Шпоры на босу ногу - Сергей Булыга

– Это жандармы.

– Жандармы? Откуда?

– Великое Княжество Литовское. Новообразованные части.

Сержант кивнул и еще раз осмотрел сидящих у костра. Их было пятеро. Так ведь и у сержанта тоже пятеро. И их ведь те сидящие тоже уже пересчитали и даже сделали из этого соответствующие выводы. Скорей всего, благоприятные! Подумав так, сержант не удержался, усмехнулся – и тотчас же уверенно направил лошадь к костру.

Там тоже началось движение. То есть там перестали притворяться, будто они никого вокруг не замечают. Улан поморщился и что-то коротко сказал, человек в волчьей шубе поднялся навстречу гостям и, не обращая на Дюваля ни малейшего внимания, торопливо и восторженно заговорил по-польски, затем что-то спросил. Мадам поджала губы и промолчала. Но этот дерзкий человек не унимался – сняв несуществующую шляпу, он манерно расшаркался и, елейно улыбаясь, сказал что-то еще. Мадам покраснела и, не сдержавшись, резко ему ответила. Человек в волчьей шубе от души засмеялся.

Тогда уже не выдержал сержант. Он привстал в стременах и спросил:

– Мадам, он оскорбил вас?!

Мадам отрицательно покачала головой. О чем же в действительности был этот краткий разговор, она так никогда и никому не сказала. Ну а тогда и вообще всем было не до подробностей – сержант, потянувшись за саблей, сердито потребовал:

– Ну! Отвечайте же!

Мадам взволнованно ответила:

– Он говорит… – Но тут же спохватилась и потребовала: – Да опустите же саблю! Я не могу так говорить! Меня это очень отвлекает!

– А вы на нее смотрите! – сердито ответил сержант. – Ну, же! Я слушаю!

Мадам тихо сказала:

– Он говорит… Что встреча очень неожиданна. И это всё, – и замолчала.

Сержант был голоден, его солдаты тоже. Наглец, все всякого сомнения, сказал непотребную глупость, сейчас сержант развалит его надвое, те четверо подскочат от костра и прикончат… Кого-то из его солдат они непременно прикончат. А дальше что? Сержант, не опуская саблю, посмотрел на человека в шубе. Тот подчеркнуто низко поклонился гостям и сказал на довольно-таки сносном французском:

– Милости прошу к нашему скромному столу, господа, обед будет с минуту на минуту. Рад приветствовать героев непобедимой армии.

Слова эти весьма походили на злую насмешку, однако продрогшие солдаты не обратили на это внимания и поспешили спешиться. Сержант же по-прежнему оставался в седле.

– Шарль, – шепнула Мадам, – простите его, я вас умоляю.

Сержант нахмурился.

– Я сама виновата, – продолжала Мадам. – Когда-нибудь вы все поймете.

Сержант не ответил.

Тогда Мадам, пожав плечами, сошла с лошади, человек в волчьей шубе любезно – отнюдь не паясничая – поцеловал ей руку и усадил на лучшее место. Мадам с улыбкой обернулась и сделала им всем приглашающий жест. А улан, тот даже поднял руки и широко, как только мог, заулыбался.

И сержанту не оставалось ничего иного, как покинуть седло. Когда же он, вслед за своими солдатами, пристроился к костру, то человек в волчьей шубе бросил в огонь очередную стопку бумаг и сказал:

– Вот она, ирония судьбы: я, я вынужден губить в огне нетленное печатное слово! Простите, господа, но мы еще не представились. Так вот! Рядом со мной сидит бывший легионер, а ныне надпоручик, Ян Героним Тарашкевич.

Улан, как очень крепко выпивший, рук уже не поднимал, а только дважды кивнул головой. Человек с залысинами гордым голосом добавил:

– Герой Венеции, Санто-Доминго и Сарагосы! Но судьба, увы, судьба!

Еще одна связка бумаг полетела в костер, обещанной еды не подавали, а залысый как ни в чем ни бывало продолжал:

– Пан Юзеф Вержбицки, ревнитель старины и почти что ни слова по-французски. Пан Юзеф!

Пожилой жандарм огладил гетманские усы и сказал, обращаясь к Дювалю:

– Пан вахмистр, мое почтение.

– Сержант, месье, – поправил Дюваль.

– Сержант, – согласился жандарм.

А залысый уже представлял дальше:

– Пан Анджей Смык, племянник князя Пузыны, нашего подкомория… Гм! Извините, подпрефекта. У нас же теперь все на корсиканский манер: не подкомории, а подпрефекты, не поветы, а департаменты…

Но тут пан Смык, тот самый Литовский конный гвардеец, гневно перебил говорившего:

– Не забывайтесь, пан Бродовски!

– Совершенно верно, Бродовски, Игнатий Бродовски, ваш покорный слуга, – представился наконец человек в волчьей шубе. – Учитель словесности минской правительственной гимназии. На время Второй Польской войны поставлен редактировать «Минскую газету», – и с этими словами он указал на кипу газет. – Вот мы и представились. Ах, да, совсем забыл! Пан Кшиштоф Кукса, – и Бродовски указал на юного жандарма. – Чистая душа, высокие помыслы, ни слова по-французски.

Юный жандарм с любопытством глянул на сержанта, потом на Мадам, потом вновь на сержанта… И смутился. Так, хорошо! Сержант откашлялся, еще раз строго глянул на Куксу – и уже только затем скупо представился, потом также скупо представил солдат, а когда же черед дошел до Мадам, то о ней он сказал лишь то, что это Мадам, и более не прибавил ни слова.

Мадам, конечно же, привлекала всеобщее внимание, но шляхта проявила деликатность и никаких вопросов себе не позволила.

Зато голодный Чико, не получивший в свое время шляхетского воспитания, скромно спросил у Бродовского, не найдется ли у господ хозяев шести чашечек кофе без сливок.

– Кофе? – участливо переспросил Бродовски и стал рыться в бумагах. – Кофе… Ах, кофе!.. – и, наконец-таки найдя нужную бумагу, он, как дальнозоркий, взял ее на отлет и зачитал:

– «А посему повелеваю… по две осьмины ржи и по две осьмины овса, по два гарнца ячменных или гречневых круп, по два гарнца гороха, по два пуда сена и соломы». – После чего оборотился к Чико, тут же сделал очень скорбное лицо и столь же скорбным голосом сказал: – Нет, про кофе здесь, к сожалению, ничего не сказано. Так что увы и еще раз увы, мой славный друг и не менее славный защитник!

Мадам улыбнулась, шляхта переглянулась и промолчала. Один лишь гвардеец Смык не выдержал:

– Бродовски! – возмутился он.

– А что? – наигранно удивился редактор «Минской газеты». – Я, между прочим, читал правительственную бумагу. Поставки для Великой Армии! – и с этими словами бумага полетела в огонь.

Смык недобро глянул на Бродовского и сказал, обращаясь к солдатам:

– Не беспокойтесь, господа. Обед действительно поспеет с минуты на минуту. Ждем человека из Винеции.

– Венеции? – удивленно переспросил Чико.

– Ви-неции, – поправил Смык. – От слова «вино». Тамошний хозяин, пан Шабека, весьма и весьма хлебосольный господин.

– А поставок для Великой Армии он так и не выполнил, – вставил Бродовски, – вот пожалуйста… – и он потянулся к бумагам, но Смык удержал его.