Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII - В. Сиповский

Через полчаса по прибытии нашем в Москву из кухни и погреба великого князя присланы были нам в знак приветствия разные припасы, а именно: 8 овец, 30 кур, много белого и ржаного хлеба и, сверх того, 22 сорта дорогих напитков — вина, пива, меду и водки. Все это принесли нам 32 человека, которые шли в известном порядке, образуя длинный ряд. Такие же припасы и таким же образом получали мы после каждый день, только наполовину меньше: таков обычай у русских, что чужестранные послы получают двойное количество продовольствия в первый день их прибытия и в день, когда бывают у руки его царского величества.

После доставки продовольствия заперли передний двор нашего помещения и приставили 12 стрельцов-часовых с тем, чтобы до первого представления царю никто из нас не выходил из дому и никто из посторонних не входил к нам. Пристава ежедневно посещали послов и справлялись, не нуждаются ли они в чем. Кроме того, в нашем дворе постоянно находился при нас русский переводчик, который распоряжался стрельцами для наших услуг и рассылал их за покупками разных вещей, нужных нам…

19 августа назначен был прием послов у царя…

В этот день рано утром пришли пристава осведомиться, собираемся ли мы к выходу, и, увидавши, что мы были совершенно готовы, поспешно поскакали назад во дворец. Вскоре за тем были приведены нам для поезда белые лошади. В 9 часов пристава пришли снова в своих обыкновенных платьях; новые же кафтаны и высокие шапки, взятые ими из великокняжеской кладовой, несли за ними их слуги. Пристава переоделись в эти платья в передней комнате у послов и таким образом тут же, при нас, нарядились как нельзя лучше. После того мы сели на лошадей, в плащах, без шпаг (при шпаге никто не смеет являться к царю), и поехали во дворец в стройном порядке…

От самого посольского помещения до дворца на протяжении восьмой части мили расставлены были по обеим сторонам дороги тесными рядами стрельцы, между которыми мы должны были ехать. За ними все улицы, дома и крыши усеяны были множеством народа, собравшегося поглазеть на наш поезд. На дороге несколько раз гонцы из дворца скакали к нам навстречу во всю лошадиную прыть и, как при въезде в Москву, отдавали приказы, чтобы мы то скорее, то медленнее ехали, то совсем на время приостанавливались, — это для того, чтобы его царское величество мог сесть на престол в приемном покое не прежде и не позже того, как прибудут послы.

На главной дворцовой площади мы сошли с лошадей, и все наши построились в известном порядке… К приемной нас повели с левой стороны, через крытый ход со сводами, где мы прошли мимо весьма красивой церкви. Этим ходом мимо церкви провели нас потому, что мы христиане; турок же, татар и персов водят другим ходом.

Перед приемной мы должны были пройти через одну палату со сводами, в которой кругом сидели и стояли старые почтенные мужи с длинными седыми бородами, в парчовых одеждах и высоких собольих шапках. То были гости его царского величества, то есть важнейшие купцы; одежды же на них взяты были из царских кладовых, из которых они выдаются только при подобных торжественных случаях и потом снова отбираются.

Когда послы были у дверей упомянутой передней палаты, из приемной вышли от его царского величества два боярина в парчовых одеждах, вышитых жемчугом. Они встретили послов и сказали:

— Его царское величество соблаговоляет господам послам явиться к нему.

Подарки, которые послы приносили царю от своего государя, были оставлены в передней палате. Они состояли из дорогих вещей, между которыми были боевые часы с подвижными фигурами, изображающими историю блудного сына, большое зеркало в рамке из черного дерева, украшенной литыми из серебра листьями и фигурами, хрустальная кружка, обделанная золотом и яхонтами, и многие другие».

«Только что мы, — продолжает Олеарий, — вступили в приемный покой, главный переводчик царский выступил вперед, пожелал государю счастья и долголетней жизни и возвестил о прибытии голштинских послов.

