Темная сторона Луны - Сергей Дорош

– Почему тогда не спешишь вернуть?

– Не получится.

– Получится. Ей сейчас все равно. А перед тобой она чувствует вину.

– Я не виню ее ни в чем.

– Еще бы. Ты на это просто не способен. Она винит себя сама. Из чувства вины она станет тебе спутницей жизни. Возможно, со временем ты сделаешь ее счастливой. В концето концов, когдато она тебя любила, и эти чувства не затихли до конца. И я хочу, чтобы вы так и сделали.

– Пошел ты.

– Ты же этого тоже хочешь. И она, подсознательно. Я для нее умер, ты – жив, раз за разом продолжаешь жертвовать жизнью, ничего не требуя взамен. Она просто не знает, как к тебе подойти, чтобы не отпугнуть. Мало того, она тоже чувствует твое желание. Сделай первый шаг…

– Нет! Еще слово – и я выдавлю тебя из своей головы!

– Да, ты это сможешь, я не спорю, – печально согласился ЛинКеТор.

– Так что заткнись. Я добьюсь, чтобы отлучение с меня сняли, ты воскреснешь на алтаре домена, и вы с Тайви снова будете вместе.

– Ты забыл, что отлучили нас до моей смерти. А отлучение можно снять только через кровь, которой у меня нет. Я в ловушке, и выхода нет.

Хансер умолк, как обухом пораженный.

– Не волнуйся, вечно жить в твоем теле я не буду, – успокоил ЛинКеТор. – Просто хочу передать тебе все, что знаю, чтобы ты мог защитить ее, а потом уйду.

– А Элеонора? Ее тоже убил ты моими руками?

– Нет, это – целиком твоя заслуга. Я тогда был ошеломлен, деталей не понял. По сути, в себя я пришел не так давно. Этот яд и чары Тайви подхлестнули меня, и теперь…

– Теперь ты будешь сидеть тихо, не высовываться, не лазить по моему прошлому, не пытаться взять под контроль, иначе…

– Что иначе? – дерзко спросил ЛинКеТор.

– Слышал о технике темных сильных верой, которая позволяла им заключать в клетки духов, вселившихся в людей? Я владею очень многими приемами Темной стороны. Пользоваться не люблю, но и не брезгую. Так что сиди, как мышь под веником. Я сам справлюсь со всем. И не пытайся умереть окончательно.

– Ты не знаешь, на что себя обрекаешь! Хватит жертвовать собой! Мы не сможем отплатить даже за то, что ты уже для нас с Тайви сделал!

– Мне нужна не плата! Мне нужно чутьчуть покоя для раздумий. А ты сиди и не лезь со своими умениями.

– Есть то, чего я не могу контролировать. Твое шестое чувство уже изменилось.

– Ничего, переживу.

* * *

Поляна не так далеко от Бремена. На ней – два друида: пастырь и аколит. Гальдрикс присел на траву, устало вздохнув. Вот ведь штука какая: сколько лет прожил, не давал ни малейшей слабинки. Мышцы все еще тверды, как камень, словно в дни юности. Под кожей ни капельки жира. Его одногодки среди простых людей уже древние старики, согнутые пополам годами и ревматизмом. Гальдрикс не знает, что такое болезнь. Суставы его еще ни разу не ведали предательской боли, не закостенели, тело гибкое, руки быстры в обращении с серпоммечом. А вот дух…

Дух Гальдрикса дал трещину. Что случилось? Его наставник стал охотником, когда юный пастырь Гальдрикс только получил свой посох. Он пережил это. Учитель передал ему свою цель – найти тех, кто поднимется выше пастырей, – и он искал. Был Лодрикс – его отняло Воинство Небесное. Гальдрикс не сломался от этого удара, встал на ноги сразу. И словно в награду, ему дали Дагарикса. А теперь отняли. Не смерть отняла – это можно было бы выдержать. Нет: тот, кто обещал стать мудрейшим из друидов прошлого и настоящего, был отобран безумием охотника. И это подкосило еще не старого по меркам друидов пастыря.

Молодой аколит – его новый ученик. Обычный до тошноты. Нет, он хороший, у него нет даже малейшего шанса стать отступником, но и выбиться из общей массы шанса тоже нет. Он даже не войдет в Круг. У Гальдрикса нет того, кому он сможет передать свою тяжкую ношу тюремщика охотников, а с ней и место в Круге мудрейших. Придет ему на смену ученик когото другого, станет тюремщиком его духовного сына, уже умершего духом.

