Мы — люди! - Владимир Подольский

Снова на борту невесомость. Теперь, пока челнок делает горку в верхней стратосфере ему хорошо бы получше остыть, а потом мы повторим погружение. И так, с каждым нырком теряя скорость, доведём её до посадочной. И сядем, где космический бог пошлёт. Порываюсь отстегнуться и сбегать проведать девчат: трансляция-то отказала. Решаю: в следующий раз. Немного поднимается температура, тепло с обшивки добралось до внутренностей. Включился вентилятор климатизатора. Он почему-то не затягивает свою обычную песню, а работает с какими-то перебоями: «ту — тууу — тууу, тууу — тууу — тууу, ту — тууу — тууу…» Ладно, это потом починю, нам бы сесть целыми. До меня вдруг доходит, что эта явно повторяющаяся песня неисправного вентилятора… Или я потихоньку схожу с ума или это… азбука Морзе? Климатизатор… я не переводил его на ручное, не до того было, значит им управляет непосредственно комп. Но, если он работает…?

— Маруся?

«Тууу — ту — ту, ту — тууу» — отвечает вентилятор, что означает «да».

— Ты жива?

«Да — пилот — жива. Вызови — дисплей — климатизатора».

Пока она допиликивает вентилятором последнее слово, я вывожу на панорамник картинку искомого дисплея. Классно! Хоть мы со Стёпкой и изучали азбуку Морзе, впрочем, больше для прикола, чтобы разговаривать в школе на непонятном для друзей языке, а потом я проходил её в Академии факультативно… Но на слух и без практики это немного утомительно.

На дисплее Маруся информирует, что её исходящие цепи оборваны, но она всё «видит и слышит», поздравляет меня с принятием правильного решения, рекомендует на выходе из следующего пике «брать штурвал» круче градусов на пять.

— Как там девчата? — задаю я волнующий меня вопрос.

«С ними всё в порядке: удивлены, встревожены, но не паникуют. Пристёгнуты надёжно. Я пыталась связаться и с ними, но они Морзе не понимают».

— Хорошо. Маруся, ты можешь прикинуть, где мы приземлимся? Не хотелось бы в ледниковом полушарии или где-нибудь в океане. Плавают там… разные. А у челнока плавучесть лишь слегка положительная.

«По расчёту выходит, что приземление предстоит на срединном континенте…»

— Это, где Репторы живут?

«Да. Но лучше бы садиться тут. Местность ровная, ни гор, ни лесов. Жалко, мы уже уходим с этого полушария».

— Тут замёрзнем! — лаконично отвечаю я.

Конечно, ни скафандров, ни тёплой одежды у нас нет. Сидеть в челноке на леднике и ждать пока нас вытащат — удовольствие небольшое. Судно уже опять пикирует со стратосферной горки, снова нас трясёт. Снова не успевшая толком остыть обшивка наливается вишнёвым свечением. Но перед тем как я беру виртуальный штурвал на себя, — «Круче! Ещё круче!» советует Маруся — успеваю увидеть, что льды и облака на горизонте уже окрашиваются лучами местного светила в цвет… бордо, что ли? Снова тяжесть, прохожу терминатор, и челнок опять устремляется вверх.

Вот и последняя деревушка Пёстрого. До этого места были сравнительно оживлённые, нам то и дело встречались знакомые, все подданные нашего барона, естественно. Конечно, на этом участке дороги я нападения не ждал, скорее после деревни в нескольких милях, есть там одно отличное местечко. Если бы я был бандитом… Как он предсказуем, этот Кривой! Конечно, именно в этой деревне у него «схватило живот» и он бегом умчался на поиски рва. А на самом деле предупредить сообщника, что мы едем. Тот сейчас помчится напрямик через лес, а наша дорога вкруговую. Опередит нас примерно на полторы тысячи сердечных ударов. То есть, это если засада там, где я думаю, в Каменном овраге.

Во! Вернулся, в глаза не смотрит. Буркнул: «Поехали!» Сделал, видать, своё паскудное дело. Ладно, поедем. Пока его не было, а три свои заряженные трубки бросил на дно повозки и присыпал сеном. И ещё три зарядил, но оставил в укладке. Дорогу перебежал смутно знакомый разумный, я махнул ему рукой в знак приветствия, но тот вроде даже не заметил, а всполошено припустил в чащу. Вот и посланец налицо. Была бы у меня пара-тройка таких солдат, как Гребешок, я бы выпалил дробом предателю по ногам, быстренько допросил бы его, да нагрянул к засаде с тыла. Да только взять негде.

Даже и Пёстрый, при всей его бравости и соображалке, всё-таки штабной: от огневого боя, конечно, не сробеет, но и попадёт в цель, если только случайно. На мечах, правда, хорош, но не лучше меня. Мы с ним на Новогодие иногда показываем народу, как это биться на мечах, а не на палках. Так я маленько поддаюсь, барон всё-таки! Поэтому Пёстрый меня всегда «побеждает», и мы идём пить крепкое, а селянам выкатывают пару колод пива.

Это испокон века такой обычай: умеешь меч в руках держать — быть тебе бароном над прочими, неумехами. Теперь он уже не соблюдается, конечно, больше мотками проволоки кичатся. Но в памяти остался, даже пацаны проводят свои турниры, где устанавливают, кто в их среде будет бароном, кто его дружиной, а кто подданными, обязанными нести барону дань.

Какие сейчас дружины? Отпала надобность. Кое-кто из баронов держит с десяток бойцов всегда наготове, чтобы справиться с такими бандитами, что ждут меня в Каменном овраге. Но чаще с каким-нибудь дурачком, перепившим на праздник браги. А вообще, центральная власть крепка, с врагами разобрались, о сепаратистах давно ничего не слышно, особо буйных баронов тоже повывели. Спокойно трудись, рожай детишек, пей пиво на праздники — чем не жизнь? Но всё равно находятся до чужой серебряшки жадные. И тебе, Белоголовый, предстоит их укоротить.

Так за размышлениями местность понемногу сменилась: лес поредел, обочины поднялись каменными кручами, с осыпями да редкими деревьями, умудрившимися зацепиться за эту неудобную почву корнями. Это ещё не то самое место, то есть тоже Каменный овраг, но засада, скорее всего, с другого его конца. Там вдоль дороги с обеих сторон как будто специально идут поросшие кустами плоские террасы. Залечь на них милое дело, хотя они, конечно, и не такие крутые и высокие, как та, на которой я вёл свой последний бой в бытность мою сержантом. То есть, я так думал, что последний. Наша с Гребешком позиция не была неуязвимой, преобладающие силы противника уже незаметно заходили с флангов, а отступать мы не собирались, до тех пор, пока сохранялась вероятность, что остатки нашего полка воспользуются ситуацией и ретируются. Позже выяснилось, что сделать этого они не могли: слишком много оказалось там раненых, которых на руках не вынести, а вывозить не на чем.

Я уже говорил, что Гребешок действительно старался быть хорошим солдатом: попади он ко мне, я бы сделал его отделённым, а со временем сержантом, своим заместителем. Вот и теперь, мы работали слаженно, как на учениях. Он подавал мне очередную трубку, а я достаточно прицельно палил по подползающим. Их осталось не более половины первоначального состава, да и те в большинстве жестоко посечённые моим дробом. Потом всё несколько замедлилось, Гребешку пришлось заряжать трубки. Я приказал пороху класть поменьше, чтобы хватило на большее число выстрелов. Да и бить предстояло теперь почти в упор. Любой полковой сержант или лейтенант просто не нарадовался бы глядя, как мой подчинённый, лёжа на боку, отмеряет порцию зелья, засыпает её в трубку, придерживая другой её конец когтём ноги. Затем пыж, горсточка дроба или жакан, снова пыж, потом пистон. Всё строго по огнестрельному уставу, раздел «Стрелок с помощником». Так и просится на картинку в учебное пособие, только больно уж чумаз помощник. Да и я, похоже, не чище.

Кончились пистоны, а вместе с ними подошло к концу и время нашей жизни. Как странно устроен разумный! В тот момент я, прежде всего, пожалел не себя, а что пистонов не хватило на две последние снаряжённые трубки. Зарядил их Гребешок, а выстрелить им не предстоит. Осталось четыре выстрела, а дальше только врукопашную… Да как Гребешку в рукопашной биться? У него же только нож. Я отдал ему свой меч, а его нож прикрутил на конец пороховой трубки. Мы так иногда делали, лучше пики получается. Ту противник может перерубить, а стальную трубу попробуй-ка? И вообще, при определённой сноровке лучше, чем меч. Но вот рубить нельзя, только колоть. Перекинулись парой слов и решили, что дохнуть нам в этой ложбинке невместно. А лучше пойти в последнюю атаку: на бегу, говорят, вообще умирать не больно. Вот и проверим.

Я улучил всё-таки минутку и, когда мы были на очередной вершине нашей траектории, забежал к пассажиркам и предупредил, чтобы покрепче держались, поскольку нам предстоит аварийная посадка на планету. Врать не буду, испугались мои дамы здорово, тётя Лена даже заметно побледнела, а Тамара только нахмурилась и намертво вцепилась в подлокотники. Насколько я знаю, у них имеется негативный опыт неуправляемых посадок, у госпожи Фроловой, точнее. Я как мог, наскоро успокоил их, пообещал, что всё будет в лучшем виде. Даже пошутил через силу, что я-то посадкой слегка управляю и ринулся в рубку, поскольку вентилятор тревожно загудел, пытаясь привлечь моё внимание.