Темная игра смерти. Том 2 - Симмонс Дэн

– Я пойду туда. Спрячься за стволом. Дай мне ровно четыре минуты, а затем выстрели в воздух. Но сама не высовывайся. Если ничего не услышишь, выжди еще минуту и выстрели еще раз. Через десять минут, если я не вернусь, возвращайся в фургон и уезжай. Отсюда он не может видеть дорогу. Поняла?

– Да.

– У тебя есть паспорт, – продолжил Сол. – Ты в любой момент можешь вылететь в Израиль.

Натали молча кивнула. Лицо ее напряглось, она крепко сжала губы, так что они превратились в тонкую полоску.

Сол пополз через мягкую поросль елей, стараясь не удаляться от ручья. Он чувствовал запах крови. По мере того как он углублялся в заросли низкого можжевельника, ее становилось все больше. Он двигался слишком медленно – прошло уже три минуты. Правая ладонь, в которой он сжимал «кольт», вспотела, очки то и дело соскальзывали с переносицы. Рукава на локтях и джинсы на коленях были разодраны, дыхание со свистом вырывалось из груди. Целая туча мух, вьющихся над очередной лужицей свежей крови, облепила его лицо.

У него оставалось всего полминуты. Если Хейнс тяжело ранен, он не мог далеко уйти. Возможно, их отделяло расстояние не более десяти ярдов. Заряд М-16 в двадцать раз превосходил количество выстрелов, которые Сол мог сделать из своего револьвера, включая дополнительную пулю в стволе. У него было всего восемь патронов, остальные три обоймы для револьвера он аккуратно сложил возле шерифа.

Хотя теперь это не имело значения. До выстрела Натали оставалось двадцать секунд, а он прополз совсем немного. Сол на четвереньках рванулся вперед, с шумом вдыхая и выдыхая воздух, сознавая при этом, что издает слишком громкие звуки. Он упал под нависающую можжевеловую ветвь, пытаясь выровнять дыхание.

И тут в овраге прогремел выстрел Натали. Сол перекатился на спину и зажал рот рукой, чтобы его не было слышно. Сверху не донеслось ни выстрелов, ни шелеста ветвей.

Он лежал на спине, держа револьвер рядом с лицом, понимал, что надо двигаться дальше, вверх по склону, но не мог пошевелиться. Небо темнело. Последние лучи заходящего солнца окрашивали в розовый цвет перистые облака, над краем оврага уже замерцала первая звездочка. Сол приподнял левую руку и взглянул на часы. С момента приземления вертолета прошло двенадцать минут.

Он вдохнул остывающий воздух и снова ощутил запах крови. Почему Натали не стреляет? Сол уже поднял руку, чтобы еще раз свериться с часами, когда прогремел второй выстрел, на этот раз ближе, и выпущенная пуля отрикошетила от камня на высоте тридцати футов от дна оврага.

И тут Ричард Хейнс поднялся из кустов в восьми футах от Сола и начал поливать очередью овраг. Пули со свистом пролетали через кустарник, который он только что миновал, молодые деревца падали как подкошенные, словно их срезали невидимым серпом. Казалось, стрельбе не будет конца. Когда же наконец наступила тишина, Сол был настолько оглушен, что пару секунд не мог даже пошевелиться. Потом он расслышал щелчок, означавший, что Хейнс перезарядил винтовку.

Где-то рядом с Солом хрустнула ветка. Он встал на ноги и увидел Хейнса, ненавистного подонка и предателя, работавшего на два фронта. Рука его не дрогнула, когда он выпустил в этого негодяя шесть пуль.

Агент выронил винтовку, застонал и сполз на землю. Он глядел на Сола с таким изумлением, словно не верил собственным глазам. Волосы Хейнса взмокли от пота, бронежилет свисал с одного плеча, лицо было покрыто грязью, а левая штанина пропиталась кровью. Первые три выстрела, вероятно, попали в жилет и просто отшвырнули агента назад, зато следующий повредил ему левую руку, и как минимум еще один попал в шею. Сол перешагнул через низкий куст, присел в трех футах от Хейнса и увидел обнаженную белую кость раздробленной ключицы. Он отодвинул в сторону М-16.

Хейнс сидел, выпрямив ноги, так что носки черных ботинок были направлены перпендикулярно вверх. Поврежденная рука была вывернута, а другая безвольно лежала на колене. Он несколько раз открыл и закрыл рот, и Сол заметил на его губах алую кровь.

– Мне больно, – слабым голосом произнес Ричард Хейнс.

