Сталин - Борис Вадимович Соколов

нерешительного, слабохарактерного и безвольного человека. Теперь в постановлении ЦК вождь согласился с актером. Черкасов не ожидал такого эффекта. Нависла реальная угроза, что съемки фильма прекратятся. Черкасов и Эйзенштейн оказались в одной лодке, которая вот-вот могла перевернуться. Режиссер и актер написали Сталину письмо с просьбой о встрече. И эта встреча состоялась в Кремле в ночь с 24 на 25 февраля 1947 года в присутствии сталинского заместителя в Совете Министров Молотова и главного идеолога Жданова.

В ходе беседы Иосиф Виссарионович упрекнул Эйзенштейна: «Царь у вас получился нерешительный, похожий на Гамлета. Все ему подсказывают, что надо делать, а не он сам принимает решения… Царь Иван был великий и мудрый правитель, и если его сравнить с Людовиком XI (который готовил абсолютизм для Людовика XIV?), то Иван Грозный по отношению к Людовику на десятом небе. Мудрость Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал…» Об иностранцах-опричниках вроде Штадена Сталин предпочел забыть.

Генсек продолжал поучать режиссера: «У вас неправильно показана опричнина. Опричнина – это королевское войско. В отличие от феодальной армии, которая могла в любой момент сворачивать свои знамена и уходить с войны, образовалась регулярная армия, прогрессивная армия. У вас опричники показаны, как ку-клукс-клан». Эйзенштейн возражал: «Они (куклуксклановцы) одеты в белые колпаки, а у нас – в черные». Но Молотов парировал: «Это принципиальной разницы не составляет».

Черкасов вспоминал, что Сталин осуждал Ивана Грозного только за недостаток решительности в искоренении «боярской крамолы»: «Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он недорезал пять крупных феодальных семейств. Если бы он эти пять боярских семей уничтожил, то вообще не было бы Смутного времени. А Иван Грозный кого-нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом деле мешал… Нужно было быть еще решительнее». И под занавес беседы Иосиф Виссарионович упрекнул в мягкотелости Петра Великого, с сожалением бросив: «Петруха недорубил!» У Сталина с Богом никаких проблем не было, и в казнях он превзошел и Ивана Грозного, и Петра.

Сталин объяснил, как надо делать третью серию и переделывать вторую: «Нужно правильно и сильно показывать исторические фигуры». Жданов прошелся по некоторым частностям. Ему не понравилось, что Эйзенштейн «увлекается тенями» и наделил Грозного слишком длинной бородой. Режиссер послушно пообещал бороду укоротить. Андрей Александрович похвалил актеров: «Очень хорош Старицкий (актер Кадочников). Он очень хорошо ловит мух. Тоже: будущий царь, а ловит мух! Такие детали нужно давать. Они вскрывают сущность человека». Жданов знал – вождю понравилось, что противник Грозного князь Владимир Старицкий изображен совершенным придурком, тогда как его исторический прототип был талантливым полководцем и человеком с симпатичной внешностью. Здесь Эйзенштейн следовал сталинской формулировке: «Режиссер может отступить от истории: неправильно, если он просто будет списывать детали из исторического материала… Режиссер может варьировать в пределах стиля исторической эпохи». Зато Иосифу Виссарионовичу активно не понравился Михаил Жаров в роли Малюты Скуратова – слишком уж смахивал на злодея, тогда как, по мнению Сталина, жаровский персонаж «был крупным военачальником и героически погиб в войну с Ливонией». В заключение Сталин дал согласие на продолжение работы над третьей серией «Ивана Грозного» и посоветовал не торопиться с ее завершением.

Вторую серию Сталин отправил на полку, где фильм пролежал 11 лет. На следующий день после встречи Николай Черкасов был удостоен звания Народного артиста СССР. Эйзенштейн же пробовал доснять третью серию, но не успел. Через год после памятной беседы, 11 февраля 1948 года, великий режиссер скончался от инфаркта. Третья серия так и не была завершена, а большая часть отснятого материала пропала.

В эйзенштейновском Иване Грозном Сталин увидел себя не только великим государственным деятелем, но и палачом, подсознательно испытывавшим муки совести, – отсюда и нерешительность Грозного, его гамлетизм. Неизвестно, приходили ли во сне к Сталину казненные им. Думаю, что нет. Но такой Грозный на экране ему не нужен был потому, что народ все равно увидел бы в царе генералиссимуса.

Хотя Сталин не выпустил вторую серию «Ивана Грозного» на экран, художественными открытиями Эйзенштейна он стал пользоваться в полной мере в своей политической практике.

16 октября 1952 года состоялось одно из последних выступлений Сталина – на Пленуме ЦК КПСС. Оно сохранилось в записи одного из его участников – секретаря Курского обкома Леонида Николаевича Ефремова. Сталин намекал на возможность новых масштабных чисток: «Говорят: для чего мы значительно расширили состав ЦК? Но разве не ясно, что в ЦК потребовалось влить новые силы? Мы, старики, все перемрем, но нужно подумать, кому, в чьи руки вручим эстафету нашего великого дела. Кто ее понесет вперед? Для этого нужны более молодые, преданные люди, политические деятели. А что значит вырастить политического, государственного деятеля? Для этого нужны большие усилия. Потребуется десять, нет, все пятнадцать лет, чтобы воспитать государственного деятеля. Но одного желания для этого мало. Воспитать идейно стойких государственных деятелей можно только на практических делах, на повседневной работе по осуществлению генеральной линии партии, по преодолению сопротивления всякого рода враждебных оппортунистических элементов, стремящихся затормозить и сорвать дело строительства социализма. И политическим деятелям ленинского опыта, воспитанным нашей партией, предстоит в борьбе сломить эти враждебные попытки и добиться полного успеха в осуществлении наших великих целей».

Здесь явно подразумевалось, что оппортунисты находятся в рядах партии и с ними предстоит беспощадная борьба в ближайшие 10–15 лет. Особенно неуютно чувствовали себя в этот момент представители «старой гвардии», пережившие Большой террор 1937–1938 годов. Они хорошо помнили, как тогда тем людям из высшего номенклатурного слоя, которых предстояло вывести в расход, срочно искали заместителей. Судя по речи, Сталин надеялся остаться у власти еще 10–15 лет и за это время расчистить почву для своего преемника, гарантировав его от возникновения любой оппозиции. Причем преемником необязательно должен был стать кто-то из нынешних ближайших соратников. За указанный срок Сталин мог рассчитывать воспитать совершенно нового преемника.

Но конкретно Иосиф Виссарионович обрушился лишь на двух представителей «старой гвардии» – Молотова и Микояна: «Нельзя не коснуться неправильного поведения некоторых видных политических деятелей, если мы говорим о единстве в наших делах. Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна.

Молотов – преданный нашему делу человек. Позови – и, не сомневаюсь, он, не колеблясь, отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков. Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь под «шартрезом» на дипломатическом приеме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты и журналы. Почему? На каком основании потребовалось