Минометчики - Алексей Дягилев

гранат прихватили. Мамлей проводил нас до лыжбата, он же и насчёт инвентаря договорился, в результате получили не только лыжи, но и подкрепление — отделение автоматчиков, все в маскхалатах и с лыжами. Ротному сильно не понравилось, что у него в тылу бродят какие-то недобитки, вот он и подстраховался. Выдвигаемся в следующем порядке, Макар-следопыт вместе с внештатным снайпером Федотовым впереди, следом мы с Кешкой, замыкают Телепузики с дядей Фёдором, автоматчики в боковом дозоре справа и слева. У Иннокентия трофейный эмпэ, у остальных карабины. Пошли не по следам, а сразу в сторону болота, где у нас находился стык полков, примерно на северо-запад. Лыжный батальон, который прибыл к вечеру, занял оборону на правом фланге полка, поэтому плотность войск на переднем крае теперь стала нормальной, и единственное место, где можно было проскочить на другой берег реки, это болото. Но тут была засада, болото не замёрзло. Нет, по краям где мелко, там грязь и вода застыла, да и снегом всё замело, а вот на глубине можно было искупаться. Не знал я и что творится с обороной соседей, нет, выстрелы из трёхлинеек и трёхэтажные выражения на русском я слышал, а вот сколько там было тех выраженцев, мне не докладывали.

Макар торит тропу, мы за ним. Бежать не получается, всё-таки лес, но идём быстро. До болота мы дошли, и цепочку следов, уходящую вглубь, увидали. Вход есть, — а вот выход? Выход может быть там же, где и вход. Особенно если лёд недостаточно прочный. Так что растягиваемся цепью вдоль восточного края болота и залегаем. Позиции занимаем в десяти метрах друг от друга и ждём. Наша бригада в центре, автолыжники на флангах. Ночь, звёзды, луна, да ещё фрицы неподалёку с иллюминацией балуются. Ждать пришлось недолго, неясные тени показались метрах в ста. Подходят ближе, и удаётся их рассмотреть. Человек десять, причём в нашей форме. Трое тащат самодельные носилки, но как-то странно, один впереди, двое сзади, — вроде должно быть наоборот, или несут вперёд ногами? Непонятненько. Хотя если впереди батыр, и зовут его Махмуд, то всё встаёт на свои места. В пятидесяти метрах от берега группа останавливается, носилки опускают на лёд. А один из неизвестных начинает лупить Рафика по голове, ругаясь при этом по-немецки. Тот даже не пытается защищаться, молча подставляясь под удары и, в конце концов, падает.

Цель давно уже на мушке, поэтому спускаю курок… С задержкой на полсекунды, раздаётся залп карабинов и автоматных очередей. Когда передёргиваю затвор, целей уже не наблюдаю. По крайней мере, стоящих. По лежачим стрелять не решаюсь, может этому «сукину сыну» повезло, и он остался жив. Как говорил товарищ Рузвельт. «Это — сукин сын, но это наш сукин сын.» Вот и Махмуд наш…

— Рафик, ты живой там? — Кричу я, когда затихла стрельба.

— Вроде. — Раздаётся слабый голос из толпы трупов.

— Ползи сюда, маймул членоголовый.

— Погоди командира, я тут долги отдам. — Между тем, услышав стрельбу у себя на фланге, немцы справа от нас зашевелились, и начали чаще запускать ракеты в сторону болота, но пока не стреляли.

— Всё командира, можно за трофеем идти. — Через пять минут поднимается во весь рост Махмуд. Втроём с Кешкой и Макаром подходим на место ледового побоища. Да уж, маньяк, он и в Африке маньяк. У всех жмуров было перепилено горло, и только одному на носилках, штык был, гуманно воткнут в грудь. Причём Рафик проконтролировал все тушки, независимо от того, убит был зольдат или ранен.

— Плохой у немца кинжала, тупой совсем. Долго резать пришлось. — Сверкая одним глазом, говорит этот мясник. Да, досталось бедолаге, один глаз заплыл, губы разбиты, пустая голова в крови. Да и из одежды только ватник и галифе. Ноги обуты в портянки, рукавиц и шапки тоже нет.

— Ты это, товарищ Рафиков, оденься уже, простудишься. — Говорю я, потроша жмуров и доставая у них из карманов зольдбухи. Шинели и шапки советского образца, были надеты поверх немецких мундиров, так что все сомнения относительно принадлежности трупов, отпали.

С тушек забрали всю снарягу, вооружение, а также советскую форму. Только Махмуд с одного из гансов стягивал видимо свои ватные штаны, всю остальную «одёжу» он забрал с тела офицера, который лежал на носилках. Из нескольких шинелей делаем узлы, скидав туда, не разбирая всё, что добыли, высвистываю своих и отправляем всё на «большую» землю. По нескольку карабинов и пулемёт, несём, закинув на плечи. С переноской трофеев лыжбатовцы нам помогли, поэтому отойдя от «места преступления» подальше в лес, делим по-братски хабар и возвращаемся. Оружием мужики не заинтересовались, за исключением короткоствола, поэтому пару люгеров отдаём им, один оставляем себе. Также пополам делим и десяток ранцев.

— А нам за это ничего не будет? — Спрашивает командир отделения, просмотрев содержимое одного «рюкзака».

— За что?

— Мы вроде как мародёрством занимаемся.

— А вы не говорите никому, будут спрашивать, скажете, что случайно нашли, валялось в лесу. А вообще-то это трофеи.

— Тогда бы нам это, товарищ сержант, — замялся комод, но преодолев смущение, продолжил. — Котелков бы ещё трофейных и фляг. А то едим из одного на двоих.

— Ясно всё с вами. Давно воюете?

— Со вчерашнего дня. В том смысле, что первый бой у батальона вчера был.

— И откуда вы?

— Наше отделение в основном с Урала.

— Земляки значит. Ладно, поможем вашему горю. — Перетряхнув содержимое, отдаём мужикам всю найденную посуду и идём к своим.

— Товарищ старший лейтенант, — рапортует командир отделения автоматчиков. — Ваше приказание выполнено, враг уничтожен. Потерь нет.

— Молодцы! — отвечает ротный. — Сколько хоть набили?

— Девять солдат и один офицер.

— Не врёшь?

— Вот, возьмите, товарищ старший лейтенант. — Передаю я командиру лыжной роты половину зольтбухов.

— А это что? — спрашивает он.

— Документы уничтоженных солдат противника, для отчёта, о совместно проведённой операции.

— Силён ты брат в военной терминологии.

— Ну, так не первый год в кадрах, да и воюем с июля.

— А мне сказали, что дивизия ополченческая.

— Была когда-то, а сколько тех ополченцев после последних боёв осталось, можно только по пальцам пересчитать.

— Понятно всё. Ну, бывай сержант.

— И вам счастливо оставаться, товарищ старший лейтенант.

Вернув лыжи, выходим на дорогу и возвращаемся на батарею, нагруженные поклажей как лошади Пржевальского. Оружием мы затарились, а вот