Сол кивнул и по старой привычке, а также из профессионального интереса принялся рассматривать и анализировать ранения. Левую руку наверняка придется ампутировать, но при наличии плазмы и оказании помощи в течение ближайших двадцати-тридцати минут жизнь агента можно спасти. Он вспомнил, как в последний раз видел Арона, Дебору и близнецов в Йом-Киппуре. Они с Ароном сидели на диване и беседовали, а девочки, утомившись, заснули рядом на подушках.

– Помоги мне, – прошептал Хейнс – Пожалуйста.

– Нет. – Сол покачал головой и до боли сжал челюсти. – Только не тебе. – И он дважды выстрелил в голову агента.

Когда Сол спустился в овраг, Натали с винтовкой уже поднималась вверх по склону. Она посмотрела на автомат в его руке и вопросительно подняла брови.

– Готов, – произнес он. – Надо спешить.

С момента приземления вертолета до того, как Натали вновь завела мотор фургона, прошло всего семнадцать минут.

– Постой, – сказал Сол, – после начала стрельбы ты заглядывала к шерифу?

– Да, – ответила она. – Он спал, с ним все было в порядке.

– Я сейчас – Он выскочил из фургона с автоматом в руках и посмотрел на вертолет, стоявший на расстоянии сорока футов. Под кабиной виднелись два резервуара для горючего. Сол установил селектор на единичный выстрел. Раздался гулкий звук, словно ломом ударили по котлу, но взрыва не последовало. Он выстрелил еще раз, и все вокруг заполнилось острым запахом авиационного топлива. После третьего выстрела вертолет загорелся.

– Поехали! – крикнул он, запрыгивая в фургон. Трясясь по кочкам, они миновали машину шерифа.

Едва они успели добраться до деревьев на юго-восточной стороне холма, как взорвался второй бак, кабина отлетела за деревья и опалила левую сторону полицейской машины.

– Быстрее! – крикнул Сол, когда они въехали под темный полог леса.

– У нас маловато шансов, – заметила Натали.

– Да. Сейчас они поднимут всех полицейских в округе Орандж и Риверсайд, перекроют шоссе и подъезды к нему и вышлют сюда вертолеты и машины до наступления рассвета.

Фургон пересек ручей и с ревом помчался вверх по холму, разбрасывая вокруг снопы гравия. Натали ловко развернула машину, так что ее даже не занесло, и спросила:

– Это стоило того, Сол?

Он сосредоточенно выправлял погнутые дужки очков.

– Да, – ответил он, подняв голову. – Стоило.

Натали кивнула и направила машину вниз по длинному пологому склону к видневшейся впереди темной полосе леса.

Глава 51

Утром в воскресенье, прежде чем выступить перед восьмитысячной аудиторией с прямой трансляцией почти на два с половиной миллиона телезрителей, преподобный Джимми Уэйн Саттер настолько потряс слушателей в Молитвенном дворце своей проповедью о грядущем конце света, что те повскакали с мест и заголосили. Они тут же бросились звонить по телефону сборщикам пожертвований и сообщать им номера своих кредитных карт. Передача длилась полтора часа, семьдесят две минуты из которых преподобный Саттер читал свою проповедь. Сначала он зачитывал отрывки из Послания апостола Павла к коринфянам, после чего разразился гораздо более длинной речью, в которой сам стал воображать себя Павлом, пишущим коринфянам в наши дни и сообщающим о перспективах духовного развития Соединенных Штатов. Говоря от лица апостола Павла, преподобный Джимми Саттер обрисовывал нравственный климат в стране как разгул безбожия, порнографии, вседозволенности, разврата, демонической одержимости, поощряемой видеозаписями, компьютерными играми и состоянием всеобщего и всепроникающего разложения, наиболее ощутимо проявляющегося в отказе принимать Христа как своего личного Спасителя.

Когда ансамбль «Евангелические гитары» допел последние триумфальные аккорды и на всех девяти камерах погасли красные лампочки, преподобный Джимми Уэйн в сопровождении лишь трех телохранителей, личного консультанта и бухгалтера двинулся к своему кабинету по пустым коридорам, куда никого не допускали. Саттер оставил всех пятерых в приемной и, на ходу снимая пасторские одежды, двинулся по ковру своей святая святых, пока не застыл обнаженным у стойки бара. Он наливал бурбон в высокий фужер, когда кожаное кресло у его рабочего стола вдруг развернулось, и Саттер увидел в нем пожилого человека с румяным лицом и выцветшими глазами.