Фарисей - Аглаида Владимировна Лой

Гриша в два счета одолел свою порцию, утер рукой рот и сходил за добавкой. С аппетитом принялся за вторую порцию пюре, хрумкая малосольным огурчиком. Провозившая мимо их столика свою двухэтажную тележку с ужином для лежачих, сестра с улыбкой посмотрела на мрачную физиономию Станислава Сергеича и спросила: «Хотите добавки?» Он улыбнулся в ответ и отрицательно качнул головой.

– А мне, Ниночка? – тут же встрянул Гриша и лихо под-маргнул черноволосой шустрой сестричке.

– А лопнешь! – весело воскликнула она, ловко маневрируя тележкой между столиками.

– Ну девка, ни в грош ни ставит! – Беззлобно проворчал тот и с легкой завистью добавил: – В вас-то они сразу начальство признали.

Посмотрев несколько минут информационную программу «Время» Тропотун покинул фойе и устремился к дальнему автомату.

– Алло… – Верин голос был напряженным и холодным.

– Добрый вечер! – как можно непринужденнее произнес Станислав Сергеич.

– Добрый?! – переспросила она со злой иронией. – Ты уверен?..

– Хотелось бы так думать… – после виноватой паузы сказал он и прибавил осторожно, – когда ты ушла, я почувствовал такую пустоту…

Как известно, женщины – жалостливые создания, поэтому Тропотун бил на жалость.

На том конце провода молчали.

– Чем занимаешься? – спросил он убитым голосом.

– Смотрю познавательный фильм «Семья волков».

– Название какое-то…

– А у меня слабость к этологии!

Станислав Сергеич решил, что Вера издевается над ним, однако главным сейчас было то, что она не бросает трубку, поэтому он продолжал:

– Расскажи…

Раздался недобрый смешок и возникла пауза – похоже размышляет, стоит ли вообще говорить. Все-таки нехотя, через силу, стала рассказывать.

– Чтобы смоделировать образование волчьей стаи, в лесу огородили большой вольер. Сначала привезли Дон Жуана, молодого самца, и к нему подпустили подругу матерого самца Серого. Продолжать?

– Конечно, я слушаю!

– Как ни странно, Дина и Дон Жуан пару не образовали. Тогда запустили в вольер двух молодых волков-братьев и Серого. И началось выяснение иерархических отношений!.. – голос Веры несколько оттаял – она явно увлеклась пересказом фильма. – Серый стал преследовать братьев и так покусал их, что пришлось их убрать из вольера, для восстановления равновесия завезли молодую волчицу Балерину, чтобы составилась пара Балерина-Дон Жуан. Но молоденькая Балерина отбила Серого у Дины!

– Хмм…

– Балерина и Серый вырыли логово, и у них появились щенки. Дина не выдержала такого коварства и, в отсутствие Балерины, передушила всех щенков и закопала их. Прибежавшую Балерину она сильно искусала. Ну а потом щенки появились у Дины и Серого…

– Такие сложности у наших братьев меньших? – вполне искренне удивился Станислав Сергеич.

– Представь!.. А что, что-нибудь напомнило? – совершенно невинно поинтересовалась Вера.

Мгновенно смекнувший, что к чему Тропотун ловко уклонился от прямого ответа.

– У тебя умная жена, – после паузы сказала Вера. – Не закатила истерику, не стала царапать мне физиономию…

– Верочка, ну ладно…

– У тебя умная жена, Станислав! Она не устроила тебе скандал, потому что предоставила это сделать мне. О! Она сразу поняла, насколько я взбешена.

– Ну, Вера… Ты ее не понимаешь…

– Весьма вероятно. Но в таком дурацком положении я оказалась впервые. Благодаря тебе, мой друг!

– Вера… – голос его дрогнул. – Виноват. Ну прости подлеца!.. На коленях возле автомата стою…

Она усмехнулась – и Станислав Сергеич ощутил, что с его плеч упала порядочная ноша.

– Со стороны наше трио смотрелось, наверное, забавно… – произнесла она наконец.

Тягостное утро

Станислав Сергеич пробудился в момент, когда сестра ловко засунула термометр ему под мышку. Термометр был ледяной, и это заставило его открыть глаза и беззвучно ругнуться. В перспективе просматривался длинный и бессмысленный день, который как-то надо прожить. Он снова закрыл глаза и с отвращением подумал, что вставать все же придется. Дежурная сестра профессиональным неуловимым движением выхватила нагретый градусник, что-то отметила в температурном листке, прикрепленном к спинке кровати, и быстро покинула палату, никак не отреагировав на Гришине зубоскальство насчет ее пышных форм (была она высокой, худой, плоскогрудой и походила на на мосластую гончую).

– Что-то наша Валечка не в настроении… – задумчиво прокомментировал Гриша, садясь на кровати, и сладко поскреб волосатую грудь. По-солдатски скоро натянув пижаму, он куда-то пропал.

Завтракали манной кашей. Станислав Сергеич равнодушно действовал ложкой, отправляя в рот все новые порции безрадостной больничной каши, как вдруг его поразило гнетущее молчание, которое царило в столовой. Он пошарил глазами по лицам больных: хмурые, подавленные, глаза в тарелку… Это что же – в честь понедельника? С беспокойством подумал Тропотун и вспомнил, что сегодня его разбудила сестра, а не доносившиеся из коридора голоса, как это было в предыдущие дни. Конечно завтра вторник – операционный день. Но чтобы все разом скисли из-за плановых операций!.. И Гриша как назло исчез…

Григорий появился тогда, когда соседние столики практически опустели. Приземлившись, он стал молча есть, не глядя на Станислава Сергеича. Да что же это такое?.. Вконец разволновался Тропотун, словно чудо наблюдая бессловестного Гришу, и похолодел от посетившей его догадки. Прислушался – в палате интенсивной терапии стояла жуткая тишина.

– Стонов почему-то не слышно… – робко произнес Тропотун, и слова его прозвучавшие глухо и неестественно, словно упали в бездонный колодец.

– Отмаялся. – Сурово сказал Григорий.

В палате интенсивной терапии тем временем произошло какое-то движение, а затем оттуда вывезли белую каталку, на которой покоилось нечто неподвижное, укрытое простыней, – два молодца-санитара повезли на вскрытие тело; они переговаривались и даже пересмеивались, то ли вследствие нервного напряжения, то ли отупев от неоднократного повторения этого действия и не видя в нем ровным счетом ничего святого. Находившиеся в фойе люди провожали каталку пристальными долгими взглядами – распростертое на ней плоское тело еще пару часов назад было живым человеком, было одним из них.

Не в силах отвести глаз от поскрипывающей каталки, Станислав Сергеич думал – вот, значит, как это происходит… Чувство, какое он при этом испытывал, не было любопытством, хотя доля любопытства в нем несомненно присутствовала; это чувство будоражило ему кровь, заставляло убыстренно биться его сердце, однако точного названия для того, что он теперь ощущал, Тропотун подобрать не мог. На кладбище, среди крестов, могил, мраморных плит, смерть является человеку в ореоле вечности и тайны – в стандартном коридоре типового больничного здания она появилась запросто, по-свойски, как незваная, но подспудно ожидаемая гостья.

В палате он нервно взбил подушку, хотел было лечь, но раздумал и уселся на кровати. Гриша тоже молча сидел на своей кровати, сложив на коленях руки, будто примерный первоклашка. Оба избегали встречаться глазами. Довольно скоро Тропотун поймал себя на том, что в отношении Гриши испытывает почти патологическую ненависть. Это удивило и одновременно расстроило