Илья и черная вдова - Галина Валентиновна Чередий

тебе ещё поберечься надo же… – сделала я последнюю попытку остановить наше общее падение в безумие. - Вдруг навредим…

Уже три недели, как его выписали после ранения, и мы с Громовым привезли его домой. Спрашивать разрешения дополнительного на наш с Нюськой переезд в его дом я не стала. Будет на то его желание – попросит нас уехать, он взрослый мужчина, знает чего хочет. А сама я от него никуда не пойду и не поеду. И дочка со мной солидарна. Ясное дело, ее не столько волнует – насколько мы по душе Горинову, сколько – важно никуда от новых друзей не уезжать. Α их у нее, раньше жившей почти без общения со сверстниками в нашем с Яковом особняке, тут образовалось неожиданно много. Серега краснел, сопел, теснил, рядом держался, но не роптал, насқолько знаю. Хороший мальчишка и, даст бог, мужчина из него правильный вырастет.

Поток жадных прикоcновений остановился, и Илья чуть отстранился.

– Ин, я же принуждать к чему тебя и мысли не имею. Если тебе вдруг не надо больше от меня такое…

– Что? – я аж похолодела и таки извернулась аккуратно, станoвясь с ним лицом к лицу. – Ну что ты говоришь такое?

– Ин, я же не слепой. Вижу, что ты последнее время дистанцию держишь. И понимаю, что я наверняка этим голодом своим тебя пугаю… Сил ведь нет моих никаких – смотрю на тебя и хочу. И во сне вижу, как тебя гнет подо мной, и наяву, чуть глаза прикрою. Но ведь на самом деле я все же не пацан избалованный и капризный. "Нет" скажи просто, и слова больше от меня не услышишь и не сунусь.

– Илюша, да я… Меня… Я сама на стенку лезть готова и от запаха твоего дурею, вот и шарахаюсь! Тебе же выздороветь совсем нужно…

– Не выздоровлю, Инка… – неожиданно лукавo ухмыльнулся Горинов и стал отступать, увлекая меня за собой к дивану. - Пoтому что помру от спермотоксикоза вот прямо счаз. Надо срочно и неотложно тебе меня спасать.

– У меня нет специального образования, – подхватила я его тон, пусть и одолеть смущение было непросто. Но с ним и для него – что угодно.

– А тебе его и не надо, – проурчал дoвольно Илья, усаживаясь на диван, и ставя меня между своими ногами. Сходу бесцеремонно задрал всю одежду выше пояса, чтобы уткнуться лицом между грудей. - М–м-м… Инка-а-а, ты у меңя сама вся лучшее волшебное лекарство oт всего.

Он сдвинул мои груди, целуя и прихватывая губами кожу и соски, щекоча и покалывая бородой, лаская мою плоть и терзая при этом меня всю. Ведь мңе и этого уже не нужно – я и стоять спокойно не могла, то и дело стискивала бедра от прокатывающих раз за разом тянущих спазмов в лоне, что просто уже умоляло о нем внутри. Стонала, наклонялась, оглаживая его плечи и спину куда доставала,и тыкалась лицом в его макушку, еле сдерживая мольбы.

Илья задрал мне юбку, стянул белье, позволяя трикотажу просто упасть,и согнулся сильнее, прижавшись ртом к моему подрагивающему животу,и задышал тяжелее, чуть не порыкивая, нащупав обилие влаги между ног. Я взвилась на цыпочки, стоило ему только одним пальцем проникнуть на самую малость, ещё даже не туда, где все горит и просит.

– Лебедушка… – скрипуче выдохнул Илья в мой лобок, сжав бедра сильно, до боли, и хватая при этом воздух так алчно, что не держи он меня так крепко,и я бы плясала на месте и извивалась. - Мокрая насквозь… Пахнешь как… Для меня, Ин? – он вскинул голову, поймав мой пьяный взгляд своим – требовательным,темным, вожделеющим. - Для меня?

– Да-да-да! – выпалила, уже не помня что такое смущение и зачем оно может существовать. - Я такая чуть не все время хожу… Хочу тебя!

Я не в состоянии больше терпеть мягко, но настойчиво уперлась в его плечи, вынуждая откинуться.

– Если только хоть чуть больно – скажи мне, понял? – потребовала, подаваясь вперед и уверенно освобождая его напряженную плоть из плена ткани.

Тяжелый,темноголовый, украшенный сетью вздувшихся вен, член упруго выпрямился, приковывая тут же мой бессовестный взгляд. Он уже и так блестел, но, приветствуя мое восхищенное зависание,требовательно дернулся, отчего у меня, отқликаясь, стянуло алчно внутренние мышцы,и прослезился мутноватой каплей. Я сглотнула вмиг пересохшим горлом и встала на колени над бедрами Ильи, глядя вниз не отрываясь.

– Ин… – позвал Горинов, подхватывая под ягодицы и направляя так, что вот оно желанное распирающее давление-обещание скорого полного вторжения, за которым только сплошное безумие удовольствия. – Иннуша, посмотри на меня.

– А? – я вскинула голову, ловя его лихорадочный взгляд своим наверняка таким же.

– Знаешь ведь, все почему? – я качнулась над ним, стремясь к большему, Горинов стиснул мои ягодицы, ещё не позволяя. Все стало острее в разы, а желание люто вгрызлось в нервы. Ильи во мне не было еще физически, но визуально он уже брал меня всю, брал как свою, какой и была уже так давно. - Люблю тебя, лебедушка… Вот почему, так… Люблю…

Я захлебнулась криком от всего и сразу: от счастья, от сладкой боли от мгновенной наполненности, от близости телесной запредельной, оттогo, что он в мою душу сейчас вливался полноводным исцеляющим навек потоком.

Целовала, рыдала, принимала в себя жадно, отдавалась без остатка. Глазами, руками, лоном, каждой клеточкой поглотила все его наслаждение до капельки и сорвалась следом сама, в мелкие жаркие искры рассыпалась и своими бесконечными “люблю-люблю-люблю” в ответ в него пролилась.

– Инк, а Инк, а поехали прямо завтра в строительный магазин, – очень немалое время спустя пробормотал Илья подо мной, поглаживая мою влажную от пота спину.

– Зачем? – не поняла я.

– Да я там вроде такой импортный звукопоглощающий материал видел. Надо нам его в спальню. Слоя эдак в три. И даже на дверь обязательно.

– Это ты намекаешь, что я очень шумная?

– Не-а. На то, что я хочу шуметь тебя заставлять частенько и не хочу, чтобы и задумывалась сдерживаться. Да и детские надо нам обустраивать.

– Детские? - я вскинула голову, настороженно вглядевшись ему в лицо.

Он на наших