Мастер - Дмитрий Шидловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подставь левую… Уйди под атакующую руку и снизу ударь со всей силы в челюсть, — хмыкнул Басов и в упор посмотрел на ученика. — Думаю, эта фраза просто цитируется не полностью.
Федор запнулся. Немного помолчал, но потом заговорил снова:
— И зачем же мы приехали сюда?
— А ты обратил внимание, как отреагировал на мою непочтительную фразу в отношении того, что написано в Библии? — вопросом на вопрос ответил Басов. — Ведь еще два года назад ты сразу обвинил бы меня в богохульстве и сбежал бы. Просто потому, что с детства тебе твердили: религию надо понимать именно так, как трактует ее твой приходской священник, которому догмы диктует архиепископ, который подчиняется патриарху, который действует из своих корыстных интересов или каких-то мессианских измышлений. Ты не принял моей фразы на веру, но и не отверг с порога. Ты будешь обдумывать ее самостоятельно, пока не придешь к собственному выводу. Может, он и не совпадет с моим, но будет по-настоящему твоим, вот что ценно. А знаешь, почему так произошло?
Федор растерянно пожал плечами.
— Мы с тобой объехали всю Европу и видели разных людей, исповедующих разные направления христианства. Потом, в Индии, ты видел храмы и людей, исповедующих совсем другую религию. Вспомни, как потрясли тебя храмовые танцовщицы: ты ведь и мысли не допускал, что религия может относиться к отношениям мужчины и женщины, вообще к жизни человеческой как-либо иначе, чем христианство.
При воспоминании о танцовщицах из индийского храма, в объятиях которых они провели три ночи, на лице Федора появилась блаженная улыбка, не укрывшаяся от Басова. Тот улыбнулся и потрепал юношу по загривку.
— Так вот, — произнес фехтовальщик, — пока ты жил в одном маленьком мирке, ты всегда опирался на ту систему отсчета, которую предлагали окружающие. Потом тебе повезло. Ты жил сразу в двух мирах: боевого искусства, который открыл тебе я, и повседневных забот, как большинство людей. Сейчас, когда тебя понесло по землям и странам, ты видишь все их многообразие и сложность, ты научился думать самостоятельно. Теперь ты сам учишься жить, а я лишь помогаю тебе увидеть собственные слабые места. Мир для тебя сейчас распался на множество частей, которые ты не можешь увязать между собой. Но со временем тебе это удастся, и тогда ты увидишь уже подлинную, реальную картину мира — такого, какой он есть.
— Так это все ради меня? — юноша показал на надвигающийся берег.
— Не обольщайся. Во-первых, ученик нужен учителю не меньше, чем учитель ученику… На определенном этапе. Во-вторых, я ведь тоже учусь жить, и мне нужно было приехать сюда не меньше, чем тебе.
— А когда вы научитесь жить, — произнес Федор, — что будете делать?
— Не знаю, — пожал плечами Басов. — Наверное, жить. Хотя, подозреваю, на этой земле делать мне будет уже нечего.
Якорь с грохотом обрушился в воду. Люди в лодках, подплывших к кораблю, в странных одеждах и со странными прическами, что-то кричали прибывшим.
Глава 55
НАСЛЕДНИК
Утренний ветерок наполнял паруса корабля, вошедшего в дельту Невы из Финского залива. Флагман «Апостол Андрей», покрывший себя славой в сражении со шведским флотом, отремонтированный после этого в Копенгагене, выполнял теперь важную политическую миссию. На его борту прибывал в свои владения наследник североросского престола, будущий король Карл I. Сама история взирала на них с сумрачных невских берегов!
Наследник, десятилетний мальчишка, под присмотром гувернера упоенно играл с одним из матросов в ножички. Сейчас это интересовало его более всего. Утомленный долгим морским путешествием, он вначале заинтересовался надвигающимся берегом, но не выдержал долгого созерцания унылого северного пейзажа и принялся, как всегда, баловаться. Чтобы успокоить, пришлось разрешить ему заняться любимой игрой.
За забавами наследника снисходительно наблюдал отец, Генрих Стюарт, один из членов регентского совета, а также другой член регентского совета, поднявшийся на борт в Кронштадте — канцлер Северороссии барон Оладьин. Рядом с ними, облокотясь на перила мостика, стоял посол при дворе ее величества королевы английской Петр Назаров. Лицо последнего было обезображено глубоким шрамом, идущим от левого виска через щеку. Впрочем, как известно, боевые раны украшают мужчину, и вся троица выглядела чрезвычайно торжественно, вполне осознавая важность момента.
— Что это за остров? — произнес Генрих Стюарт, указывая на проплывающий мимо них клочок земли.