Приемная была четырехугольная комната со сводами, на полу и по стенам обитая прекрасными коврами; потолок ее украшен был золотом и разными изображениями из Священной истории, писанными различными красками. Царский престол стоял в глубине, у стены, против входа, на возвышении из трех ступеней от полу; вокруг него по углам стояли четыре серебряных столба, на которых находились серебряные орлы с распростертыми крыльями; от этих орлов шла крыша, опиравшаяся на те же столбы и увенчанная башенкой, также с орлом наверху; по четырем углам крыши были также серебряные башенки с орлами.

На престоле, в одежде, унизанной разными драгоценными камнями и крупным жемчугом, сидел царь. Корона его усеяна была крупными брильянтами, так же как и золотой скипетр, который, вероятно по его тяжести, царь держал то в правой, то в левой руке. По обеим сторонам престола стояли четыре молодых рослых князя, по двое с каждой стороны, в белых камчатных одеждах, в высоких рысьих шапках и в белых сапогах. На груди у них крестообразно висели золотые цепи, и каждый из них вооружен был серебряным бердышом; держали они бердыши на плечах, как бы готовясь нанести удар. Вдоль стен кругом сидели важнейшие бояре, князья и государственные чины, более 50 человек, все — в богатейших одеждах, в высоких шапках из черной лисицы. В нескольких шагах от престола с правой стороны стоял государственный канцлер (начальник иноземного приказа). Подле самого престола справа стояла золотая держава, величиной с ядро (48-фунтового веса), на резной серебряной пирамиде. Далее стояли золотая лохань и рукомойник с полотенцем для омовения руки его царского величества после допущения к ней послов и сопровождающих их. К царской руке допускаются только христианские послы.

Когда послы, вошедши в приемную, почтительно поклонились, их немедленно подвели к царю и поставили пред ним в 10 шагах; за послами стали сопровождавшие их, а с правой стороны — наши два дворянина с грамотами. Переводчик стал подле послов с левой стороны.

Затем его царское величество дал знак государственному канцлеру и велел сказать послам, что он допускает их к своей руке, и те начали подходить поодиночке, друг за другом. Царь взял скипетр в левую руку, правую же подавал послам с благосклонным движением каждому, но при этом во время целования царской руки не дозволялось ее касаться руками. По окончании этого обряда канцлер сказал послам, чтобы они исполнили то, за чем были присланы. Тогда главный посол начал говорить, что он привез поклон его царскому величеству от его светлости своего милостивого князя и государя вместе с изъявлением глубокого сочувствия в скорби по причине смерти патриарха; что его светлость государь голштинский полагал, что Бог продлит жизнь патриарха до настоящего времени, и потому послал было к нему грамоту, которую они вместе с грамотой к его царскому величеству имеют честь вручить ему, государю московскому. После того послы поднесли грамоты царю, а он дал знак канцлеру взять их.

Канцлер по приказу государя от его имени отвечал послам, что грамоты будут переведены на русский язык и решение царя по ним будет объявлено через бояр. Канцлер, произнося титулы своего государя, а также и великого князя голштинского, снимал шапку и потом снова надевал ее. Позади послов в это время была поставлена лавка, покрытая ковром, на которую они и сели по приглашению царя.

Затем канцлер объявил, что царское величество допускает к своей руке важнейших слуг посольства.

По окончании этого обряда царь, приподнявшись несколько с престола, спросил у послов о здоровье их князя. Вслед за тем прочтена была роспись княжеским подаркам; они были внесены в приемную и немного спустя вынесены обратно. Затем предоставлено было послам высказаться о цели, с какой они посланы, и те просили, чтобы в силу договора, заключенного шведским королем и князем голштинским по персидскому делу, дозволено было бы их выслушать тайно вместе со шведскими послами.

Затем царь велел спросить послов, здоровы ли они и не имеют ли в чем недостатка, и сказать им, что он соблаговоляет, чтобы они в тот день кушали от его стола. После этого два боярина, которые ввели послов в приемную комнату, вывели их из нее, и они поехали с приставами и стрельцами домой в прежнем порядке».

Голштинское посольство, о приеме которого рассказано Олеарием, приезжало в Москву, чтобы уладить дело насчет торговли с Персией. Царь дозволил голштинским купцам на десять лет свободный проезд по русским владениям в Персию, за что они и должны были платить в казну 600 тысяч ефимков серебра (считая их 14 в фунте).