Том 1. Стихотворения 1838-1855 - Николай Некрасов

2

Однажды, под вечер,Проса пригоршню похитив тихонько в амбаре(С доброю целью не грех иногда и похитить!),Дева идет к ручейку, где встречать уж издавнаГуси-любимцы привыкли кормилицу-деву…Весело корм шелушат с алебастровых ручекДобрые птицы дворные и вздор благодарный возводятК деве прекрасной, как будто любуяся ею.Только один и не ест и приветливой ласки не ищет.Тщетно к нему простирая обильную кормомДлань, подзывает его изумленная дева:Он не подходит. Вот она ближе к нему, а онДальше;Дева за ним — он всё дальше… и странноЕй показалось, что сделалось с гусем? «Постой же! —Думает, — я тебя так не оставлю, проказник; поймаюИ за побег накажу — накормлю хорошенько!»Просо за пазуху всыпав и платьице к верху поднявши(Был уже вечер, и небо обильно росилось),Ручки к нему простирает и ловит, как сернаВслед беглецу устремляясь и алые губки кусая,Полные милых упреков, в досаде. И вот уж накрыла;Вот уж готова схватить, но опять непокорныйВырвался, снова отшибся далеко — и снова,Стан распрямив серновидный, бежит утомленнаяДева.С версту и более так пробежала; но тщетныБыли усилья красавицы, силы уж ей изменяют,Дух занимается — хочет бежать и не может…Стала, кругом оглянулася. Вправо окраина леса,Дальше пространная нива, покрытая рожью;Налево…«Боже! какая картина!..» И скромно потупила очиРобкая дева и в страхе дыханье удерживать стала…

3

Влево была небольшая поляна, и кустыШли от нее далеко и с самим горизонтом сливались.С края же кустов (и вот что стыдливую деву смутило)Кто-то лежал, устремившись очами на небоИ выпуская дымок из коротенькой трубки с оправой.Был он красив: в голубую венгерку с кистямиЗатянут, обут в сапоги до колен и украшенЖелтой ермолкой с зеленою кистью; лежалаПара легавых собак близ него, и смотрелоСмерть наносящее дуло ружья из куста. УдалитьсяСилы собравшая дева хотела, но сноваСилы ей вдруг изменили — осталась и долго,Долго смотрела, забыв и стыдливость, и гуся,И всё, что ни есть на земле. В упоеньи,С сердцевластительным взором, с улыбкой, чарующей душу,Молча стояла, молча глядела и таяла тайнымПламенем… Вот бы идти — победила влеченьеСтрастное… Вдруг встрепенулся — подходитПрямо к охотнику гусь, распустив златоперыеКрылья,Дерзко крича и длинной главой помавая.Бросились псы, оглянулся охотник и видит:Сладкоприветная дева пред ним; как с небаСлетевшийАнгел, она прекрасна была, и прелесть любвиОкружалаНежные члены ее, жажду любви пробуждая.Муку любви почувствовал Карп при видеВолшебномСтройного стана ее; приподнялся и рухнулсяСноваОн на колени пред нею, и речь полилася потоком,Словно с горы сладкозвучные волны, словноИз бочкиМед искрометный на дно ендовы позлащенной.

