Зеркало тьмы - Уильям Дитрих

– Месье Гейдж, у вас два выбора, – пояснил Драгут. – Вы можете вернуться в темницу, и пусть все будет так, как решит Омар. По крайней мере, хоть ему это доставит удовольствие. Не исключено, что мы узнаем что-нибудь полезное, и в конце концов, когда вы будете сломлены и сойдете с ума от мучений, мы с Авророй изучим все то, что он вырвет из вас. Если вы решите закончить свою жизнь в немыслимых страданиях, Астиза станет наложницей того, кто даст за нее большую цену, а вашего сына продадут в совсем другой гарем. Здесь немало беев с подобными наклонностями, всегда в поиске молодых мальчиков, чтобы приобщить к своим вкусам. Туда мы и отправим Гора.

– Куда, мама?

– Тише, милый!

– Мать и сын станут наложницами, пока новый хозяин не пресытится своей новой игрушкой и не отправит ее на выполнение более черной рабской работы. Думаю, Сомерсет позаботится о том, чтобы это был наиболее калечащий труд из всех возможных. Так вашей небольшой семье и придет конец – вы умрете в камере пыток, она станет рабыней, а Гор, возможно, станет евнухом после того, как ублажит достаточное количество мужеложцев. Ваша храбрость, как вы ее называете, уничтожит всех вокруг вас.

– А что станет с моими друзьями? – Мой голос был пуст.

– Они никогда не выйдут из своей ямы. Поскольку их отправил сам Бонапарт, мы не можем рисковать вызвать его ярость требованием о выкупе. Мы стараемся не захватывать людей из стран с сильным флотом. Лучше, чтобы они просто исчезли, растворились в море, став несчастными жертвами погони за проклятым сокровищем с ненадежным Итаном Гейджем. В последний раз их видели, когда они бежали из Венеции, – и всё, они исчезли.

– Ублюдок! Ты сгоришь в аду!

В ответ на мои слова стражник сделал быстрый шаг вперед и хлестнул меня плетью, которая жалила, как дьявол. Хуже того, резкий шлепок хлыста испугал маленького Гора, который, хныкая, спрятался за юбкой своей матери. На мои глаза навернулись слезы от резкой боли, но, черт меня побери, если я пророню хотя бы слезинку перед своим сыном. Семья, знаете ли, дает хребет самому бесхребетному из мужчин.

– Есть и другой выбор, – продолжал Драгут гладко, словно ничего не произошло, – сделать то, что наша федерация предлагала с самого начала. На той овечьей шкуре, что вы нашли, что-то было, поскольку она исчезла к тому моменту, когда вас извлекли из трюма. Гейдж, вы нашли подсказку и уничтожили ее. Признайте это.

– Всего-навсего город, который и так можно было угадать.

– Сиракузы?

Я кивнул, словно это не имело никакого значения.

– Тот самый город, где жил Архимед.

– Но зачем тогда уничтожать пергамент? И как вы это сделали?

– Мы его съели.

Капитан улыбнулся.

– Лишнее доказательство того, что на пергаменте было нечто большее, чем название города. Отведите нас к зеркалу Архимеда, Гейдж, и вы спасете себя и свою семью. Астизу и вашего сына освободят и отправят в Египет, и мы никогда более не коснемся их и пальцем.

– А как же мои друзья?

– Их освободят и посадят на корабль, направляющийся во Францию, сегодня до заката. Вам не придется встречаться с ними, и они не будут знать о той сделке, которую вы заключили. Их кошмар останется для них лишь приключением, о котором они будут вспоминать за бокалом вина до конца своих дней. Наполеон, вероятно, наградит их за попытку сослужить ему службу, а Юсуфа Караманли восхвалит за его милосердие.

– А я?

– Вы сделаете свой выбор, и это будет поистине ваш выбор, без принуждения. Если зеркало заработает, вы сможете присоединиться к альянсу, который стремится воссоздать магию и силу рыцарей-тамплиеров и править миром во имя его же блага. Поверьте мне, Ложа египетского обряда может управлять этой планетой гораздо лучше, чем жадные принцы и воеводы, заправляющие всем сегодня. Попомните мои слова: такие люди, как Бонапарт, уничтожат этот мир, повергнут его в хаос. Зеркало сделает Триполи неприступным для атак с моря даже со стороны величайших из стран, и под его защитой мы сможем построить новую утопию.

– Как фрески Акротири, – пробормотал я.

– Что?

– Ничего. Нечто, что я однажды видел.

– Или же вы можете выбросить в окно возможность переделать наш мир и вернуться к своему старому разложению, где вас будут считать предателем вашей страны и всех цивилизованных наций. Вас будут презирать, у вас никогда не будет друзей, и вашей единственной надеждой будет нищенство в Египте с Астизой. Как только у нас будет зеркало, мне все равно, какой выбор вы сделаете для себя.

Клянусь бородой Соломона, выбор не из легких! Обречь сына, о существовании которого я и не знал, на рабство и изнасилования, лишить жизни не только себя, но и Астизу и трех ученых друзей – или предать мою собственную страну, находящуюся в состоянии войны с Триполи. Не помню, чтобы старый Бен давал мне какие-либо советы в отношении подобных дилемм, если не считать его слов о том, что патриотов, которых не вешают вместе, впоследствии вешают по отдельности.

Юсуф, казалось, читал мои мысли.

– Не льстите себе мыслями о том, что вы владеете ключами от победы или поражения, месье Гейдж, – сказал паша. – Мы, так или иначе, найдем то, что ищем, Ложа уверена в этом. Вы лишь ускорите этот процесс, подспудно спасая свою семью. Если ваша страна действительно может поспорить со мной на поле брани, почему же ее корабли до сих пор прячутся на Мальте?

Действительно, почему? Где, черт его побери, этот бестолковый командор Ричард Валентайн Моррис?

– Принятие идеализма Ложи египетского обряда – это не предательство, – добавил Драгут.

Странное терпение, проявленное Авророй по отношению ко мне на море, теперь нашло свое объяснение. План с самого начала заключался в том, чтобы заставить меня предать Соединенные Штаты во имя спасения моего маленького сына. Рынок рабов, яма, камера пыток – все было предназначено лишь для того, чтобы размягчить мой дух в преддверии этой нечестивой сделки. Они чувствовали, что я знаю больше, чем готов признать, и не оставили мне никакого выбора.

Чувство вины за то, что я подвергаю такой опасности женщину, которую люблю (и ребенка!), тоже не прибавляло мне решимости. Имей я хотя бы верность блохи, я бы никогда не спутался с Авророй Сомерсет, и она не преследовала бы нас сейчас, словно чума. Никто не похитил бы Астизу, и мне не пришлось бы идти на сделку с самим дьяволом. «Красота и безрассудство идут рука об руку», – говаривал когда-то Бен Франклин.

В любом случае пираты были еще очень далеки от зеркала, и единственным возможным планом для меня было подыгрывать им, пока это меня устраивало. Если я скажу «нет», я прокляну всех нас, не так ли? Кто знает, может быть, фортуна еще повернется ко мне лицом? В конце концов, я игрок. В глубине души я уже начал фантазировать о том, как обращаю силу зеркала против всех них.