел всё настолько явно, как дотошный режиссёр, только что просмотревший смонтированный фильм на экране. «Просмотрев» несколько раз готовый результат своих мыслей, Сэнсэй остался вполне удовлетворённым. Внешне по основному сюжету картина выглядела вполне логично для доверчивого «зрителя», охваченного потрясающим впечатлением от иллюзии кадров. Хотя на самом деле всё в ней строилось на тайне подтекста.

¶¶¶

На презентацию данной картины образов Сэнсэй пригласил своего верного друга — отца Иоанна. Встретившись с ним вечером за городом, Сэнсэй стал обрисовывать ему всю сложившуюся ситуацию и последующие действия. Слушая информацию о киллерах, отец Иоанн нахмурился:

— Я с тобой согласен. Это просто нелюди, выродки рода человеческого.

— Насчёт выродков ты верно заметил, — согласился Сэнсэй. — В самую точку попал. Оба самые настоящие выродки рода человеческого. Возьми хотя бы Чику. Он давно нарушал свод высших законов по отношению к людям, ещё до своего громкого дела. Более того, нам известно, что он «стерилен». А ты сам не хуже меня знаешь, кого постигает такая кара Божия, превращая в мёртвый род… Чика — натуральный садист. А его садизм, в свою очередь, вызван болезненной жаждой власти, патологической потребностью доминировать, командовать, подчинять себе окружающих. Причём не столько физически, сколько психологически. Поэтому он и старается усиленно поддерживать свой ореол суперубийцы, дабы держать в трепете и страхе как можно больше народа. Страх других людей питает его больную психику иллюзией полной власти. А под «крышей» Кроноса у этого садиста сами собой открылись долгожданные перспективы ненасытного удовлетворения своих скрытых потребностей.

— Да, судя по Библии, хозяин его души — дьявол, который всегда стремился к безграничной власти.

— Совершенно верно. Чика, по своей психологии, прирождённый вождь. Давно известно, что все прирождённые вожди — потенциальные преступники. А прирождённые преступники — потенциальные вожди.

Немного помолчав, Вано сказал:

— Да. Чика, конечно, сволочь порядочная.

— Да и Люка не лучше.

— Как там говорят, человек, не умеющий думать, опасен только тогда, когда что-нибудь придумает.

— Это точно… А знаешь, Люка в психушке лежал неспроста. Он — плод родственного кровосмешения, причём второго поколения. Его отец женился на дочери своей двоюродной сестры.

— Тьфу ты, погань! Прямо как родители у Адольфа Гитлера.

— Вот, вот.

— Да, кровосмешение — тяжкий грех. Люди даже не понимают, что такими смешанными браками подписывают кровью договор с дьяволом. И откуда берётся такая «любовь»?

— Полная дегенерация, болезненная привязанность, психологическая фиксация на обожаемом объекте — вот тебе и преувеличенная болезненная любовь между родственниками, от которой один шаг до половой связи.

— Хитёр дьявол! Надо же, как прячется за такими благородными человеческими чувствами и порывами, как любовь, в конечном итоге доводя их до полного абсурда и крайности…

— И вот, пожалуйте, результат, — соглашаясь, продолжал рассуждать по-своему Сэнсэй. — Наслоение генетических характеристик. Одни характеристики переразвиты за счёт недоразвитости других. Природа таких вещей не прощает. Воплотили в жизнь свои абсурдные мысли — получите плод вашего больного воображения: дегенератов, психов, душевно неуравновешенных людей… В итоге — вот вам безумцы, гении, идиоты. Только почему-то последних гораздо больше, чем всех остальных, вместе взятых.

— Поэтому православная церковь запрещает браки между родственниками, вплоть до седьмой степени родства, — подчёркнуто вставил отец Иоанн.

— И ещё говорят о случайности, — в задумчивости размышлял вслух Сэнсэй, не обращая внимания на его слова. — Не бывает случайностей. Случай — это всего лишь закономерное следствие неконтролируемых мыслей.

— Это ты верно заметил, — согласился отец Иоанн, и добавил о своём наболевшем: — Ты знаешь, я сам поражаюсь, о чём люди говорят на исповеди. Такое впечатление, будто они с утра до ночи думают лишь о зле, живут со злом, окружают себя злом и творят сами это зло. Каждый, конечно, по-своему. Они, точно слепые котята, постоянно пищат и совершенно не видят окружающую красоту. Хорошее принимают как должное. Плохое — как кару. И плохое всасывают в себя моментально. Понимаешь, будто их сознание настроено на работу в отрицательной волне. А в церковь они приходят, можно сказать, в самый пик этого всплеска.