4

Грусть и тоска воцарились в селе Вахрушове.Печальна,Бродит одна Степанида и тайную думает думу:После того, что сказал ей охотник, влюбленнаяДева,Словно как будто с собою расставшись, былаБеспрестанноС Карпом прекрасным. Ни вкусный крыжовник,Ни вишни,Ниже галушки ее не прельщают; то в землюВзоры потупит, то к милым Сопелкам (Турово тож)Их подниметС темной надеждой и с полной тяжкими вздохамиГрудью;Временем щеки — как жар, временем бледные; очиПолные слез, засохшие губы, и все в беспорядкеМысли, как волосы… День и ночь СтепанидаВздыхала,Слабая, томная; не было ей ни сна на постели,Ниже покоя на месте ином, и Кондратий Степаныч,Нежный родитель ее, услыхавши, что дочьСтепанида(Свой покой потеряла), обедать не мог, и простылиДаром ленивые щи, и вареники так простояли…К счастью, недолго тоска вострозубая грызлаЖителей добрых села Вахрушова. Однажды,Только что сели за стол и разрезали чудныйКашей набитый пирог, и главою семьи на тарелкуБыло уж взято три доли, и он, уж схватившиМощной рукою одну, обдававшую паром, разинулПасть и как тигр показал серо-желтые зубы, —Вдруг подлетела к крыльцу таратайка, и свахаВ комнату шасть. Изменилась в лице Степанида,Вон убежала в испуге. Сваха за ней быстро, какЗа робкойЛанию пес разъяренный, и вот СтепанидаС нею одной осталась одна, и тут, приосанясь,Сваха сказала почтительным голосом ей:«Степанида,Свет мой Кондратьевна! в Турове Карп Пантелеич,Барин добрейший, живет-поживает, и нетИ не будетВ свете красавца такого, — верь чести, не лгу я,Лопни глаза, расступись мать сыра земля, выгнийЗубы во рту до единого. Если б его ты женоюСтала, какой бы родился у вас постреленок…О, чудо!Выдь за него, осчастливь и его и себя ты навеки —Ты, тихонравная, сладкоприветная, добрая девка!Много на жизни людей повенчала я, многоВсяких даров и побой приняла за услуги,Много наделала жен и мужей, но донынеВстретить красавца такого, как он, не случалось.Краля червонная ты, а твой Карп ПантелеичПросто козырный король — выбирай, какойЛюбишь ты масти!»Так говорила злохитрая сваха. Меж тем Степанида,Слушая, радостно рдела; потом в ответПрошептала,Вся побледнев от любви: «Скажи ты то жеИ Карпу».Быстро оделася сваха, уселась опять в таратайку,Ехать в Сопелки велела и там, за графиномНастойки,Карпу влюбленному всё рассказала.Слушая жадно, почтенный сын Пантелея, рюмкуЗа рюмкой глотая,Радостно рдел… Благодарного полный восторга,Обнял старуху, сладко рыдая, и целую сотнюСобственной травли заячьих шкур подарил ейНа шубу…

Ода «Чай»*

Смертных ты поишь, настоян горячей водой,Тем, чтоб согренье желудка дать той —Прекрасный, как оных древних сказок нектар,С ромом мешаясь, внутри ты производишь пожар,Что крутит в голове, входя в ту чрез брюхо,От чего красен нос и зело горит ухо —Палке подобно брошенной вверх, тогда воспаритСила та, что в пиите вирши творит.По дороге ль зимой ехавши, зябнет купец,Перву беседу с то(бо)й в ночлеге творит молодец;Полевой, за отчизну дерясь, офицерПривязан к тебе на такой же манер;Ловчий, под осень крутясь на полях,Без тебя прозябая, готов кричать — ах!Мудрости пускаясь умом в глубину,С теми ж профессор имеет привычку одну;Мы же, пииты, пиющие тя,Одами да чтим повседневно двумя.

1846

Ревность*

Есть мгновенья дум упорных,Разрушительно-тлетворных,Мрачных, буйных, адски-черных,Сих — опасных как чума —Расточительниц несчастья,Вестниц зла, воровок счастьяИ гасительниц ума!..

Вот в неистовстве разбояВ грудь вломились, яро воя, —Все вверх дном! И целый адТам, где час тому назадЯрким, радужным алмазомПламенел твой светоч — разум!Где добро, любовь и мирПировали честный пир!

Ад сей… В ком из земнородных,От степей и нив бесплодных,Сих отчаянных краев,Полных хлада и снегов —От Камчатки льдяноребройДо брегов отчизны доброй, —В ком он бурно не кипел?Кто его — страстей изъятый,Бессердечием богатый —Не восчествовать посмел?..

Ад сей… ревностью он кинутВ душу смертного. РаздвинутДля него широкий путьВ человеческую грудь…Он грядет с огнем и треском,Он ласкательно язвит,Все иным, кровавым блескомОбольет — и превратитМир — в темницу, радость — в муку,Счастье — в скорбь, веселье — в скуку,Жизнь — в кладбище, слезы — в кровь,В яд и ненависть — любовь!

Полон чувств огнепалящих,Вопиющих и томящих,Проживает человекВ страшный миг тот целый век!Венчан тернием, не миртом,Молит смерти — смерть бы рай!Но отчаяния спиртомНалит череп через край…Рай душе его смятенной —Разрушать и проклинать,И кинжалов всей вселеннойМало ярость напитать!!

Стихотворение, заимствованное из Шиллера и Гете*