Конец времен. Элиты, контрэлиты и путь политического распада - Петр Валентинович Турчин

и 2020 годах, но партия предпочла ему кандидатов, которых одобрял правящий класс. Сандерс и другие левые диссиденты выступают за популистскую политику: увеличение федеральной минимальной заработной платы и повышение налогов на богатых. В отличие от признанных демократов, Сандерс выступает против открытых границ. Корреспондент журнала «Вокс» Эзра Кляйн в 2015 году спросил, поддержит ли Сандерс «резкое повышение порога иммиграции, которую мы разрешаем, даже до уровня открытых границ», и сенатор решительно ответил «нет»: «Это предложение братьев Кох»[66].

«Правым в этой стране политика открытых границ пришлась бы по нраву. Привлекайте чужаков, готовых трудиться за 2 или 3 доллара в час; для них это было бы здорово. Я в это не верю».

В другом интервью того же года он развил эту тему:

«Когда 36 процентов испаноязычных детей в этой стране не смогут в будущем найти работу, а вы привозите множество неквалифицированных рабочих, что, по вашему мнению, происходит с этими 36 процентами безработных детей? Или возьмите 51 процент афроамериканских детей и задайте тот же вопрос»220221.

Как только Демократическая партия отреклась от рабочего класса, что стало неопровержимой реальностью при президенте-демократе Билле Клинтоне (1993–2001), левые популисты внутри партии перестали иметь какое-либо влияние на демократическую политику. Чтобы не проиграть выборы, решили идеологи, партии нужно смещаться к центру. Последний же, разумеется, олицетворяет политику, одобренную правящим классом.

На идеологическом фронте к левым диссидентам относятся по-разному, в зависимости от содержания их критики. Культурные левые вопросы – раса, этническая принадлежность, ЛГБТК+, интерсекциональность[67] – широко освещаются в корпоративных СМИ. Популистские экономические вопросы, а тем более критика американского милитаризма почти игнорируются. Яркий тому пример – реакция правящего класса на выступления одного из старейших американских диссидентов Ноама Хомского: его попросту не замечают. Никто не запрещает ему издаваться или произносить речи в студенческих кампусах (как случилось бы, доведись ему диссидентствовать в Советском Союзе), но его никогда не пригласят в корпоративные СМИ. В итоге такие левые интеллектуалы остаются маргинальными фигурами американского идеологического и политического ландшафта .

Иначе обстоит дело с правыми диссидентами. До 2016 года Республиканская партия являлась оплотом правящего класса и орудием для «однопроцентников». Но сегодня, когда я пишу эту книгу, республиканцы движутся к превращению в подлинно революционную партию. (Состоится этот переход или нет, мы узнаем в ближайшие несколько лет.) Первым шагом послужила неожиданная победа Дональда Трампа на президентских выборах. Трамп, конечно, вовсе не революционер – он типичный политический предприниматель, который воспользовался недовольством масс, в особенности белых американцев без высшего образования, чтобы подняться на вершину власти. Однако, став президентом, он попытался выполнить свои предвыборные обещания (это нетипично для авторитетных политиков и может считаться дополнительным доказательством того, что он таковым не является). Не все инициативы, которые он выдвигал, шли вразрез с интересами правящего класса. Так, его предложения по налоговому законодательству восприняли благосклонно, ведь посредством их налогообложение сделалось еще более регрессивным. Он также назначил консервативных судей в Верховный суд, угождая, среди прочего, консервативным плутократам. Но на других фронтах он восстал против приоритетов экономической элиты. Как мы видели, худшим его преступлением признали антииммиграционную политику.

Среди прочих инициатив Трампа – отказ от традиционной республиканской риторики свободного рынка в пользу промышленной политики, хотя он не особенно в этом преуспел. Институт экономической политики, левый по своим взглядам, отмечает, что «неустойчивая, эгоистичная и непоследовательная торговая политика Трампа не привела к какому-либо измеримому прогрессу» в восстановлении рабочих мест в обрабатывающей промышленности 222223. Скептицизм Трампа в отношении НАТО и нежелание ввязываться в новые военные авантюры за границей противоречили «мускулистой» внешней политике, которой в целом привержена американская правящая элита. Трамп оказался единственным президентом США недавнего прошлого, который не начал новых войн.

Хотя Трамп не считает себя радикалом, один из членов его команды, главный стратег Стив Бэннон, является признанным революционером (как обсуждалось в главе 1). Бэннон называет себя «ленинцем», который хочет «все разрушить и уничтожить весь сегодняшний истеблишмент»224. Это мнение не разделял его бывший начальник. Бенджамин Тейтельбаум в книге «Война за вечность: внутри ультраправого круга влиятельных мировых маклеров Бэннона» пишет:

«Как он [Бэннон] сказал мне: “Чтобы снова сделать Америку великой, вы должны… ее разрушить, прежде чем восстанавливать”. В глазах Бэннона Дональд Трамп – “разрушитель”. Я также слышал, как он произносил это слово. По крайней мере, так думает сам Стив. Он вспоминает, как в апреле 2017 года в Белом доме у него была короткая беседа с Трампом, когда некоторые СМИ сообщили, что он читал “Четвертый поворот”[68]. Президенту было не до смеха. Он видел себя, скорее, строителем, а не разрушителем, и ему претили все эти странные разговоры о гибели, разрушении и крахе. Стив не торопился. Они просто обменялись мнениями на скорую руку. Кроме того, он не хотел заставлять Трампа смотреть на мир своими [бэнноновскими] глазами».

Трамп может считать себя строителем, но его хаотичное президентство (уж тем более финал) показало, что характеристика Трампа как «разрушителя», данная Бэнноном в 2017 году, была справедливой.

Трамп и Бэннон оба представляют контрэлиту, но эволюция Трампа до воина против режима шла по пути богатства, а Бэннон двигался по пути авторитета. Он вырос в рабочей семье в Виргинии и служил в ВМС США. В годы службы на флоте он получил степень магистра в Джорджтаунском университете, а затем степень магистра делового администрирования в Гарвардской школе бизнеса. Работал инвестиционным банкиром в компании «Голдман Сакс», затем создал собственный инвестиционный банк и занялся проектами в сфере развлечений и СМИ. Однако вместо того, чтобы влиться в правящий класс, он стал радикалом. (Сам себя на этом этапе своей жизни Бэннон описывает как «аутсайдера».) Его ненависть к правящим элитам и желание их свергнуть, кажется, проистекают из опыта жизни и работы среди них 225226. В своей речи в Ватикане в 2014 году он заявил:

«Я наблюдал все это, когда работал в “Голдман Сакс”: в Нью-Йорке хватает тех, кому ближе люди в Лондоне и Берлине, чем жители Канзаса и Колорадо, и у них больше этого элитарного менталитета, они стремятся диктовать всем, как должен управляться мир. Скажу так: рабочие Европы, Азии, Соединенных Штатов Америки и Латинской Америки этому не верят. Они верят, что сами знают, как лучше вести свою жизнь.

В 2012 году Бэннон стал исполнительным директором крайне правого новостного интернет-сайта «Брайтбарт ньюз». «На этой должности он вел популярное ток-шоу на радио и предпринял яростную атаку на типичных республиканцев, привлекая к беседам маргинальных ультраконсервативных деятелей. Среди них был и Трамп, частый гость шоу. У них установились отношения, которые в конечном счете и привели Бэннона к роли вдохновителя популистской деятельности