Империя: чем современный мир обязан Британии - Ниал Фергюсон

На закате викторианской эпохи британское владычество в Индии походило на один из дворцов, которыми так восхищался Керзон. Фасад блистал, но слуги топили печи драгоценным паркетом.

* * *

Тускнеют наши маяки,И гибнет флот, сжимавший мир…Дни нашей славы далеки,Как Ниневия или Тир.Бог Сил! Помилуй нас! — внемли,Дабы забыть мы не смогли![119]

“Отпустительная молитва” Киплинга (1897) вызвала мурашки у англичан, праздновавших бриллиантовый юбилей Виктории[120]. Можно уверенно сказать, что, подобно гордым твердыням Ниневии и Тира, труды Керзона обратились в прах. На посту вице-короля он стремился со всем своим самоуверенным рвением сделать британское управление Индией эффективнее. Керзон был уверен, что без Индии Великобритания из “крупнейшей державы мира” превратится в “третьеразрядную”. Однако он желал модернизировать британскую систему управления Индией, а не саму Индию. Восстанавливая древние памятники, он желал возложить их сохранение на индийских правителей, населить здания из реестра исторических памятников надежной аристократией “реестровых” людей. Это было невыполнимой задачей.

Керзон продолжил деятельность в качестве лорда-хранителя печати в 1915 году и министра иностранных дел в 1919 году. И все же он никогда не достиг того высокого поста, которого столь страстно желал. Керзон не сумел стать лидером тори (в конфиденциальном меморандуме его охарактеризовали как “представителя привилегированного консерватизма”, которому больше не было места “в демократическую эпоху”). Это можно счесть эпитафией “ториентализму”.

Однажды депутат парламента Артур Ли столкнулся с лордом Керзоном в музее мадам Тюссо. Тот “внимательно рассматривал, с некоторым разочарованием, собственное восковое изображение”. Сколько еще разочарований он бы испытал, если бы увидел статуи королевы-императрицы и губернаторов на заднем дворе зоопарка Лакнау, куда они были “сосланы” после обретения Индией независимости. Не много есть в мире столь же ярких символов быстротечности имперского могущества, как огромная мраморная Виктория, возвышающаяся в этом убогом месте. Одна лишь транспортировка такой глыбы обработанного камня из Лондона в Лакнау была подвигом, свершившимся только благодаря подъемным кранам, пароходам и поездам, — истинным приводам викторианской власти. Мысль о том, что эта старая леди некогда управляла Индией, кажется почти нелепой. Без своего постамента великая белая королева-императрица утратила значение тотема.[121]

* * *

К концу XIX века (при всем уважении к Керзону) Индия уже не была той же “жемчужиной в короне”, как в 60-е годы. Явилось новое поколение империалистов, считавших, что империи, желавшей уцелеть и приспособиться к вызовам нового столетия, придется расширяться. С их точки зрения, следовало оставить церемонии и вернуться к истокам: завоевывать рынки, основывать колонии и — в случае необходимости — драться.

Глава 5.

Сила “максима”

Есть две орифламмы… Какую из них нам следует водрузить на далеких островах: охваченную небесным огнем или тяжело повисшую, отягощенную земным золотом? Есть путь действительно благодетельной славы, открытый нам, но никогда прежде не являвшийся… никому из смертных. Теперь нашим девизом должно стать — и стало: “Царствуй или умри”… Этому призыву [Англия] должна следовать — или погибнуть: она должна основывать колонии так быстро, как только сможет, призвав своих самых энергичных и самых достойных мужей, и завладеть каждой пядью плодородной необитаемой земли, на которую она ступит.

Джон Рескин, инаугурационная лекция в качестве профессора кафедры Слейда (Оксфорд, 1870)

Возьмите устав Иезуитского ордена… и замените римско-католическую религию английской империей.

Сесил Родс в письме лорду Ротшильду о сути стипендии Родса (1888)

Не разбив яйца, не приготовишь яичницу. Невозможно устранить варварство, рабство, суеверия… не прибегая к использованию силы.

