КОРДИЦЕПС, или Больно все умные - Benedict_SC

это «нейронной смычкой»: когда ты узнаёшь что-то о себе, мозг заново подцепляется к этому старому факту.

Тогда... это значит, что я вспомню себя, и вместе с тем...

— Голова у тебя разболелась из-за того, что препарат в твоём организме пытается отсечь новые связи, которые я создаю. Если я сейчас прекращу объяснять, то боль утихнет, а ты забудешь всё сказанное — если, конечно, на достаточно долгий срок сознательно прекратишь об этом думать. Иначе же... Гриб может вырваться из карантина. Если я продолжу объяснять, препарат не справится с натиском. Когда паразит оказывается на свободе, антитело распознаёт вспышку инфекции и запускает глобальную иммунную реакцию организма. Все соединения с заражённой областью обрываются, что, увы, приводит к небольшим повреждениям мозга. Снижается самоконтроль, IQ и так далее. Почти все эффекты временные — примерно за неделю ты оправишься. Впрочем, ущерб и так почти незаметен, если только перезагрузка не происходит слишком много раз подряд.

Повреждения мозга? Ладно, пускай временные, но повреждения мозга?! Надо срочно... как она там сказала? Перестать об этом думать? Да как я ей перестану об этом думать?!

— Сейчас я начну пересказывать твои личные данные, что ускорит процесс и заблокирует поражённые участки памяти, включая этот разговор. Вот почему я не хотела тебе ничего рассказывать. Это была бы пустая трата времени. Но нет, — нахмурилась она, — сдалось же тебе поупорствовать. В таком состоянии я ни за что тебя не уговорю сидеть тихо и проходить лечение. Так что попробую заново. С чистого листа. Из интуитивных натуральных последовательностей твоё сознание выбрало числовую, поэтому тебя будут звать 3. Теперь я выяснила, каких тем с тобой лучше избегать, поэтому в идеале нас ждёт приятная и продуктивная беседа.

— Стойте! — заорал я. — Как... Я же... В смысле если правая доля или как её там отомрёт, это значит...

— Ты никогда больше не осознаешь, что ты Гэвин Батра — уж я постараюсь. Тебя всегда будут звать 3. По крайней мере, надеюсь, что не 4, 5 или сколько там ещё вылезет из-за твоих выкрутасов.

Она сверилась с листком на планшете, который извлекла из халата.

— Гэвин Батра. Ньюарк, штат Нью-Джерси. Двадцать два года. Мужчина. Трансгендер. Родители — Рахул и Рия Батра, вы с ними в ссоре. В две тысячи восемнадцатом году с красным дипломом окончил Художественный колледж Ринглинга. Лечился от наркозависимости.

От боли перед глазами поплыло: память вернулась — вся, целиком — и я вспомнил... что весь город умирал от розовой чумы, что она пробралась ко мне в голову, что я бы умер, если бы меня не заставили медитировать, что она... как-то называлась, кто-то назвал её «слоном», его за это отругали, и...

— ...в четырнадцатом отделении! — раздался за дверью испуганный вопль. Я не успел понять, кто это, боль застилала глаза, и вдруг меня повело, столкнуло со стула и уложило на койку, а в это время другой голос орал: «...всему персоналу!..», а доктор Орчард что-то рявкнула в ответ и нацепила что-то на лицо, а дальше я ничего не помню, потому что в мыслях был только...

Глава 25: Глава 6

Ещё четыре минуты! Полгода спустя анализы наконец-то показали отрицательный результат. Я сидел на диване в комнате для персонала вместе с другими пациентами, которым на этой неделе дали добро, и меня чуть ли не трясло от предвкушения. Полгода, четыре минуты — и нам наконец-то расскажут, что ж за фигня тут творилась.

Напротив сидела Литий — и её... прямо-таки распирало. Она не улыбалась, да и восторгов от неё не дождёшься, но и так всё было видно. Она сцепила руки перед собой, так стиснув пальцы, что я даже застремался, как бы она себе ненароком кровообращение не пережала. Да ещё вытянулась по струнке и смотрела прямо вперёд, на лестничную дверь — хоть бы один мускул дрогнул. Вот это у неё и был «восторг».

— Лит, да попустись! — воскликнул Кубок, хлопнув её по плечу. Она напряглась, но всё-таки не вздрогнула — только резко повернула голову и уставилась на своего соседа.

— Эй, эй! Ну правда, чего ты как перед экзаменом! Нас выписали! Всё уже! Выдыхай!

Она реально выдохнула — дыхание, что ли, задерживала? — и закрыла глаза:

— Я... я знаю. Просто нервничаю.

Зевок над самым ухом напомнил мне, что рядом сидит Левит: с тех пор, как нас сюда привели, он не проронил ни слова. Он поёрзал и каким-то образом умудрился, ну, ещё глубже зарыться в диван. Это ж ещё постараться надо настолько откинуться.

— А не надо, — протянул он со своей фирменной нахальной ухмылкой. — Не нервничай, и всё тут.

— Не могу ж я вот так взять и перестать, — буркнула Литий, не глядя на нас.

— Можешь, — отозвался он и замолк.

— Да что ты к ней пристал, чувак? — заступился я. — Не всем же быть, типа, тобой. Сегодня ж важный день. Ещё бы она не дёргалась.

Он пожал плечами. Кубок на соседнем диване виновато потупился. Литий разжала пальцы и аккуратно положила руки на колени, но осанку держала как прежде.

— Нам хоть в «Монополию» доиграть дадут? — спросил Кубок. Левит снова пожал плечами.

— А толку, — сказал я. — Леви всех уже обставил. Как обычно.

Левит у нас негласно считался чемпионом этажа по «Монополии», хотя это была не его игра. Коробку хранила Два Часа Ночи, но она всегда всех зазывала поиграть, поэтому палата 438 стала типа такой запасной игротекой — на случай, если столовую займут. Сама она обычно садилась на койку и молча наблюдала, но как-то мне никогда не казалось, что её кроет. Тихая просто.

Левит всегда нас обыгрывал, а как — никто не понимал. «Монополия» — это ж почти целиком на удачу. Была мысль, что он навострился выкидывать на кубиках что надо, и мы как-то раз сговорились: велели Кубку бросать за него, а он всё равно выиграл. Короче, все сошлись на том, что он нефиговый такой злобный колдун, так что его лучше не злить. Ну, это если он вообще умеет злиться.

— Как думаете, скоро они... — начал я, и тут раздались два звука. Во-первых, Литий пискнула (она раньше хоть раз вообще пищала?), а во-вторых, щёлкнула дверная ручка.

В комнату отдыха зашёл Сапожник-портной в полном боевом обмундировании. Его тут каждый знал — он не то чтобы командовал гарнизоном,