Призраки Дарвина - Ариэль Дорфман

ашанти. Несчастные жители Андаманских островов из южной части Тихого океана. Негр-имбецил из Фута-Джаллона. Известны имена лишь некоторых из них. Саарти Баартман, готтентотская Венера, огромный зад которой приобрел куда большую известность, чем лицо, она выступала в кабаре и цирках, ее рекламировали в карикатурах, открытках и поминали в непристойных шутках, ее скелет сохранили после смерти, а саму ее воплотили в воске в лондонском Музее восковых фигур. Забальзамированная в Лондоне Хулия Пастрана, женщина из Синалоа, бородой которой восхищался сам Дарвин. Конголезцы Гемба, Китуква и Самбо, умершие во время Брюссельской международной выставки летом 1897 года и похороненные среди самоубийц и прелюбодеев — горожане Тервюрена забросали камнями похоронную процессию, что должна была опустить их в освященную землю. Мапхун, африканка с густой шевелюрой, сфотографированная в Манчестере в 1855 году, когда она кормила грудью ребенка с ангельской внешностью. Не сохранились имена данакилей, которых Карл Милано поймал в видоискатель своей камеры в Турине в 1884 году. Просто еще один из бесконечного списка фотографов. Жюль Гран, Жюльен Дамой, Жюльен Лесерф и бесчисленное множество других Жюлей и Жюльенов. А еще Фердинанд Деслайл, Мэтью Брэди, Николас Хеннеман, Карл Гюнтер, Чарльз Дадли Арнольд и Харлоу Хиггинботэм, и даже женщины, например Джесси Тарбокс Билс, а также сестры Герхард — официальные фотографы выставки в Сент-Луисе 1904 года.

Так много имен, так много страданий, они начали сказываться на Кэм, проникая в ее ночи и сны. Я был терпелив, надеясь, что это состояние скоро пройдет, как лихорадка. Но когда у нее закончились похитители и она начала добавлять ученых и пособников, посредников и священнослужителей — ты даже не представляешь, что миссионер Сэм Филипс Вернер сделал со своим конголезским пигмеем, — я решил дать ей опор.

Если Дауни не удалось найти таких, как его дочь, со всеми имеющимися в его распоряжении ресурсами, какие у нее шансы добиться иного результата?

— О, он наверняка их нашел, — процедила она. — Вот только не может обратиться к жертвам, как ты, ведь у него дочь покончила с собой, а он не защитил ее. Они отреагировали бы, как и мы, не пожелав иметь с ним ничего общего.

Она нещадно эксплуатировала факс, направляя агентам Барри Каннингема просьбы установить потенциальные генеалогические связи с рядом подозреваемых. В списке значился некий Р. А. Каннингем, который вывозил группы аборигенов из Австралии, чтобы продать их Барнуму и Бейли. «Ха! Может быть, наш детектив обнаружит, что он потомок парня, который несет ответственность за тех бедных людей, что окончили жизнь в нищете в „Дайм-музее Дрю“, вот будет умора!»

Всегда в поисках, моя Кэм, ничего не изменилось, если только забывать по утрам, что несколькими часами ранее я будил ее от урагана кошмаров.

— Итак, допустим, — не унимался я, — мы найдем потомка в шестом поколении, появившегося на свет в результате спаривания выдающегося похитителя и столь же выдающегося фотографа, что тогда? Эй, привет, я Кэм Фостер-Вуд. У моего мужа такой же синдром. Все началось после того, как он помастурбировал, так что мне интересно услышать, сэр или мисс, о вашем первом сексуальном опыте. Нет проблем с фотографиями? О, я ошиблась, пардон, что вторглась в вашу жизнь. Ну вот наткнешься ты на кого-то вроде меня, и что дальше? Не хотели бы вы объединить наши усилия? Присоединиться к вам, мэм, в чем именно? Я сомневаюсь, что ты даже начала придумывать правдоподобный ответ, верно?

Она, казалось, не услышала ни слова из того, что я сказал.

— Ох, Фиц, неужели ты не понимаешь, что они — ключ к тому, что вас связывает, к тому, как это произошло? Неужели ты не понимаешь? Если бы ты был один такой, это можно было бы считать простым стечением обстоятельств. Вас двое, ты и дочка Дауни, но это тоже пока случайность. А при большем количестве случаев можно установить закономерность, проверить причины и обнаружить сдерживающий фактор.

— Разве не ты говорила, что сдерживающий фактор — подобраться поближе к Генри, особенно в такой важный год, как тысяча девятьсот девяносто второй?

— Не сдавайся! Мы будем работать в двух параллельных направлениях, пока наши дорожки не сойдутся. Я в этом уверена. Вот, посмотри на фото.

И я посмотрел. А на меня посмотрели несколько чернокожих африканских женщин. В вывороченные губы были вставлены огромные пластины, больше, чем подносы для коктейлей, оскорбительно, шокирующе, насмешливо выступающие вперед. Белые женщины, туристки, позировали перед камерой, исследуя темные, инопланетные лица своими отполированными, ухоженными ногтями.

— Сколько созданий вроде этих выставляли на потеху публике, Фиц, попробуй догадаться. Двадцать пять тысяч, — ответила она на собственный вопрос. — И у каждого пленника вспышкой обожжена сетчатка, каждый ищет хозяина. Генри и Крао могут быть лишь верхушкой айсберга, разведчиками, которые изучают местность перед крупным вторжением. Я не могу позволить Дауни добраться до них раньше меня.

Я вздрогнул. Вместо женщины, с любовью говорившей о Генри и его тяжелом положении, она теперь скорее напоминала Дауни; Кэм как будто начала с ним состязаться в какой-то извращенной манере. Казалось, в Париже, когда он гнался за какой-то смутной идеей передачи визуальной памяти через поколения или через слюну, она не возражала, но как только детективы Каннингема раскрыли частную заинтересованность Дауни в этом расследовании, Кэм, похоже, восприняла это как оскорбление и вызов. Словно бы Дауни вторгся на территорию, которая в силу моего существования и наших отношений принадлежала ей и никому иному.

Это правда, что она хотела найти братьев и сестер, далеких и близких, бедуинов, индейцев дакота и карликов с Окинавы, которые сопровождали Генри из тьмы прошлого. Это правда, что она горевала об их вырванных с насиженных мест жизнях. И она действительно надеялась облегчить болезнь других юных жертв. Но ее самое глубокое и неистовое желание возникло из необходимости одержать победу над Дауни в его собственной игре.

Тот факт, что Дауни имел в своем распоряжении так много активов, корпоративных и государственных, казалось, подстегнул ее. Она считала это преимущество каким-то несправедливым, неспортивным, направленным против нее лично и была полна решимости даже при такой неравной игре обскакать его, проявив недюжинные таланты, подкрепленные уверенностью, что воображение одного человека может превзойти целую армию противников.

Но, наблюдая, как она скармливает факсу страницу за страницей вопросы, фотографии и биографические сведения, я говорил себе, что это не объяснить одной только беспощадной конкуренцией. Может, с ней что-то не так на более глубинном уровне, может, все это время она была такой же ущербной, как и я, только без посетителя, который выявил бы это состояние. Или же удар обломка Берлинской