Ангелочек - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Меня мучает жажда. Я очень голодна, — сокрушенно ответила Анжелина. — И мне страшно.

Мужчина помог Анжелине встать, с любопытством разглядывая ее через очки.

— У вас есть все причины бояться, — сказал он. — Главная повитуха терпеть не может опозданий, а вы, полагаю, опаздываете на перекличку. Позвольте представиться: доктор Филипп Кост, акушер. На Рождество я ездил домой, в Люшон, а теперь вернулся на работу. Вы удовлетворены?

— Анжелина Лубе, — смущенно представилась молодая женщина.

— Так что, мадемуазель Лубе, поторопитесь! Поднимайтесь по большой лестнице, а когда окажетесь в холле, постучите в дверь секретариата. Там вам скажут, куда идти.

— Благодарю вас, доктор Кост!

Анжелина подняла чемодан, выпавший из ее рук, когда она чуть не потеряла сознание.

Врач удалился по другой аллее. Анжелина проклинала себя за слабость. Ведь ей придется каждый день сталкиваться с акушером. Она боялась, что произвела на него плохое впечатление. «Сначала я забыла чемодан в Буссансе, а теперь здесь упала в обморок».

Но как только Анжелина переступила порог огромного здания больницы, ее стали одолевать другие мысли. Она просто оробела. Внезапно распахнулась светлая дубовая дверь и появилась женщина в длинном белом халате с белой косынкой на голове. Высокая, с суровым лицом, она ткнула пальцем в Анжелину:

— Мадемуазель Лубе?

— Да, мадам.

— Я жду вас уже двадцать минут. В нашей больнице время дорого. Другие ученицы давно в столовой. Ужин будет подан в семь часов. Я должна познакомить вас с распорядком дня. Следуйте за мной.

— Да, мадам, мне очень жаль…

— Замолчите! Я ненавижу извинения подобного рода. Вас просили приехать к семи часам.

Объятая ужасом, Анжелина не осмелилась больше произнести ни слова. Торопливым шагом она шла за женщиной по коридорам, держась на почтительном расстоянии. Наконец они вошли в просторный зал, где рядами стояли столы.

Девушки в городской одежде терпеливо ждали, поставив на пол свои чемоданы.

— А вот и опоздавшая Анжелина Лубе. Как я вам уже говорила, я главная повитуха родильного отделения. Вы должны называть меня мадам Бертен. Я буду преподавать вам основы акушерства, распределять пациенток, назначать часы дежурств и ставить вам оценки. Мы охотно принимаем бедных женщин и незамужних матерей, чтобы уменьшить число новорожденных, которых убивают или бросают на улицах. После родов такие женщины могут оставить у нас ребенка и получить необходимый уход. Вот уже в течение нескольких лет мы также принимаем порядочных матерей семейств, которые, родив несколько детей, решили доверить свою судьбу опытному персоналу. Вы обязаны относиться к своим пациенткам с уважением, независимо от их социального положения. Вот еще что. В дортуаре и столовой вы должны вести себя безупречно. Любое отступление от правил хорошего тона будет строго наказываться. Сначала вам объявят выговор, а затем, если это повторится, вас отчислят. Вы должны следить за гигиеной своего тела и носить чистое белье. В пять часов утра кровати уже должны быть заправлены. Что касается каникул, то у вас будет одна неделя во время Великого поста и весь июль. Вы все поняли?

Ученицы нестройным хором ответили «да». Пока главная повитуха говорила, Анжелина немного успокоилась. «Я привлекла к себе внимание в первый же вечер, — упрекала она себя. — Мне надо было ехать утренним поездом. Тогда бы я не опоздала и не выглядела бы безмозглой дурочкой в глазах доктора Коста».

— Дортуар находится на втором этаже, третья дверь налево. Сейчас вы можете подняться туда. У каждой из вас есть стенной шкаф для личных вещей.

Девять учениц согласно кивнули. Анжелина с трудом сдержала вздох облегчения. В следующем месяце она поедет в Сен-Лизье и в течение нескольких дней будет наслаждаться общением со своим сыном. Теперь ей предстояло познакомиться с дисциплиной, а также с жизнью в общежитии, в тесном соседстве с другими ученицами.

— Да эта старуха — настоящая надзирательница! — заявила одна из девушек, едва дверь дортуара закрылась.

Матовый цвет лица, волнистые иссиня-черные волосы, темные глаза с длинными ресницами выдавали в ней уроженку Средиземноморья.

— Эй ты, рыжая! Почему смотришь на меня, как солдат на вошь? — спросила она.

— Какая вы грубая! Мы должны уважать наше начальство, — ответила Анжелина, единственная рыжая среди девушек.

— А ты мне нравишься! Хорошо упакованная гордячка! Ты наверняка стипендиатка? Да, блатная…

— Отвяжись от нее, Магали, — вмешалась невысокая блондинка с орлиным носом. — Она права, ты должна сдерживать свои эмоции, если хочешь получить диплом.

— О! Мадемуазель Дезире учит меня! — рассмеялась Магали. — А ведь у нас не каждый день будет повод посмеяться. Я лягу около двери и завтра утром первой окажусь в столовой!

Ученицы тихо переговаривались, выбирая себе стенной шкаф. Анжелина решила подождать. Глядя на девушек, она жалела, что надела свой лучший наряд: длинную прямую юбку и приталенный жакет, сшитые из красновато-коричневого бархата, а поверх них — короткий шерстяной плащ. «Я ношу эти вещи вот уже два года. Шелковая розовая кофточка досталась мне от мамы, но она выглядит очень элегантно. На каждый мой день рождения мадемуазель Жерсанда дарит мне отрез красивой ткани. По сути, эта девушка права. Я кажусь слишком гордой. К счастью, завтра мы все наденем халаты и различия исчезнут».

Но, когда Анжелина принялась распаковывать чемодан, руки вновь задрожали. Ее пугало будущее. Она ни на секунду не могла представить себе, что ее особенная красота может вызывать зависть и ревность.

— Природа щедро одарила тебя, малышка, — часто говорила Жерсанда де Беснак. — Твоя белая кожа прекрасно сочетается с рыжими волосами. Такой цвет редко встречается. Его можно сравнить лишь с огненно-рыжими листьями буков в середине осени. А твои фиолетовые глаза! Какие они ясные! Я никогда не видела таких глаз. Анжелина, наверное, над твоей колыбелью склонялись феи.

Через час Анжелина ужинала в столовой. Она ни с кем не обменялась ни словом, ни улыбкой.

— Послушай, опоздавшая, ты язык проглотила? — тихо спросила Магали. — Я здорово тебя припечатала?

За столом, отведенным для новых учениц, раздались смешки. И вновь Дезире вступилась за Анжелину.

— Это тебя надо припечатать, — прошептала она. — Если ты будешь продолжать в таком же духе, тобой займется главная повитуха.

Как ни странно, но Магали успокоилась. К гулу голосов, стоявшему в столовой, примешивался звон кастрюль, приборов и стаканов. За другими столами сидели медсестры, монахини и экономки. Студенты ужинали во второй столовой, за тонкой перегородкой, и поэтому хорошо были слышны их голоса и шутки, которые они иногда отпускали.