Мой дед Лев Троцкий и его семья - Юлия Аксельрод

Еду я в прекрасных условиях, настроение тоже прекрасное. Я напишу тебе еще с дороги, и когда разберусь и приведу в порядок весь хаос в моей голове, то напишу подробней и лучше. Крепко-крепко тебя целую, моя милая Ресничка! Я забыл на свидании ответить на привет твоей мамы и Андрея [167] .

Кланяйся им обоим и скажи, что я очень благодарен за внимание.

Передай О.Э.2, что я ее крепко целую и напишу ей на ближайших днях!

Пока все, для писем ситуация пока еще не совсем благоприятная. Еще раз целую.

Сергей

P.S.

Как твои взаимоотношения с О.Э.? Я боюсь вашей дружбы, во всем этом есть какая-то достоевщинка, и мне чего-то страшно. Может быть, это глупо, но я очень прошу тебя, будь осторожной.

Надеюсь, ты простишь меня за нелепое это письмо.

Я очень скучаю по тебе, мне так много хочется тебе рассказать.

Еще раз крепко-крепко тебя целую.

7/VIII 35 г.

Милая Ресничка!

Утром проехали Омск. Сейчас 3 часа по московскому времени. Т. к. мы движемся почти по параллели, то отличие Красноярского времени от Московского довольно значительно – около 4-х часов.

Поезд опаздывает на 5 часов, так что в Красноярск приедем завтра по местному времени часов в 11 вечера. Обстоятельство малоудобное.

Ландшафт сейчас унылый. Что касается самого Красноярска, то я уверен, что ты имеешь о нем больше сведений, чем я. По слухам, городишко очень опрятный, – но об этом напишу с места.

Дорогая Женюша! Пиши мне побольше, твои письма я буду ждать каждый день с нетерпением. Я уже сейчас ясно представляю себе, как надоем на почте. <…>

Перехожу к делам.

Мне нужно сюда переслать довольно много книг, я напишу об этом О.Э., она тебе укажет, какие. Посылать их можно бандеролью по 2–3 книги, т. к. сразу все мне не понадобятся.

Кроме того, мне необходимо покупать выходящие книги из области термодинамической, химич[еско]-термодинамической] и физической химии.

Лев Лазаревич и Бор[ис] Моисеевич [168] оба покупали книги, которые покупал и я. Если эти мужи не подходят под строки Арбитра Петрония: «Дружба хранит свое имя, покуда в нас видится польза…» [169] и т. д., – то, может быть, кто-нибудь из них покупал бы книги и для меня. Труда это не составит никакого, стоимость книг будет, конечно, оплачиваться. (Проехали разъезд Карапузово.)

Меня волнует термодинамика (нрзб.), один том вышел и куплен мной, я боюсь пропустить остальные. Нужно мне выписать некоторые журналы, но это я посмотрю на месте.

Пришли мне, пожалуйста, записную книжку (портативную), несколько карточек с твоей рожицей и журналы с моими статьями.

Если моя статья в «Технике воздушного флота» [170] не напечатана из-за авторской корректуры, то бери смело гранки и оригинал, если никто не поможет, правь сама, корректорские знаки тебе кто-нибудь покажет. В «Вестнике инженеров» [171] моя 3-я статья, из-за которой были смешные споры, возьми ее оттуда и пришли мне.

Пришли, пожалуйста, и мои две счетные линейки. Получила ли ты деньги за мои статьи в «Автотракторном деле» [172] или нужна доверенность, там должно быть около 100 р.

Если вышла статья в «Техн[ике] воздуш[ного] флота» (только вот я не совсем уверен, что журнал так называется), то там можно получить р[ублей] 250–300. Нужна ли доверенность?

Кроме того, я не получил денег в ДУКе [173] . Это очень далеко, если бы Л.Л. [174] согласился, я прислал бы доверенность на его имя – там тоже рублей сто или больше.

О финансовых делах пока не пишу, там будет видно. Как твои подруги?

Кланяйся им от меня.

Не было ли у тебя каких-нибудь неприятностей в связи с этим неудачным замужеством.

Хорошо бы у Мишеля (из Черкизова) достать наши карточки (может быть, ты напишешь ему открытку).

Меня беспокоит здоровье О.Э., она сильно похудела. Сейчас напишу ей письмо.

Напиши мне, пожалуйста, о ней.

За последние пять месяцев я пополнил свои знания по латыни. Например, я знаю, что тебя зовут – Argenteum Cilium.

Это звучит немного ботанически, но не бойся, я не собираюсь помещать тебя в гербарий.

Я знаю, кроме того, что quibuscumcue viis – значит любыми путями, что древние греки, накрыв свою жену с любовником, вставляли последнему (о боже!) в задний проход редьку (какое странное употребление корнеплодов!). Весь этот процесс по-гречески выражается одним словом, но я его забыл. О странной манере бритья у греческих женщин я Вас уже неоднократно оповещал.

Я надеюсь, что посторонний зритель в момент чтения тобой заключительной части письма с удивлением констатирует странное подергивание твоих ушей.

Крепко, крепко тебя целую, моя милая Ресничка.

12/VIII 35 г.

Дорогая моя Женюша!

Я сейчас нахожусь в Красноярской пересыльной тюрьме. Дальнейшая моя судьба заключается в том, что я должен быть направлен на работу. Когда и куда – неизвестно. По всей вероятности, скоро.

В моем постановлении (особого совещания) сказано, что я ссылаюсь в город Красноярск, в отличие от многих, у которых Красноярский край.

Если я буду отправлен куда-нибудь вне Красноярска, то попробуй выяснить в Москве, входит ли в компетенцию местных органов НКВД распоряжаться мной по всему краю, если в постановлении особого совещания сказано город Красноярск.

Как только попаду на свободу, дам тебе телеграмму, надеюсь, что ты ее получишь раньше этого письма.

Настроение слегка хмурится, лирические ноты осыпаются – последнее это от контрастирующей обстановки – она изумительна – неповторима по своему колориту.

Но я не могу удержаться, чтобы не написать тебе, моя милая Ресничка, что я полон нежно-пламенной любви к тебе. Я впервые пишу это слово, мне как-то стыдно произносить его, очень оно, бедное, потрепанно.

У меня рука не поднимается писать о своих чувствах, и я боюсь, что мои письма кажутся тебе черствыми, а мне хочется сказать тебе так много – надавать тебе массу ласковых эпитетов, но на бумаге они выглядят как-то глупо.

Алкей в своем стихотворном послании к Сапфо писал «Мне хочется что-то сказать тебе, – но мне стыдно» (за точность не ручаюсь). Он боялся произнести слова любви, а я, когда пишу их, то стыдливо озираюсь. Если б ты слышала, в каких диалогах мне приходится участвовать во время писания этого письма!

Наглый параллелизм с Алкеем я пишу под шум спора о сапогах, шелест clopius vulgaris и собственный кашель (немного болит горло от махорочного дыма).

Если ты начала высылать книги, то остановись.

От тебя писем пока не имею, т. к. не попал на почту, но мне обещали письма доставить.

Не помню, писал ли я тебе, что мне еще давно приходило в голову, что твой брат острит: «наша сестра в «русские женщины» записалась».

Если меня отправят куда-нибудь в глушь, то тебе придется отречься от этой роли – это трудная роль. Не стоит. Я думаю, ты сама с этим легко согласишься.