— Заячий, ваше высочество, — отозвался Петр.
— Как далеко отсюда Петербург?
— За тем поворотом.
— А почему было не построить город при впадении реки в залив? Мне кажется, со стратегической точки зрения это было бы правильнее.
— Возможно, — вступил в разговор Оладьин. — Но осенью эта часть земли почти всегда подвергается наводнениям. Кроме того, место здесь очень болотистое. Много проще было построить город именно там.
— Понятно, — кивнул герцог. — Здесь еще много того, что мне стоит изучить и понять.
— Совершенно верно, ваше высочество, — произнес барон, — но самое важное сейчас — это военное положение страны.
— Да, я осведомлен, — кивнул Стюарт. — Насколько я понимаю, возможность быстрой победы над нашими врагами исключена. Против нас действует союз царя Василия, московского царя Ивана и Швеции. Англия и Дания гарантируют нам поддержку на море. Однако для операций на суше они нам войск не дадут. Таким образом, мы можем опираться только на союз с Литвой и Польшей, а этого мало, чтобы одержать скорую победу.
— Совершенно верно, ваше высочество, — произнес Оладьин. — Но есть еще много нерешенных вопросов. В своем стремлении удержаться у власти царь Василий объявил о возвращении новгородским и псковским землям всех вольностей. Амбиции местных бояр и мечта о независимости привлекли на его сторону значительную часть населения этих земель. Силы их, брошенные на Петербург, не столь велики — даже при поддержке московского царя. Ведь Ивана не меньше беспокоят литовцы и поляки, и существенного подкрепления Василию он выслать не может. Сейчас небольшие стычки проходят в районе Луги и по реке Тосно. Новгородцы и псковичи не очень интересуются намерениями Василия идти на Петербург и не дают ему много солдат. Но едва мы пойдем на земли Новгорода и Пскова, нам придется встретить серьезное сопротивление тамошних жителей. Чтобы избежать затяжной междоусобной войны, которой не преминут воспользоваться наши враги и… возможно, нынешние союзники…
— Чего вы опасаетесь?
— Если мы позволим себе затяжную междоусобную войну, — спокойно произнес барон, — Дания может захватить Эстонию, а Литва и Польша — занять псковские и новгородские земли, которые будет трудно вернуть даже после победы.
— Где же выход? — нахмурился Стюарт.
— Это мы и намерены обсудить на регентском совете уже завтра, — произнес барон. — Ясно, что на старые условия североросского союза новгородцы со псковичами уже не пойдут. Мы должны предложить им вариант содружества, который устроит всех и лишит Василия поддержки.
— Ни в коем случае! — вмешался Петр.
— Что? — Оладьин с удивлением уставился на него. — У вас есть другие предложения?
— Торг ни к чему не приведет, Если уж псковичи и новгородцы почуяли запах вольностей, они не отступят. Они просто будут вытягивать из нас все большие уступки, играть на наших противоречиях с Василием, Москвой и Стокгольмом и в конце концов обретут-таки независимость. А Ингрия, как известно, без плодородных псковских и новгородских земель, без пушных и рыбных богатств новгородского Беломорья оскудеет и станет легкой добычей — Стокгольма ли, Польши ли, Ивана ли — неважно.
— И что вы предлагаете? — тихим голосом спросил Оладьин. — Надеюсь, вы понимаете, что большой карательный поход ничего не даст? Эти земли начнут сражаться против нас еще яростнее и окончательно перейдут на сторону Василия.
— Ивана, Василий сейчас — лишь пешка в его руках и будет жить ровно столько, сколько захочет московский царь. В войсках лишь немногие преданы лично Василию — остальные сражаются за новгородские и псковские вольности. Да и без московских войск им бы нас не сдержать. Так?
— Положим. Что с того?
— Очень просто: разделяй и властвуй. Весь мир напуган злодеяниями, которые творит Иван. Однако Новгород их не слишком опасается, рассчитывая на покровительство Василия. Тот, разумеется, защитить их не может. Но Иван, чтобы не пугать пока нужных союзников, действует с ними лаской, а не таской. Если мы через своих шпионов сообщим в Москву, будто Василий с новгородскими боярами замыслил измену, — скажем, решили они переметнуться к Литве — Иван обязательно покажет зубы. Он настолько подозрителен, что верит любому известию о заговоре против себя. Что тогда он предпримет? Только одно — карательный поход. Обезглавит Василия и новгородскую старшину. Зальет кровью юг Северороссии. Тогда все ее население в ужасе отвернется от него, а мы придем, как спасители и освободители от страшного тирана. Не так ли?