Интимная жизнь элиты - Евгений Осипович Белянкин

– Ты с ним подружишься, – уверенно заявила Диана. – Это он с виду такой недоступный. Сенатор. Держит марку. А так – простодушен и любит шикарную жизнь…

– Прости за глупый вопрос: он богат?

– Как все американские сенаторы, – засмеялась Диана. – Да, я вышла за него по расчету. Америка – это не Россия, где замуж не выходят, а выбегают в пацанском возрасте за такого же пацана плодить нищих. В Америке семья – это дело. Любовь и дело, думаю, не одно и то же…

Егор неопределенно пожал плечами: он эту школу еще не прошел.

– А ты меня, случаем, не ревнуешь? – вдруг, открыто глянув в глаза, спросила Кипренская.

– А почему бы и нет? – засмеялся Егор.

– Ревнуй. Я хочу этого. Хотя я должна тебя познакомить еще с одним моим поклонником. Этот человек называет себя сыном некоего Михаила Голеневского, того самого, который объявил себя русским царевичем Алексеем…

– На это были основания?

– Кто знает! Этого, к сожалению, никто не знает. Но Кирилл называет его своим отцом. Таким образом, он приобщает себя к царскому роду. Забавный малый, – засмеялась Диана. – Но я ему верю и не верю. Ведь из Польши вышло немало самозванцев на русский престол, а он – поляк…

Егор готов был стукнуть себя по лбу. Фамилию Голеневского он вспомнил по рассказам Братышева.

Сергей Анатольевич как-то ему поведал одну историю, свидетелем которой был сам.

– А ведь знаешь, бывают и шпионы-царевичи… Вот полковник польской военной разведки Михаил Голеневский. Сбежал на Запад как раз в Рождество 1960 года. Этого человека нельзя забыть – авантюрист до мозга костей, он даже войдет в черную книгу разведки. Сбежав, он сдает ЦРУ имена двухсот агентов КГБ. И он же помогает раскрыть Кима Филби…

Братышев рассказывал с негодованием.

– Так вот, этот предатель вдруг объявляет себя царевичем Алексеем, который якобы чудом спасся от большевиков. Я тогда был в европейской резидентуре и самолично столкнулся с этим горе-царевичем…

И вот теперь перед Егором сын царевича.

Кирилл оказался шумным толстячком, в больших роговых очках.

– Господа, – сказал он. – Мне приятно познакомиться с русским журналистом. Я – поляк, но я люблю все русское. Ибо во мне, кроме всего, кровь царевича…

– Как известно, за рубежом живет царская семья, – заметил Егор. – Она тебя принимает?

– Меня не надо принимать. Это старо! Это я хочу или не хочу… принять или не принять!

Пухлое, веснушчатое лицо расползлось мелкими смешинками.

– Я тоже мог бы стать журналистом. Но я ленивый. Мог бы стать физиком. Я ленивый. Мог бы, но… ленивый!

Кирилл взял Егора за рукав и отвел немного в сторону.

– У меня есть секрет. Тайна. Если ты ее не испугаешься и не раскроешь… доверю.

– Даю слово.

«Он, наверно, шут гороховый, – подумал Егор, поняв, что Кирилл ему не соперник. – Зачем Диана окружает себя такими пузатиками?»

Как рассказывал Братышев, Михаил Голеневский был не дурак и рассчитывал слизнуть подходящую сумму, потому-то и начал охоту за деньгами царских детей.

По словам «царевича», после русско-японской войны император стал размещать свои капиталы в западных банках. От имени этого дельца посыпались запросы… Правда, интересна одна деталь. Нашелся человек, который когда-то был товарищем по играм с царевичем. Он-то и задал вопрос: «Кто такой английский бобби?» Но «царевич» ответил верно…

Конечно, императорских денег «царевич» не получил… Но утверждение, что он был связан с КГБ, видимо, было справедливо. Высокопоставленный офицер польского ГРУ мог хорошо знать разведывательную сеть как советского ГРУ, так и ПГУ…

– Слушай, Кирилл, – спросил Егор «сына». – А где сейчас твой отец? Ведь о нем время от времени писали в газетах?

– Мой отец недавно скончался в Нью-Йорке. Но я о нем не горюю, – спокойно заметил Кирилл. – У меня на это есть свои причины. Я обещал тебе раскрыть тайну. И раскрою. Но не сегодня. И не завтра. Немного погодя.

Егор сделал о нем свое заключение:

«Ко всему, он слизняк… Сколько слизняков крутится в элитных кругах! А ведь авантюристы этим живут…»

– Скажи, милый, – заметила Диана. – Нашли этого несчастного профессора?..

– Никак нет.

– Меня это возмущает до слез! Америка не может покончить с русской мафией. Я должна об этом прямо сказать мужу, чтобы он этот вопрос поставил в сенате.

Егор лишь усмехнулся.

– Да, забыла тебе сказать, – Диана обняла Егора и жарко поцеловала в губы.

– Так что же ты мне хотела сказать? – улыбнулся Егор.

– Этот чудак, физик Эверт, сам решил разыскать профессора. Он нанял частного детектива.

Егор от души рассмеялся.

– Насколько мне известно, частные детективы здесь заняты более важными делами: они следят за похождениями мужей богатых жен…

– Не говори, Егор, глупости. У Эверта все это серьезно. Я уверена, что он найдет профессора.

Глава 65

Егор встретился с Ярославом. Круглов сообщил в общем-то обычную новость: ФБР заинтересовалось исчезновением русского профессора, и теперь, как он думает, бандиты навряд ли запросто переправят его в Индию или во враждебный ей Пакистан.

Бегло взглянув на Ярослава, Егор заметил:

– ФБР, частные сыщики и русская разведка… Не много ли! Это лучший вариант, когда бандиты вывезут профессора в Индию или Пакистан…

…Но этот день оказался богат на события. Скоро стало известно, что какие-то молодчики избили Стэнли, который возвращался из фирмы. Ему хорошо расквасили «вывеску» и чуть не вывихнули руку.

– Не лезь не в свое дело, – пригрозили ему. – Иначе, янки, отправим на завтрак ракам…

Стэнли лежал дома.

Егору позвонила Диана Кипренская: она была уверена, что это дело рук тех самых бандитов, захвативших профессора.

Далее объявился таксист и передал Равилю Айтову записочку, в которой значился адрес…

Но вскоре Равиль получил другой адрес, который разнился с первым…

Второй адрес ему доставила девочка-осведомитель. Она недолго пролежала в больнице. За ней приехали хлопцы Конопли и преждевременно «выписали».

Боясь, что Пантера ее найдет и расправится, она сама примкнула к Конопле. В свою пору тот был к ней сексуально привязан – и потому, может быть, сохранилось его расположение…

За ней не приглядывали, уверенные в ее надежности, и она сумела пересечься с Равилем. В простенький перстень, который передал ей Равиль, был вмонтирован радиомикрофон повышенной частотности. Ей ничего не надо было запоминать.

Конопля и его компания не стеснялись и обсуждали при ней все вопросы, связанные с Пантерой и профессором.

Наутро после бурной ночи, где ей пришлось выдержать несколько боровов, она сумела завернуть перстень в тряпочку и положить в тайник.

К этому времени Равиль уже прослушал запись.

– Пантеру надо убрать, пока не поздно, – сказал кто-то. – Иначе, Конопля,