Эрос - Хельмут Крауссер

Последующие дни похожи друг на друга. Ничего не происходит; Софи либо лежит в кровати, либо стоит у окна. Она чувствует себя в безопасности, но, как ни странно, никакого удовольствия от этого не испытывает, а почему – объяснить не может. Так написано в ее дневнике. Покидать квартиру Софи не решается и наклеивает изнутри на дверной глазок кружок из-под пивного стакана, чтобы снаружи никто не увидел свет в ее жилище. Радиоприемник очень старый и слабый, западные станции ловятся с огромным трудом, пополам с треском и свистом.

Через несколько дней наконец-то приезжает машина с мебелью – подержанной, разнокалиберной, гадких коричневых расцветок. Согласно экспедиционному листу поступила мебель из какой-то деревни недалеко от Ростока. Ничего подписывать Софи не нужно. Соседям по дому, похоже, нет никакого дела до того, что происходит в этой квартире, и вообще неясно, заметил ли хоть кто-нибудь появление нового жильца.

Однажды Софи навещает дама лет пятидесяти, полноватая и энергичная. Дверь квартиры она открывает своим ключом. На голове дама носит платок, а обута она в кожаные сапоги. По должности – офицер-инструктор, но также выполняет функции приветственного комитета.

– Главупркадробуч, – скороговоркой произносит женщина.

– Крамер, – растерянно отзывается Софи.

Розовощекая визитерша улыбается во весь рот:

– Главупркадробуч – это не фамилия, а главное управление по кадрам и обучению. Называйте меня пока просто госпожа майор.

Она старается говорить на общепринятом немецком, хотя то и дело сбивается на тюрингенский диалект.

– Мы разработали для вас новую биографию. Выучите ее назубок. Здесь, в этом городе, я единственная, кто посвящен в ваши дела. Так будет и в дальнейшем. Если у вас возникнут какие-нибудь проблемы или вопросы, я всегда к вашим услугам. Вот ваши новые документы, держите. Стопроцентно настоящие. И удостоверение о гражданстве. Поздравляю. А эти книги вам нужно основательно проработать. Ведь вы не были в Ростоке, верно? Придется побольше почитать о нем. Рекомендую вам первое время не выходить на улицу, но, если все же увидите соседей и начнутся расспросы, ничего не отвечайте: скажитесь больной и кашляйте посильнее.

У этой энергичной дамы, одной из немногих женщин-офицеров в Министерстве госбезопасности, прекрасно развито чувство локтя. Сама по себе гостья не вызывает у Софи отторжения: мягкие, округлые черты лица даже внушают симпатию, хотя это не мягкость в чистом виде, а всего лишь излишки подкожного жира. Но как бы там ни было, глуховатый голос дамы-майора звучит успокаивающе, а ее тон строг, но добродушен.

Софи изучает свое новое удостоверение личности.

– Инге Шульц? Такое теперь у меня имя?

В ее голосе звучит упрек, непонятный для майора. Что тут такого? Она сама носит фамилию Шультце – отличие всего в двух буквах.

– Ладно – фамилия, но зачем менять имя? – слегка капризничает Софи. – Почему нельзя было оставить мое собственное?

– Какая вам разница? Имена ничего не значат! Итак, запомните: раньше вы работали ювелиром в Ростоке, а теперь получили инвалидность по причине нервного заболевания с нарушением моторики движений. Усвоили?

– Ювелиром?…

– А чем вы недовольны? Ювелир – очень хорошая профессия. Обычно они сидят в своих комнатушках, согнувшись над работой, и носа никуда не высовывают.

– Но я не имею ни малейшего представления о ювелирном деле.

– Уф-ф, а кто же имеет, скажите на милость? И еще. Вот вам адрес одной клиники. Там прекрасные специалисты и оборудование, так что на следующей неделе обязательно наведайтесь туда, слышите?

– Зачем?

И тут майор госбезопасности Шультце испускает нервный стон. Так много лишних вопросов, это становится просто невыносимо!

– Для лечения от алкогольной зависимости. За государственный счет.

– Но ведь у меня уже все в порядке. Шнапс я уже не пью.

– Вот там и проверят, в порядке у вас все или нет. Два за пять – это, знаете ли, наводит на определенные мысли…

– Что-что?

– Два ящика пива за пять дней. В среднем по три литра в день. Вы считаете, это нормально?!

– А чем же еще мне было заняться в этой убогой конуре? – протестует Софи.

Дама-майор смеется неприятным смехом. Теперь она будет приходить сюда каждый день после обеда и давать своей новой подопечной двухчасовые уроки, рассказывая о повседневной жизни и быте социалистического государства. Все, что она будет рассказывать, необходимо учить наизусть и пересказывать по первому требованию.

Когда ты вступила в Союз свободной немецкой молодежи? Когда прошла гражданскую конфирмацию? Где получила образование? Какие имеешь награды за труд и когда они получены? Существует даже список кинофильмов ГДР, который обязательно нужно выучить, а обо всех остальных лучше забыть. Сколько стоит экзамен на водительские права? Почем в стране сливочное масло? Какие товары можно купить в свободной продаже, а какие – только в валютном магазине? И так далее.

Софи не хочет казаться неблагодарной и изо всех сил старается вжиться в новый образ. Вскоре ей устанавливают спецтелефон, но звонить по нему пока нельзя – это может вызвать много вопросов и недовольство со стороны соседей, дескать, слишком уж быстро в ее квартире появился телефон. Это совершенно особое средство связи: Софи-Инге может принимать по нему звонки, но набирать имеет право лишь отдельные цифры – от единицы до восьмерки. Разрешенных цифр достаточно, чтобы в экстренном случае дозвониться до майора Шультце либо, если ее вдруг не окажется на месте, до ее заместителя, чье имя знать вовсе не обязательно.

– Никаких контактов с родственниками и знакомыми. Вам нельзя общаться ни с кем, особенно с бывшими подельниками. Политическая активность строго запрещена. Об оружии речь вообще не идет. На ваш счет будет ежемесячно перечисляться по шестьсот марок, это досрочная пенсия. Квартплата составляет тридцать девять марок, так что на остаток можно прекрасно прожить. С настоящего момента вы живете по законам Германской Демократической Республики и подчиняетесь им беспрекословно. Поняли? О любом, даже самом незначительном контакте с кем бы то ни было вы обязаны докладывать мне.

– Но я хочу снова работать.

Фрау Шультце откидывается на спинку узкого дивана, смотрит на фройляйн Шульц безжалостно-изучающим взглядом и качает головой.

– А что вы, собственно, умеете делать? – спрашивает она, скривив уголок рта.

– Я была воспитательницей в садике.

– Выбросьте это из головы. Что еще?

– Но ведь вы все про меня знаете. Я преподавала в кружке марксизма-ленинизма.

Глаза майора Шультце наполняются приторным состраданием:

– Кого вы тут удивите своим марксизмом?!

Несколько дней спустя Инге Шульц послушно идет в больницу имени Святого Георгия. Там ее помещают в дефицитную одноместную палату и накачивают уколами. На вопрос, какие именно лекарства ей вводят, Инге не получает никакого ответа. Радушный, еще довольно молодой врач заверяет, что для нее делают все возможное и невозможное. Он говорит, что физически отучить организм от дурной привычки можно в два счета, всего лишь за несколько дней. Инге просит только об одном, чтобы ее ни в коем случае не привязывали к кровати.

– Конечно же, не будем. Даже не думайте об этом.

Несколько дней больная Шульц находится без сознания. Придя в себя, она страдает от страшных головных и желудочных болей. Некоторое время Инге остается под врачебным контролем, а потом, после недельного пребывания в стационаре, ее отпускают домой. Совету лечащего врача пить как можно больше жидкости она следует очень охотно. Сначала мучается страшной жаждой, но в конце концов чувствует себя все лучше и постепенно склоняется к мысли о том, что вместе с физическим излечением у нее наступила и психическая независимость от алкоголя.

Постепенно Инге разрешают выходить из квартиры. Сначала на один час в день, затем на два и даже на три часа. Если раньше за покупками ходила майор Шультце, то теперь Инге дозволено заботиться о себе самостоятельно. На банковский счет поступают первые шестьсот марок досрочной пенсии, и Инге Шульц может распоряжаться ими как хочет. Ей даже начинает нравиться новое существование, Инге кажется, что она участвует в интересной игре, будто в детстве. Чтобы занять свободное время, ей выписывают читательский билет в библиотеку. Также она может сходить в кино или на концерт, но с одним условием – возвращаться домой не позже половины одиннадцатого. Это напоминает персональный комендантский час, однако Инге Шульц не жалуется – что ей делать на улице после половины одиннадцатого вечера? Шататься по кабакам? При всем желании наведаться туда она чувствовала бы себя неуверенно. Ведь она не сумеет продержаться у барной стойки и четверти часа – ее моментально разоблачат как уроженку Запада. Сначала нужно изучить все тонкости социалистического образа жизни.