Колумб - Григорий Ревзин

В одном из своих приказов, опьяненный властью и успехом среди колонистов, Бобадилья объявил, что отправит адмирала на цепи в Испанию и что впредь ни сод сам и никто из его семьи не ступит ногою на Эспаньолу.

Когда слухи о действиях Бобадильи достигли Колумба, находившегося в форте Консепсьон, он решил, что все, происшедшее в Сан Доминго, — проделка какого-то развязного проходимца, забравшегося на остров. В последнее время, после того как Фонсека стал широко раздавать патенты на плавание, к Эспаньоле не раз подплывали люди, не внушавшие ни уважения, ни доверия. Вероятно, это один из них. Диего не смог справиться с наглецом только из-за своей мягкости.

Но скоро Колумбу пришлось убедиться, что человек, обещавший посадить его на цепь, был облечен неограниченным доверием королей. По острову разъезжали алкальды, оглашавшие повсюду полномочия Бобадильи.

В жестоком смятении адмирал обратился к королевскому ревизору с письмом. Он приветствовал своего гостя и просил его не принимать поспешных мер. Он сообщал Бобадилье, что собирается отправиться в ближайшее время в Испанию и охотно передаст ему управление островом на время своего отсутствия.

Растерявшийся Колумб искал какого-нибудь не очень унизительного для себя выхода.

Но напрасно ждал адмирал ответа на свое письмо — Бобадилья не удостоил его своим вниманием.

Через несколько дней к Колумбу прибыли из Сан Доминго чиновник и монах, предъявившие ему королевскую грамоту, которая повелевала адмиралу повиноваться во всем Бобадилье. Посланные передали Колумбу также приказ нового губернатора явиться немедленно к нему в Сан Доминго.

Один, без свиты, въехал вице-король в город. Встречавшиеся на пути колонисты отворачивались от него или осыпали его бранью. Колумб надеялся на личное свидание с Бобадильей, но тот не допустил его к себе. Он велел задержать адмирала и заковать его в цепи. Как рассказывал друг Колумба, историк Лас Касас, «его собственный повар, бесстыдный и подлый негодяй, заметив, что никто не решается принять на себя исполнение этой отвратительной обязанности, взял кандалы и набил их своему господину так проворно и с таким довольным видом, как будто бы он стряпал для него какое-нибудь любимое блюдо».

В Сандомингской крепости, в грязной и темной башне, томились три закованных в цепи узника — Колумб и его братья. Днем они задыхались от нестерпимой духоты, а когда наступали часы вечерней прохлады и измученные заключенные готовы были забыться в тяжелом сне, их слух начинали терзать доносившиеся извне, сквозь узкие щели тюремной башни, звуки труб и крики толпы. Каждый вечер у стен крепости собирались враги поверженного адмирала, чтобы напомнить ему о своем торжестве и радости.

Бобадилья готовил корабли для отсылки Колумба и его братьев в Испанию и назначил для сопровождения арестованных и сдачи их епископу Фонсеке одного из офицеров своей свиты — Вильехо.

Пришло время отплытия. Когда Вильехо с конвоем вошел в тюремную башню. Колумб решил, что пробил его смертный час, — в темницу явились убийцы, подосланные губернатором, чтобы прикончить его.

— Вильехо, куда вы хотите вести меня?

— На корабль, ваша светлость, мы едем в Испанию.

— Едем в Испанию? Правду ли вы мне говорите?

— Клянусь вам, ваша светлость, что это совершенная правда.

Искренний тон Вильехо и его явное сочувствие узнику несколько ободрили Колумба. Он долго расспрашивал офицера и в конце концов поверил тому, что его действительно собираются доставить в Испанию.

Колумб стал надеяться на будущее. Если он доберется до Испании, он сможет обратиться за помощью к своим старым покровителям, к королеве. Он будет взывать к чувству справедливости. Ведь не может быть, чтобы за величайшие услуги, оказанные им Кастилии, его вознаградили тюрьмой и цепями.

Вскоре арестантов перевели на каравеллы и тотчас же вышли в море. Вильехо оказался человеком добрым. В пути он склонил капитана каравеллы нарушить жестокие инструкции Бобадильи и облегчить участь узников. Их выводили наверх, хорошо кормили. Вальехо предлагал Колумбу снять с него цепи, но адмирал решительно отказывался. Теперь он упивался своими страданиями, его потрясала и экзальтировала безмерность учиненной над ним несправедливости. Он видел себя прибывшим в Испанию в образе многострадального Иова. Там он загремит своими оковами так, что звон их лишит покоя всех, кто позволил такое жестокое надругательство.

— Нет, — ответил он Вильехо, — их величества писали мне, чтобы я повиновался всему, что Бобадилья велит мне их именем. Их именем он наложил на меня цепи. Я буду их носить до тех пор, пока они сами не дадут повеления снять их с меня. Но и тогда я сохраню эти цепи как память о награде, полученной мною за все мои труды и услуги Кастильскому королевству.

В Кадиксе

В октябре 1500 года судно с Колумбом и его братьями прибыло в Кадикский порт. Весть о прибытии адмирала, закованного в цепи, разнеслась по Кадиксу, оттуда проникла в близлежащую Севилью и вскоре стала злобой дня всей Испании.

С непосредственностью, свойственной народной массе, всюду эту новость встречали возмущением и протестом. Как, человек, открывший для Испании кратчайший путь в Индию, давший кастильской короне огромные новые земли, сейчас, в благодарность за свои услуги, подвергается унижениям, с ним обращаются, как с последним колодником? Испанский народ не хотел знать причин, не ждал обвинительных материалов. Он чувствовал всю неприглядность действий своих правителей и шумно изъявлял свое негодование.

Капитан каравеллы, доставившей Колумба в Испанию, уступил просьбам своего арестанта и взялся передать его письмо придворной даме донье де ла Торре, бывшей кормилице принца Хуана. Это длинное письмо, написанное Колумбом в пути, — подлинный крик раненого сердца, — полно жалоб, мольбы и возмущения. Вот отдельные отрывки из него:

«… Я прибыл к Кастилию, чтобы преданно служить вашим королям, и услуги мои таковы, равных которым никогда не было. Семь лет я провел в трудах, достойных внимания, а между тем сегодня нет человека, достаточно подлого, кто бы не осмелился меня оскорблять. Испания, в которой всегда торжествовали благородные чувства, выказывает себя по отношению ко мне более враждебной, чем если бы я отдал Индии маврам.

…Клевета людей презренных причинила мне больше вреда, чем сколько доставили пользы все мои заслуги… Они до того чернили мое доброе имя, что, начни я строить госпитали и церкви, их назвали бы разбойничьими вертепами.

Подпись Колумба