Дьявол - Альфред Нойман

Но тут Людовик Валуа неожиданно прислал в Кале своего посла, верительная грамота которого была выдана на имя сьера Ле Мовэ, графа де Мелана. Этот дьявольский граф, как его сейчас же окрестил Монтгомери за его необыкновенное имя, ярко-рыжие волосы и опутывающую мягкость красноречия, явился исполнителем весьма неожиданного поручения. Со свойственной ему убедительностью он доказал королю Эдуарду не более и не менее как то, что единственным честным другом Англии на континенте является христианнейший король. Разве можно упрекнуть его в малейшем неприязненном действии против Англии или Йоркского дома за все время его царствования? Разве применял он какую-либо иную политику, кроме мирного решения спорных вопросов, возникавших между двумя королевствами? А потому, где же повод к войне? И не является ли этот поход зимою против боеспособной армии, в чужой стране и без союзников, чем-то весьма рискованным, если даже не безнадежным? Неужели же король Эдуард действительно желает поставить на карту свое войско, свою корону и жизнь только для того, чтобы натаскать из огня побольше каштанов для государей Бургундии, Бретани и Гиени?

Эдуард перебил его.

— Откуда знает король, что эти владетельные князья не будут лояльны, господин граф?

Оливер улыбнулся:

— Благодаря коннетаблю мы достаточно точно осведомлены о вашем теперешнем затруднительном положении, государь. Если бы мой повелитель не был так благожелательно настроен, как оно есть на самом деле, то здесь вместо меня вел бы переговоры гроссмейстер.

— А каковы отношения между королем и коннетаблем? — спросил Эдуард взволнованно.

— Прекрасные, государь. Король хотел бы через меня представить вам некоторые доказательства благонадежности Бургундского герцога и его друзей, — отвечал многозначительно Оливер и показал письма, великолепно подделанные в Амбуазе и содержавшие в себе нечто вроде взаимного договора между Бургундией, Бретанью и Карлом Французским против Англии.

Оба короля встретились близ Амьена и утвердили под присягою договор, заранее составленный сьером Ле Мовэ и устанавливающий мир на девять лет и немедленное отплытие англичан, получавших денежное возмещение за расходы, связанные с экспедицией, в размере 27 000 талеров. Перед тем как дружественно расстаться, монархи обменялись весьма важными документами; Эдуард передал Валуа договор о союзе, скрепленный коннетаблем, копию с письма, в котором он вызывал англичан, а также его послание к герцогу с обязательством передать ему города на Сомме; Людовик же вручил Эдуарду недавно полученное им известие, в котором Сен-Поль предлагал перерезать английскому королю обратный путь к Кале и овладеть его особою; это письмо или же копию с него Эдуард послал потом из Лондона своему зятю в Бургундию.

Этот документ не был подложным. Действительно, Сен-Поль, чувствуя себя загнанным в западню и теряя мало-помалу спокойствие и ясное понимание обстоятельств, совершил крупную ошибку, прибегнув относительно короля, мастера всяких уловок, к оружию политической интриги. Узнав, что английский король изолирован, коннетабль уступил гроссмейстеру без боя города на Сомме и написал Людовику, что этот поступок является доказательством того, что он ничем не связан с Эдуардом, а равным образом неответственен и за действия Бургундии. Он заверял короля, что герцог хочет наиболее легким способом устроить через Эдуарда свои дела, сам будучи занят борьбой с Германией и не имея ни одного солдата в Артуа. Далее, по словам коннетабля, с Карлом Бургундским состоят в союзе бретонский и гиеньский герцоги, до сих пор не выставившие ни одного солдата. Он, коннетабль, будучи лояльным, советует Людовику быстрым наступлением сбросить в море английского короля, сам же он готов своими силами подкрепить войско Даммартэна или же прикрыть его тыл со стороны Фландрии.

Людовик очень любезно ответил на это письмо приглашением приехать на военный совет в Сен-Кентен. Сен-Поль поостерегся принять это приглашение и со своими лучшими отрядами отступил в сильную крепость Гам. Когда немного позднее он узнал через своих агентов о миссии Оливера и о встрече королей, он совершил вторую грубую ошибку, написав то письмо, которое Валуа передал Эдуарду Йоркскому. Ответом на это был мир с Англией, официальное объявление об изгнании Сен-Поля, контрассигнованное Бургундским герцогом как сюзереном Люксембурга, и продвижение королевского войска к крепости Гам. Тогда Сен-Поль лишился мужества и присутствия духа; двое из его офицеров отпали от него, как от опального, другие же оказались ненадежными; и он бежал с немногими слугами в Моне, умоляя бургундского герцога, осаждавшего в ту пору Нанси, о покровительстве. Герцог колебался; его благородной душе претило выдать на смерть прежнего друга. Но он понимал в то же время, что король легко может придраться к этому для того, чтобы вторгнуться в незащищенную Фландрию или же помешать ему, герцогу, в Лотарингии; поэтому, отговариваясь формальными причинами, он потребовал от короля, прежде чем выдать коннетабля, уступить города на Сомме. Герцог надеялся за это время взять Нанси, что совершенно изменило бы положение вещей.

Король посоветовался со своими куманьками; они считали необходимым, ввиду огромного политического значения суда над Сен-Полем, либо выкупить коннетабля уступкой городов, либо захватить его силою.

— Мое правило — не отдавать ничего, что очутилось в моих руках, — заявил Людовик. — Но в то же время я не хочу из-за этой одной головы воевать с Бургундией; об этом за меня позаботятся другие.

— Тогда вам придется отказаться от этой головы, — заметил, пожимая плечами, Тристан.

— Мое правило — не отказываться ни от чьей головы, — резко возразил король.

— Если Нанси падет, — холодно вставил Жан де Бон, — то герцог, вероятно, не без удовольствия нарушит это правило.

Людовик мельком взглянул на него и искривил рот.

— Нанси падет не раньше, чем голова Сен-Поля; это стоит мне двадцать тысяч талеров. Кампобассо, начальник герцогской артиллерии, приватным образом состоит у меня на жалованье.

Тристан и Бон взглянули на короля с удивлением и замолчали. Тогда заговорил Оливер:

— Мне кажется, государь, так мы далеко не уедем; может быть, вы согласитесь на фиктивную уступку городов, которые после выдачи Сен-Поля могут быть вновь заняты по какому-нибудь поводу?

— Едва ли ты сам одобряешь, Оливер, подобную комбинацию, — возразил с некоторым сомнением король, — потому что таким образом мы можем дойти до войны или до повода к войне с Бургундией. Ведь я, конечно, не ошибаюсь, мой друг, заключая по твоему тону, что ты-то сам стоишь за точное и добросовестное выполнение обещания?

Оливер усмехнулся.

— А разве не может и добросовестная уступка оказаться фиктивной? — ответил он вопросом. — Герцог едва ли продержится более пяти лет. Разве наши добрые союзники, вроде герцога Лотарингского и Кампобассо, не роют ему могилу? Спокойно соглашайтесь на уступки!

— Ваше великодушие принесет вам тем больше прибыли, чем шире вы будете им пользоваться. Отдайте герцогу не только Люксембург, который отходит к нему как ленное владение, но и все земли и города коннетабля в восточной Пикардии, Энской области и в Арденнах! Отдайте ему все движимое имущество коннетабля! Золото Сен-Поля крепко прикует бургундского герцога к востоку, где он найдет гибель. Уверьте его в вашем дружественном нейтралитете относительно его лотарингских дел, и вы получите две головы — завтра одну и через несколько лет другую.

Несколько дней спустя гроссмейстер передал ключи от городов на Сомме канцлеру Кревкеру, наместнику герцога, и показал ему грамоту о даровании герцогу поместий Сен-Поля после их конфискации и о предоставлении свободы действия в Лотарингии. Эти документы были платой за особу коннетабля. Кревкер приказал тотчас же доставить Сен-Поля под надежной охраной в Перонну; одновременно он дал знать обо всем герцогу и просил у него приказа о выдаче Сен-Поля, в которой теперь нельзя уже было отказать. Герцог опять заколебался; в течение восьми дней от него не было никаких известий.

Но город Нанси не сдавался. Когда же гроссмейстер предъявил ультиматум Людовика, требовавшего выдачи Сен-Поля в течение недели и грозившего в противном случае военными действиями, канцлер дал знать своему государю, что он снимает с себя всякую ответственность за предстоящие события, если несомненное право короля не будет удовлетворено. Через сорок восемь часов канцлер получил странный ответ. «В то время, когда мы находимся на театре военных действий, вы являетесь нашим наместником и носителем исполнительной власти». В тот же день коннетабль, окруженный двумя сотнями бургундских кирасир, был отведен в ставку графа Даммартэна, который, вежливо и с серьезным лицом поклонившись ему, потребовал у него его меч.