Шпоры на босу ногу - Сергей Булыга

– Гайдуки! – прошептала Мадам.

– Знаю! – кивнул сержант и нахмурился. Потому что с гайдуками он, и довольно близко, познакомился еще прошлым летом, во время своей дружбы с Матео Шиляном. И он еще раз посмотрел на гайдуков. А потом, и очень быстро…

И это случилось как-то само по себе…

Взгляд сержанта перескочил на ту подводу, рядом с которой шел Чико. Перескочил – и уже не мог оторваться! Да это и не удивительно, потому что сразу даже и не перечислишь, чего только не было на этой сказочной подводе! Поросята, фазаны, индюки, куропатки, верашчака, гультайский бигас, бобровые хвосты! Было там и вдоволь того, чем все это запивают добрые люди: кмяновка, полыновка, цынамовка и просто штодзённая. И мало того, что рты так и разевались сами собой, а глаза слезились от радости, мало! Хлебосольный пан Юрек Шабека еще и нахваливал угощение. И если бы Шабека все решал сам по себе, то, может, всё тогда и закончилось бы славной и, что еще куда важнее, сытной пирушкой. Но ведь пан Шабека был тогда при подводе не один, а с ним еще были его гайдуки. Они к тому времени уже спешились и встали с обоих боков своего господина, чтобы по первому же его слову – или даже движению бровей – сорвать с плеч ружья или выхватить из ножен сабли – длиннющие, так называемые карабели…

Но, правда, пан Шабека ничего им пока не приказывал, и даже бровями не двигал, а просто будто всё уже полностью высказал, будто у него все ему известные слова закончились – и он молча осмотрелся. Получилось, что на гайдуков. И гайдуки тоже смотрели только на него, то есть всё ещё ждали приказа. Однако Шабека молчал. И эта пауза уже начинала казаться томительной…

Тогда Бродовски, заложив руки за спину, решительно выступил вперед и так же решительно сказал вот такое:

– А что? Я прекрасно понимаю пана Юрека, это его нынешнее недоумение. Еще бы! Ведь пан Юрек со своей стороны сделал всё, что было в его силах. Вот, – и тут пан Бродовски широким жестом указал на подводу, – полюбуйтесь еще раз: это вклад пана Юрека в общее дело. Весьма весомый вклад! Однако видим ли мы, господа, хоть что-либо в ответ?! – Тут Бродовски мельком, будто невзначай, глянул на сержанта и тут же снова повернулся к своим землякам и продолжил еще жарче: – Увы, ответа нет вовсе! И поэтому я вот что хочу вам сказать: нет, господа, так не годится! Ведь даже великого Наполеона мы согласились потчевать только после того, как он наобещал нам восстановить границы семьдесят второго года и все прочее. Так что я думаю, будет вполне справедливо, если мы опять…

И вдруг он замолчал, потом резко спросил:

– А вы, пан Юзеф, что на это скажете?

– Что я?! – рассерженно сказал Вержбицки. – Я как и все!

– Ну, хорошо. Тогда… – и Бродовски уже повернулся к побелевшему от гнева Смыку…

Но тут улан поспешно выступил вперед и, обращаясь к Дювалю, сказал:

– Мне очень неприятно, господин сержант! Ну, я еще раз извиняюсь! Но мало ли что люди спьяну, это я про них, наговорят! А вы их не слушайте! А лучше берите все, что вам здесь нравится и сколько вам надо! – и тут он широким жестом указал на подводу пана Шабеки. – От меня лично вам лично, сержант! И моя сабля вам в этом порукой! – и тут он и вправду поднял саблю…

И сержант видел, даже больше чуял, что всё это очень серьезно, и улан от своих слов, если что, не отступится, так что чей будет верх, еще трудно сказать…

И всё-таки сержант отрицательно покачал головой.

– Как?! – оскорбился улан. – Вы что, мне не верите?!

– Верю!

– Тогда в чем дело? Я не понимаю!

– Я сыт! И также и мои солдаты, – и сержант резко встал от костра, и велел: – Встать! Всем встать, я сказал! А вы, Мадам?!

Мадам подала ему руку. Сержант помог ей встать. Тогда – с очень большой, просто великой неохотой – начали вставать от костра и солдаты.

– А! – сердито воскликнул улан. – Это зря! Пусть бы болтали, что хотели – вы не слушайте! Да и им сейчас… Господа!

И тут улан, замолчав, осмотрелся. Но его земляки на него не смотрели. Пан Кукса прикладывал снег к рассеченной щеке, Бродовски продолжал жечь бумаги, Смык молча хмурился…

И также молчалив был и сержант – больше ни слова не сказав, он сдержанно кивнул улану, неспешно сел в седло – и уехал. И весь его маленький отряд последовал за ним. И никто им в этом не препятствовал! Ну, разве что только в самом начале, когда они только сели в седла, пан Шабека что-то крикнул своим гайдукам – и те сразу схватились за ружья… Но и Мадам тут же крикнула, очень сердито, между прочим! И гайдуки остановились. Мадам повернулась к пану Шабеке. Пан Шабека виновато улыбнулся и даже развел руками. Мадам повернулась к солдатам и быстро сказала:

– Едем! То есть: марш!

И все ее послушались, как командира. И сержант ей не возражал. Вот так они тогда уехали. Уезжали не спеша, без лишней суеты, чтобы никто не мог подумать, будто это бегство. И вот что еще: никто из них тогда не оглядывался, даже когда громко кричал улан, а Бродовски ему отвечал, тоже криком.

– Пустякки, – объяснила Мадам, – не обращайте внимания. Они скоро помирятся.

И очень скоро эти крики и в самом деле прекратились. И отряд ехал дальше – спокойно и молча. И так они тогда отъехали уже довольно далеко, когда Гаспар, которого до этого не было ни слышно, ни видно, вдруг сказал:

– Бедный Курт! Он так мечтал отведать жареного гуся!

– Вот этого? – с невинным видом спросил Чико.

И тотчас из его седельной сумы едва ли не сам собой выпорхнул гусь: ароматный, обжаренный, с корочкой!

Все невольно остановились.

– Где ты взял этого… – начал было Дюваль, но тут же смущенно замолчал.

А Франц сказал:

– Давайте я разделю! Я умею делить на шестерых.

– Нет, хватит, ты делил в Смоленске! – строго отрезал Чико. – А теперь буду я. Так… Значит, так… Ага… Нет, – и, сокрушенно вздохнув, Чико протянул гуся Хосе. – Нет, лучше ты, а то я, боюсь, не выдержу и сделаю что-нибудь не так.

Хосе подумал… и передал гуся Гаспару.

И тот решил следующим образом:

– Сержант ведет нас вперед, и он, соответственно, получает правую ногу, потому что командир всегда прав. Мадам… Гм, да! Мне кажется, что вам, сударыня, с господином сержантом по пути. Но так как не вы его, а он вас конвоирует, то вам поэтому левую. А ты, Чико, как самый умный среди нас, оставшихся, получишь голову…

– Нет-нет! – не вытерпел Чико. – Здесь надо совершенно иначе!

Он схватил гуся, вырвал у него ноги и передал их Дювалю и Мадам со словами:

– Езжайте, господа, а мы тут уже сами разберемся.

Солдаты отстали, и долго еще было слышно, как божился Чико, ругался Хосе, обижался Франц и что-то тихо, но убедительно доказывал Гаспар. Потом они замолчали.

А Мадам, как она ни стеснялась, однако очень скоро съела свою долю и посмотрела на сержанта. Сержант тоже смотрел на нее. Долго и внимательно. Потом сказал: