Запоздалые истины - Станислав Родионов

— Извинишься за обман. Как кофе?

Леденцов лишь кивнул, жмурясь от удовольствия.

— Лейтенант, а ведь ты очень хитрый парень, а?

— Докажите, товарищ капитан.

— За тобой охотится Сосик с напарником, поскольку ты про них что-то знаешь. Так поделился бы со мной.

— Сам не знаю, что про них знаю.

— В твоих случаях логика начинается со старого мола. Ты увидел избиение и стал свидетелем. Вот тебе и намекнули по голове, чтобы помалкивал.

— Тогда зачем же зазвали писулькой на этот мол?

— Да, тут многое не вяжется, — задумчиво согласился Петельников.

Леденцов вспомнил. Как там...

— «Хорошо вяжутся только носки да шапочки», товарищ капитан.

— Оттуда?

— Оттуда.

— Скоро напишешь?

— Последнюю главу сочиняю. Вы обещали подкинуть мыслей...

Петельников вскочил, словно давно ждал этих слов. Он принес блокнот, швырнул его Леденцову и велел:

— Пиши. Летучие мысли о детективе.

И заходил большими шагами по большой комнате, вдохновляясь на диктовку:

— Первое: детектив есть психологическая головоломка для людей, которые любят поломать голову. Второе: художественное произведение — это зеленое древо жизни, а детектив — это гладкий столб логики. Третье: в детективе должно быть лишь одно убийство, в крайнем случае два, а три убийства — это уже пошлость. Четвертое: детектив — литература будущего...

Леденцов писал исправно. Были у него и свои мысли о детективе, но чужие никогда не помешают.

Петельников вдруг умолк и остановился у него за спиной:

— Все вертится вокруг диско-бара. Если бы ты не зашел туда со студенткой, то ничего бы не было.

— Завтра идете на день рождения, товарищ капитан?

— Кстати, Муравщикова дважды видела Дарью с Сосиком.

Музыка смолкла, образовав непривычную пустоту. Петельников огляделся, словно искал ее по углам.

— Пить хочется. Леденцов, у меня есть электрический самовар, кусковой сахар и баранки. А?

17

Ничего не державшая рука Муравщиковой неестественно окостенела. Инспектор легонько пожал ее, успокаивая. Дарья Крикливец зыркнула темным взглядом и хотела что-то спросить, но Катя опередила — поцеловала и поздравила с днем рождения.

— А это мой друг! — резко представила она инспектора.

Хозяйка опять кольнула его сумрачным взглядом и глухо предложила:

— Снимайте обувь.

Они разулись. Дарья подвела их к двери в комнату и распахнула дверь...

Сперва Петельникову показалось, что в большой комнате темно и пусто. Но внизу, вспугнутый ветерком от двери, заметался трепетный свет — на полу по углам стояли крупные свечи. В их огне светло-зеленый необъятный ковер смотрелся только что отросшей травкой. На нем возлежало человек десять. А посреди, как выгоревшая плешина, темнели бутылки и бутерброды.

— Эй, богдыхане, принимайте свеженьких. Катя со своим другом...

Богдыхане потеснились. Инспектор лег меж Катей и тонкой девицей в сиреневых шароварах и в какой-то кисее, наброшенной на обнаженные плечи. Перед ним возник пузатенький сосуд вроде бы из необожженной глины, налитый коньяком.

— Вкусим за именинницу по единой, аще не претит, то и по другой, — предложил парень в шелковой рубахе, подпоясанной пеньковой веревкой.

Инспектор отхлебнул. Приложившись к сосуду, Катя шепнула, благо лежали они голова к голове:

— Я знаю только ее напарницу.

«Школьница» полулежала в углу почти одна, занавешенная свечным и табачным дымом. Она пила из громадного рога с серебряной цепочкой.

— Закусывайте, икра обветрится, — жеманно посоветовала соседка в кисее и, чтобы не обветрилась, взяла бутерброд и сама.

Петельников совету последовал — черная икра лежала на булке жирно и необветренно. Он начал жевать, всматриваясь и вслушиваясь...

В углу цыганскими песнями тихо страдал магнитофон. Сигаретный дым, перемешавшись с дерганым светом угловых свечей, казался грязноватым и удушливым. Гости переговаривались лениво, ели много икры и пили уже без тостов.

Дарья сидела по-турецки у двери в каком-то зеленом растрепанном одеянии, походившем на халатокомбинезон. Инспектор хотел видеть ее глаза, но тень надежно закрывала лицо хозяйки.

— Она не права, — сказала его кисейная соседка, кивнув на Дарью.

— То есть? — не понял Петельников.

— Одеваются в сиреневое или розовое.