А теперь еще эта поляна, где сошлись трое – те, кто сделал Гальдрикса тем железным пастырем, которым он был, тем, кто не допускает ошибок, видит все. Они были словно бы его опорами. И все три так или иначе рухнули. Гальдрикс не думал, что смерть когонибудь из них поразит его. Это была бы всего лишь смерть тела. Дух умер давно. У двоих – поглощенный безумием, у одного – задушенный сомнениями. И вот здесь умерли двое из троих…

И из глаз под маску, скрывающую низ лица, текут слезы. Юный ученик копошится, смотрит глазами леса в его память, чтото обдумывает, восстанавливает события. Лодрикс это сделал бы минут за пять. Даже забыв все, в лесах Британии он действовал гораздо быстрее, а ведь он не прошел аколитского посвящения, не прикоснулся к мудрости пастырей. Дагариксу хватило бы трех минут, и леса он не тревожил бы. Гальдрикс и сам уже все видел. Как же трудно возвращаться к посредственности после того, как ты наставлял гениев.

Тяжело вздохнув, Гальдрикс испарил свои слезы: незачем юноше их видеть. Встал, внешне – прежний стальной пастырь, а внутри – старая развалина.

– Ну что поведал тебе лес? – спросил он.

Ученик смешался. Вопрос застал его врасплох. Он не был готов – плохо. Но не начал отвечать сразу, обдумал слова – это хорошо.

– Наши охотники встретились здесь с четырьмя высшими.

Начало очень и очень так себе. Любой хороший следопыт сказал бы это. Дагарикс понял бы, что его наставник совсем не это хотел услышать, задавая вопрос. Он сразу перешел бы к сути.

– Трое погибли. – Продолжение, достойное начала. Пастырь не говорит о вещах, очевидных собеседнику. Лишние слова убивают суть.

– Двое наших, один доменовец.

Терпение Гальдрикса подошло к концу:

– Скажи мне наконец чтонибудь существенное, – спокойно попросил он.

Снова замешательство. Очень плохо. Пастырь должен быть готов к любому повороту разговора. На этот раз ученик думал дольше. Хорошо хоть не стал сразу говорить что попало.

– Наши охотники погибли от одной и той же руки. Их сразила ночная мерзость, но задействовала силы, характерные для служителя острой стали. Значит, появилось в доменах нечто, о чем мы не знаем. Но и сам он был ужален одним из охотников и потерял сознание прямо здесь. Яды охотников смертельны – значит, он мертв. Он и отступник. Мы разменяли двух за двух, но отступник мертв, а охотник Рысь выжил. Цель достигнута, но слишком дорогой ценой…

– Хватит, – прервал Гальдрикс. – Очень плохо. Ты не ответил на вопрос.

– Как не ответил? – Ученик был ошеломлен. Но ничего не добавил. Скорее всего, больше он ничего и не понял. Работы с таким лет на десять, прежде чем он начнет думать как пастырь.

– Ничего нового в доменах не появилось. Ты знал, что в Бремене был убит высший из Зеленого домена, служитель острой стали?

– Да, наставник.

– Так вот, такое поведение ночной мерзости говорит лишь о том, что Грааль у него и зеленые воспользовались его силой. Телом ночной мерзости управлял убитый в Бремене служитель острой стали. Логично?

– Да, наставник. – Ученик потупился.

– Дальше. В бою охотник Змей брызнул кровью этой ночной мерзости на охотника Рысь. Следовательно, доменовец както переборол охотничий яд, и Рысь сейчас идет по его следу. Будь зеленый мертв, Рысь вернулся бы в темницу. А теперь подумай: что я тебе открыл такое, до чего ты не мог бы дойти сам?

– Ничего, наставник.

– Говори меньше, думай больше, никогда не говори лишнего, – наставительно произнес Гальдрикс. – Всегда оценивай собеседника и не говори того, что он поймет и без твоих слов. Всегда оценивай не слова вопроса, чувствуй суть – тогда больше тебе не придется краснеть.

Огромный орел приближался со стороны Бремена. Гальдрикс сразу увидел, что птица необычная. Его ученик понуро сидел на траве. Сам же пастырь был сосредоточен лишь внешне. Опять накатились нелегкие мысли. Говорят, старость – это когда прошлое вспоминаешь чаще, чем смотришь в будущее. В таком случае за один день он превратился из юноши в древнейшего старика. Доменовцы этого не знают, но на самом деле друиды живут даже дольше высших, только, в отличие от последних, душа их не грубеет. Не думал Гальдрикс, что не доживет и до сотни лет, как жизнь станет ему в тягость.

Орел превратился в человека в воздухе. Аколит приземлился перед пастырем мягко, на одно колено, тут же встал. И не поймешь – был ли это знак почтения, или последствия прыжка с большой высоты. Впрочем, Гальдрикс прекрасно знал, что это. Пастыри не любят знаков преклонения, но молодые аколиты придумали выражать почтение к тем, кого понастоящему уважают, в такой форме, что вроде бы и обвинить их не в чем. Удивительно, но это согрело душу пастыря. Его любят, ему верят, значит, он не даст и малейшего шанса своему отчаянью. Он будет действовать хотя бы ради таких вот аколитов, которые доверяют ему. Обмани их доверие, поддавшись слабости, – и ты усугубишь свое горе, Гальдрикс. Тогда ты будешь недостоин тяжкой ноши пастыря.