История Византийских императоров. От Льва III Исавра до Михаила III - Алексей Михайлович Величко

Хвалите ее все народы; величайте ее с нами начальники и подчиненные, священники и монахи, и весь род христианский. Ты угождаешь Богу, ты радуешь избранных Ангелов Божьих и людей, живущих преподобно и праведно, богоименитая Ирина! В этом сияет твое благочестие, за это все уста и всякий язык прославляют тебя. Это, поистине, слава Церкви, это — печать содержимого тобой отеческого и боговдохновенного Православия христиан, ревнительница по Боге и поборница истины!»[288]

Со смертью св. Ирины прекратилась Исаврийская династия, давшая Византии блестящих царей и талантливых полководцев, а теперь еще и великую молитвенницу перед Богом.

Приложение №7: Вселенские Соборы

Вселенские Соборы — поистине уникальное явление в истории Кафолической Церкви. Их решения считались и считаются поныне окончательным суждением всей Церкви по наиболее важным вопросам православного вероучения и канонического разрешения самых разнообразных вопросов церковной жизни. Именно на Вселенских Соборах была выражена истина, хранимая всей Кафолической Церковью[289]. Толкованиям, решениям и определениям Соборов Церковь «придает высокий авторитет верховной законодательной власти, переносит на них совокупность своих духовных прав, как бы сливает себя с ними (выделено мной. — А. В.) в известный период своей жизни, хотя в целом течении своего неиссякаемого духовного развития она стоит выше них, покрывает своим авторитетом и утверждает своим признанием»[290].

Вместе с тем исторически сложилось так, что Соборы не обладали изначально какой-то определенной компетенцией. Круг вопросов, который мог быть разрешен исключительно на Вселенском Соборе, никогда не являлся закрытым и окончательным. В целом ряде случаев, как мы увидим, Соборы варьировали свою компетенцию. Нередко другие органы церковной власти принимали на себя те прерогативы, которые ранее признавались принадлежащими только Соборам (утверждение догматов, канонов, решение дисциплинарных вопросов). Нет регламента их деятельности, не определены ни периодичность созыва, ни круг приглашаемых лиц; даже процедура их ведения не является четко установленной.

Получается, что Вселенские Соборы стоят над каноническим правом, находятся вне сферы канонического регулирования. И это тем более удивительно, что традиционно в Византии царил культ права. Это крайне нелогично: Римская империя, владеющая высочайшей техникой разработки системного, кодифицированного законодательства, допустила существование явления, несовместимого с ее правовыми традициями. За 400 лет эпохи Вселенских Соборов не было предпринято ни одной попытки (!) законодательного урегулирования этой практики. Но ведь это — время Кодекса св. Феодосия II Младшего, Кодекса св. Юстиниана I Великого, «Эклоги» Льва III и Константина V Исавров. Позднее, в IX веке, когда никто еще не мог предположить, что эпоха Вселенских Соборов уже завершилась, были разработаны «Эпанагога» патриарха св. Фотия и Василия I Македонянина, а затем, чуть позднее — «Василики» императора Льва IV Мудрого. Но и эти известнейшие законодательные акты по какой-то негласной традиции не коснулись наиболее важных с правовой точки зрения вопросов деятельности Соборов.

Случайность ли это? В чем причина появления этого феномена? Что давало силу соборным определениям? В связи с чем, наконец, практика вселенского обсуждения догматических вопросов внезапно прекратилась, если в течение последующих веков было много поводов для созыва очередного Вселенского Собора? Поразительно, но на эти естественные и очевидные вопросы так и нет однозначных ответов.

I

На первый взгляд напрашивается вывод, что адекватной заменой каноническим основаниям деятельности Вселенских Соборов можно признать церковный обычай, нередко имевший равную и даже высшую силу по сравнению с писаными нормами церковного права. Но это предположение наталкивается на непреодолимую силу исторических фактов, явно не согласующихся с ним. Так, уже созыв в 325 г. императором св. Константином I Великим первого из Вселенских Соборов, Никейского, являлся сам по себе случаем беспрецедентным, далеким от сформировавшейся к тому времени канонической традиции. Большие местные Соборы и ранее не были новостью для Православной Церкви. Но никогда ранее местные Соборы не сходились вместе, никогда «восточные» отцы не совещались с египетскими епископами[291]. На этот раз велением императора собралась вся Церковь.

Решения Поместных Соборов получали (и получают еще и сегодня) свое признание в других Поместных Церквах избирательно. А принимаемые ими правила по спорным вопросам носили (по крайней мере, в то время) не столько нормативный характер, сколько значение руководящих начал для церковных пастырей и предстоятелей, участвующих в работе каждого конкретного Собора[292]. Более того, некоторые местные Соборы вообще не признавались другими церквами. Например, Эльвирский (начало IV в.) и Арльский (314 г.) соборы были отвергнуты на Востоке, а Анкирский (314 г.) и Неокесарийский (315 г.) долго не признавались на Западе[293]. Церковь Западная, состоя под управлением папской власти, имела свои Соборы и свои правила, более или менее согласные с теми, что приняты на Востоке. Правила Восточной церкви вообще мало действовали на Западе[294]. Напротив, в 325 г. никейские соборные оросы как догматического, так и канонического свойства приобрели общецерковное значение и даже получили силу имперских законов. Их нарушителям грозили не только известные церковные наказания (анафема, низвержение из чина и тому подобное), но и государственные. Первым, кто претерпел на себе негативные последствия нового порядка вещей, был сам ересиарх Арий, отправленный императором в ссылку.

Очевидно также, что определение компетенции и формирование процессуального порядка, регулирующего деятельность Вселенских Соборов, заняло значительное время. И совершенно ясно, что никейские Отцы не могли в 325 г. опираться на твердо установившийся вселенский канонический обычай.

Более того, полномочия Соборов вообще невозможно признать четко определенными. Это без труда обнаруживается при анализе компетенции, обычно признаваемой за Соборами.

Как правило, их наделяют следующими исключительными полномочиями:

1) определять по смыслу Священного Писания и общецерковного Предания догматы веры и излагать их для всей Вселенской Церкви в виде оросов (определений);

2) исследовать, проверять и утверждать само предание Церкви и отделять предание чистое и истинное от поврежденного и ложного;

3) окончательно рассматривать и судить всякое учение, вновь возникающее в Церкви;

4) рассматривать и обсуждать постановления прежних Соборов и утверждать или изменять их;

5) определять образ управления отдельных Церквей и для этой цели расширять или ограничивать их права;

6) производить верховный суд над высшими предстоятелями автокефальных Церквей и даже над целыми Поместными Церквами;

7) предписывать для всей Церкви всеобщие положительные правила церковного благоустройства и благочиния (каноны)[295].

Однако указанные прерогативы вовсе не являются заданной величиной и представляют собой известную механическую совокупность той компетенции, которую демонстрировали в разное время отдельные Вселенские Соборы, но далеко не каждый из них.

Так, в частности, хотя и говорят, что правила Вселенских Соборов являются безусловными для всей Церкви (в том числе для Римской, даже после ее отделения