Судьба вечности - Кей Си Кин

обязана отвечать, — добавляет он, когда я все еще смотрю на него, в моей голове роятся мысли, но я качаю головой.

— Нет, я могу ответить, и хочу, я просто пытаюсь подобрать правильные слова, — предлагаю я, и он кивает, поглаживая большим пальцем мою руку, пока я думаю. Он не торопит меня. Он дает мне еще больше времени, чтобы обдумать свои мысли, прежде чем я, наконец, прочищаю горло.

— Уши фейри уникальны, не только по сравнению с другими истоками, но и друг с другом. Они символизируют то, кто ты есть и откуда ты родом, и мне это нравится. Мне это очень нравится. Чтобы обнаружить оборотня, волка, вампира, мага или человека, нужно наблюдать за их манерами. С фейри все очевидно. Это видно всем. Мы носим их с гордостью. Когда я была маленькой, я помню, как спросила своего отца, почему у нас заостренные уши, и он ответил: «Фейри благословлены заостренными ушами, которые символизируют нашу любовь к магии и открывающиеся перед нами возможности. Но они также дают нам привилегию заметить кого-то из нашего вида в толпе и искать спасения».

— Это прекрасно, — говорит он, и я улыбаюсь, несмотря на печаль, вызывающую боль в моем сердце.

— Я помню, как проводила по ним пальцами каждый раз, когда нервничала. Это была первая боль, которую я почувствовала, когда у меня их отняли. Проведение рукой по шрамам определенно ощущается иначе, — объясняю я, делясь большей частью своей истории, чем когда-либо говорила вслух раньше. — Мой отец увидел, какой эффект это произвело на меня, и научил меня видеть положительное в шрамах, что теперь мои уши символизируют человека, выжившего, что они демонстрируют мою стойкость. Они олицетворяют боль, которую я испытала и выстояла, чтобы подняться над ней. Он подтвердил, что травма травмировала меня, никогда не умаляя этого факта, но он сделал все для того, чтобы я не позволила этому сломить меня, объясняя, что это сделало меня цельной в совершенно другом смысле, чем раньше.

— Черт возьми, Адди, — хрипит он, его водянистые глаза расширяются, когда он смотрит в мои. — Напомни мне похлопать этого человека по спине, когда я увижу его в следующий раз, — добавляет он с неуверенной улыбкой на губах, пытаясь поднять настроение, и это срабатывает. Я чувствую себя свободной, когда говорю об этом с кем-то, опускаю свои стены и позволяю кому-то увидеть мою уязвимость.

Возможно, Броуди был прав, когда все это время говорил о моих чувствах.

— Почему ты спрашиваешь? — Я поджимаю губы, пытаясь поймать его взгляд, пока мои слова повисают в воздухе.

— Если бы у тебя сейчас был выбор, ты бы показала миру, что ты фейри, или выжившая?

От его реплики у меня перехватывает дыхание, а глаза расширяются. Это еще один важный вопрос, на обдумывание которого у меня уходит целая минута, прежде чем я смогу хотя бы дать приблизительный ответ.

— Если бы у меня был выбор, я бы с гордостью носила свои уши. Мне не нужно, чтобы кто-то, кроме меня, знал, что я выжившая. Тот факт, что моя душа была разбита, и я собрала ее по кусочкам — это то, что нужно только мне, никому другому. — Слова причиняют боль, когда я их произношу, правда ощущается на языке, как кислота, как будто она выдает все ободряющие слова моего отца, которые последовали за нападением той ночью. Но это — правда, и она не отменяет того, через что я прошла. Этого никогда не будет. Это то, кто я есть, но не то, кем я выбираю быть.

Травма — опасная вещь. Это может вызвать у вас желание исправить все ошибки в мире, создав героя на своем пути, или это может погрузить вас в глубины отчаяния и создать злодея, поскольку вы пытаетесь погубить все и вся вместе с собой.

Я отказываюсь быть последним. Всегда.

Крилл проводит руками по моим щекам, поворачиваясь ко мне лицом и заглядывая в глаза. Они неистовствуют и танцуют с неуверенностью, которой я никогда раньше не видела, когда он подносит левую руку к губам, прикусывая кончик пальца одним быстрым движением.

Прежде чем я успеваю спросить, что он делает или почему причиняет себе вред, он проводит пальцем по моим шрамам, капли крови остывают на моей плоти, а пульс звенит в ушах.

Понимание захлестывает мою душу, дыхание сбивается в груди. Мои ноздри раздуваются, когда я сдерживаю слезы, в то время как его глаза ищут мои, в его взгляде намек на панику, когда я подавляю рыдание и подношу руки к ушам, пытаясь уловить след, который он только что оставил.

Мое сердце рикошетом ударяется о грудь, когда я закрываю глаза. Я ищу шрамы, которые выжжены в моем сознании так же, как и на моей плоти, но это не то, что находят мои пальцы.

Я задыхаюсь, когда слезы беззастенчиво текут по моим щекам, окрашивая кожу на всю вечность, когда я чувствую кончики ушей, которые, как я думала, смогу вспомнить только во сне.

34

АДРИАННА

— Я

могу вернуть все обратно, если хочешь, — хрипит он, эмоции, витающие в комнате, исходят от нас обоих.

Я теряюсь в этом моменте, проводя пальцами по заостренным кончикам ушей по обе стороны моего лица, в то время как слезы жгут мне глаза и делают щеки влажными. Я не могу выразить словами или даже мыслью, что это значит для меня.

Если я открою глаза, это унесет меня прочь от этого момента, и я хочу цепляться за него вечно. Мою кожу покалывает с головы до пят, но на этот раз это по совершенно другой причине; магия судьбоносных пар не нужна. Я вся горю, меня захлестывают эмоции, которые я даже не могу понять, когда тихий дракон снова терпеливо сидит рядом со мной.

Я должна посмотреть на него и выразить свою благодарность, но я не знаю, с чего начать.

Я чувствую исходящее от него тепло, когда он прижимается ко мне, но я также чувствую растущую в нем неуверенность, и я не могу заставить его пройти через это. Особенно когда в этом нет никакой необходимости.

— Спасибо тебе, — шепчу я, приоткрывая глаза, и его плечи с облегчением опускаются.

— Ты уверена?

Я киваю, на моем лице расплывается слабая улыбка, прежде чем я бросаюсь в его объятия. Он ловит меня, и это чудо, что мы не падаем на пол, когда он обхватывает меня руками и поворачивает так, что я оказываюсь у него на коленях, бедра по обе