— Почему?

— Диско-тона.

— И сапоги-дутики, а сбоку лейбла, — нашелся он.

— Ты сечешь. Выпьем тюк-в-тюк.

Они чокнулись глиняными чашками, как кирпичами столкнулись. Но тюк-в-тюк. Инспектор отпил коньяк и впервые усомнился в пользе своего возлежания на полу. Ничего он тут не услышит и не узнает. И его рука потянулась за очередным из бутербродов с красной рыбой, лежавших горой на расписных деревянных досках.

— А кем ты работаешь? — спросила кисейная соседка.

— Изобретателем.

— Впервые вижу живого изобретателя, — поперхнулась она смешком.

— Можешь меня потрогать, — разрешил инспектор.

— Я привыкла наоборот.

— Учтем на будущее.

— А что ты изобретаешь?

— Вот телевизор-бар изобрел. Спереди экран, а сзади бар с бутылками.

«Школьница» — ее звали Викой — заливала свой рог пепси-колой. Коньяка она не пила. И Петельников догадался, что́ ему нужно сделать, чтобы вечер окончательно не пропал. Он наметил пластунскую дорожку к этой Вике, которую нужно проползти в удобный момент.

— Дарья! — капризно крикнула розовенькая девица, похожая на крупного малыша. — Поставь рок «Иисус-суперхристос».

— Лучше, Дарьюшка, спой, — предложил парень в шелковой рубахе.

Все закричали и застонали, предвкушая. Кто-то уже тянул гитару. Произошло некоторое движение, во время которого гости прибегли к заметному наползанию на хозяйку. Инспектор этим воспользовался и, как бы случайно, добежал на четвереньках до «школьницы», опрокинув бутерброд с икрой красной на бутерброд с икрой черной.

— Давитесь безалкогольным напитком? — заговорил Петельников.

Она глянула голубыми, полупрозрачными глазами, за которыми, казалось, ничего не было, кроме свечного света.

— А вы давитесь коньяком?

— Я наслаждаюсь.

— Вы его хлебали, как рыбий жир.

— Предпочитаю водочку, — нашелся инспектор.

Если заметила «школьница», что он старается пить меньше, то могла заметить и хозяйка. Но Дарья уже положила тяжелую ладонь на струны и прокашлялась. Контральто, сперва забрезжившее, как зимнее утро, вдруг камертонно ударило по стеклу и глине. Ее голос заволок комнату — она пела о белых розах, любви и пуховой шали, на которую упали те белые розы и, в конечном счете, в которой запуталась та любовь.

— Ну как? — спросил Вику инспектор про пение.

— Такая чувствиночка, аж уши встают дыбом.

Гости захлопали, требуя еще романсов.

— Изобретатель, ты куда уполз? — крикнула лилово-кисейная.

— Подругу подкусываете? — спросил он у Вики, не отозвавшись на «изобретателя».

— Мы вместе работаем.

Это уточнение обнадежило инспектора — Вика подчеркнула, что ничего общего с Дарьей Крикливец не имеет. У инспектора было готово с десяток вопросов, выжимающих информацию незаметно и по капле...

Но лиловокисейная девица подползла-таки и жарко, обдавая его ухо паром, сообщила:

— У меня дома кашпо в макраме на бридах.

Инспектор хотел было попросить ее перевести слова на русский... Вика намеревалась пригубить свой рог... Дарья ущипнула струны, желая спеть... Гости допили сосуды, готовясь выпить под романс...

Но в комнате что-то произошло. Стало тихо — только лишь потрескивало да металось пламя свечей, словно в них падали бабочки. Петельников сел, вскинув голову.

За Дарьей, в дымных сумерках дверного проема стоял тяжелый человек в темных очках, в куртке из черной лайки и в черных брюках, заправленных в белые сапожки. Даже полутьма не скрывала крахмальной белизны его лица.

— Привет, козлы! — щедро улыбнулся Сосик.

18

Петельников велел — пока он гуляет на дне рождения — быстренько поговорить с двумя ребятами: с Юрой из технического училища и со спортсменом Мишей Ефременко. Теперь было о чем спрашивать.

Юру инспектор укараулил возле училища. Невысокий белобрысый паренек в форменной куртке и фуражке с готовностью набычился перед Леденцовым. Инспектор объяснил, кто он и от кого.

— У меня билет в кино.

— А я тебя провожу до кинотеатра.

Они пошли, косясь друг на друга.

— Деньги за колесо я хозяину отдал...

— Молодец, возместил причиненный ущерб.

— Так чего за мной ходите?

— Я хожу не за тобой, а иду вместе с тобой.

— А зачем?

— Вопросы есть...