Джозеф Чемберлен

В течение всего нескольких первых лет XX века отношение британцев к своей империи перешло от высокомерия к беспокойству. Последние годы правления Виктории были временем гордыни, гибриса: казалось, нет преград ни для британского оружия, ни для британского капитала. Будучи всемирным полицейским и банкиром, Британская империя владела территорией, несопоставимой ни с одной империей прошлого. Даже ее успешные конкуренты, Франция и Россия, не могли состязаться с первой настоящей сверхдержавой. И все же еще до 1901 года, когда королева-императрица скончалась в своей спальне в Осборн-хаусе, пришла расплата. Африка, которая, казалось, по праву принадлежала британцам, нанесла империи неожиданный болезненный удар. Одни ответили на него дерзким джингоизмом, других охватили сомнения. Даже самые талантливые генералы и губернаторы выказывали упадок духа. И самый честолюбивый конкурент Британии не замедлил воспользоваться открывшимися возможностями.

От Кейптауна до Каира

В середине XIX века Африка (за исключением нескольких прибрежных аванпостов) была последним чистым листом в имперском атласе. К северу от мыса Доброй Надежды британские владения ограничивались Западной Африкой (Сьерра-Леоне, Гамбия, Золотой Берег[122] и Лагос — плоды борьбы сначала за рабовладение, а затем против него). Однако после 1880 года в течение всего двадцати лет десять тысяч африканских племенных образований были преобразованы всего в сорок государств, причем тридцать шесть из них находились под прямым европейским контролем. Никогда в истории человечества не было настолько радикального перекраивания карты континента. К 1914 году весь континент (за исключением Абиссинии и Либерии, этой квазиколонии США), находился под европейским владычеством. Примерно треть территории была британской. Произошедшее получило известность как “драка за Африку”.

Феноменальное расширение империи в конце викторианской эпохи было обусловлено комбинированным применением финансов и оружия. Вершин мастерства в этом деле достиг Сесил Джон Родс. В возрасте семнадцати лет Родс, сын священнослужителя из Бишоп-Стортфорда, эмигрировал в Южную Африку, поскольку “более не мог выносить холодную баранину”. Он был одновременно гениальным бизнесменом и имперским провидцем, “бароном-разбойником” и мистиком. В отличие от других “рандлордов”[123], не в последнюю очередь от своего партнера Барни Барнато, Родсу было мало сколотить состояние благодаря алмазным копям Кимберли. Он стремился к чему-то большему, чем деньги: Родс мечтал стать строителем империи.

Хотя Родс имел репутацию одинокого колосса, взнуздавшего Африку, он, возможно, не добился бы почти монопольного положения в южноафриканской алмазной промышленности без помощи своих друзей из Сити, в частности банка Ротшильда — средоточия финансового капитала. Когда Родс приехал на алмазные прииски Кимберли, там действовало более сотни небольших компаний, которые разрабатывали четыре главные трубки, наводнившие рынок алмазами и вытеснявшие друг друга из бизнеса. В 1882 году агент Ротшильда посетил Кимберли и рекомендовал провести слияние. Через четыре года компаний в Кимберли осталось всего три. Еще год спустя банк профинансировал слияние компании Родса “Де Бирс” с “Компани франсэ”, а после и с самой крупной компанией — Центральной. Теперь существовала только одна фирма — “Де Бирс”. Считается, что она находилась в собственности Родса, однако это не так. У лорда де Ротшильда[124] было больше акций: к 1899 году доля Ротшильда вдвое превышала долю Родса. В 1888 году Родс писал Ротшильду: “Я знаю, что, имея вас у себя за спиной, я могу сделать все, о чем говорил. Если, однако, вы думаете по-другому, я не смогу ничего сказать”. Итак, в октябре 1888 года, когда Родс нуждался в финансовой поддержке своих африканских планов, у него не было ни малейших колебаний о том, к кому обратиться за помощью.

Предложение, о котором упоминает Родс, заключалось в создании концессии. Он только что получил разрешение Лобенгулы, верховного вождя матабеле, на разработку “бескрайних” золотых копей, которые, как был уверен Родс, существуют за рекой Лимпопо. Письмо Родса Ротшильду показывает, что его намерения по отношению к Лобенгуле едва ли были дружелюбными. Правитель народа матабеле, писал Родс, оставался “единственным препятствием в Центральной Африке, и как только мы захватим его территорию, остальное не составит труда, поскольку остальное — просто система деревень со своими предводителями, независимыми друг от друга… Ключ к успеху — земля матабеле с ее золотом, сведения о котором основаны отнюдь не на слухах… Золотой прииск, который два года назад можно было купить приблизительно за сто пятьдесят тысяч, теперь продается более чем за десять миллионов фунтов”.