Темная игра смерти. Том 2 - Симмонс Дэн

Она кивнула, подобрала с земли ключи и попыталась перешагнуть назад через кольцо скованных рук.

– Пора побеседовать, – сказал Сол, приставив «кольт» к голове шерифа. – Кто приказал выставить дорожные посты?

– Пошел к черту! – буркнул полицейский.

Сол быстро встал, отступил шага на четыре и выстрелил. Пуля врезалась в землю в четырех дюймах от головы полицейского. От оглушительного грохота Натали выронила ключи.

– Перестаньте упираться. Я же не прошу вас открывать мне государственную тайну. Просто спрашиваю, кто дал такое распоряжение? Если в течение ближайших пяти секунд я не получу ответа, пуля для начала прострелит вам левую лодыжку. Раз… Два…

– Сукин сын, – выдавил из себя шериф.

– Три… Четыре…

– ФБР! – ответил он.

– Кто именно из ФБР?

– Не знаю.

– Раз… Два… Три…

– Хейнс! – выкрикнул полицейский. – Какой-то агент по фамилии Хейнс из Вашингтона. Минут двадцать назад он вышел со мной на связь.

– А где он сейчас?

– Не знаю… Клянусь, не знаю.

Вторая пуля взметнула фонтан пыли между длинных ног полицейского. Натали тем временем справилась с ключами и отстегнула наручники. Она потерла запястья и осторожно подползла к валявшемуся на земле револьверу.

– Он в вертолете Стива Гормана совершает облет шоссе, – признался шериф.

– Хейнс дал вам описание людей или только фургона?

Полицейский поднял голову и, прищурившись, посмотрел на Сола.

– Людей, – ответил он. – Негритянка лет двадцати с небольшим и белый мужчина.

– Вы лжете! – Сол покачал головой. – Вы бы никогда не подошли к фургону, если бы знали, что преступников двое. Что, по словам агента, мы сделали?

Мужчина что-то пробормотал.

– Громче! – приказал Ласки.

– Террористы, – мрачно повторил он. – Международный терроризм.

Сол рассмеялся под черной тканью капюшона.

– Как он прав! Руки за спину, шериф. – Зеркальные линзы развернулись в сторону Натали. – Надень на него наручники. Дай мне револьвер и оставайся здесь. Если он сделает малейшее движение в твою сторону, я убью его.

Натали защелкнула наручники на запястьях шерифа и попятилась.

– Сейчас мы подойдем к вашей машине и свяжемся с Хейнсом, – обратился Сол к полицейскому. – Я объясню, что вы должны сказать. И не вздумайте импровизировать, иначе у вас не будет шанса выжить.

После того как шериф в точности выполнил приказание Сола, они отвели его на склон холма и приковали наручниками к стволу поваленной сосны. Место это с дороги не просматривалось и служило прекрасным укрытием. Отсюда хорошо был виден весь склон.

– Оставайся с ним, – распорядился Сол. – Я вернусь к фургону за шприцами и пентобарбиталом, а заодно прихвачу его винтовку из машины.

– Но, Сол, они же сейчас будут здесь! – воскликнула Натали. – Лучше используй ружье с транквилизаторами!

– Мне они не очень нравятся. У тебя слишком увеличилось сердцебиение в прошлый раз, когда нам пришлось применить их. Если у этого парня какие-нибудь нелады с сердцем, он может не выдержать. Я сейчас вернусь, не беспокойся.

Натали прислонилась к стволу дерева, наблюдая, как Сол побежал сначала к полицейской машине, а затем нырнул в фургон.

– Мисс, – прошипел шериф, – вы здорово влипли. Расстегните наручники и отдайте мне револьвер, тогда у вас будет шанс выбраться живой.

– Молчите! – бросила Натали.

Сол уже поднимался по склону с маленьким синим рюкзаком и полицейской винтовкой в руках, когда до Натали донесся приглушенный рокот вертолета, с каждой секундой становившийся все громче. Ей не было страшно, она испытывала лишь возбуждение. Револьвер шерифа Натали положила рядом на землю и сняла предохранитель с «кольта» Сола. Затем она оперлась руками о камень и прицелилась в фургон, задняя дверь которого теперь была распахнута, хотя и понимала, что с такого расстояния у нее нет никаких шансов.

Сол подбежал к ним как раз в тот момент, когда из-за холмов появился вертолет. Еле переводя дыхание, он опустился на корточки и принялся наполнять шприц. Изрыгая ругательства, шериф попробовал было оказать сопротивление, но Сол решительно ввел иглу ему в руку, и через несколько мгновений он погрузился в забытье. Сол стащил с себя капюшон и очки.

Вертолет сделал заход на новый круг, на сей раз опустившись ниже, и они невольно пригнулась к земле. Покопавшись в рюкзаке, Сол нашел красно-белую коробку с запаянными медью патронами и один за другим начал вставлять их в винтовку полицейского.

– Извини, Натали, что я с тобой не посоветовался. Но я не могу упустить такую возможность.

– Все нормально, – кивнула она. Ей не было страшно, наоборот, она испытывала сильное возбуждение и с трудом заставляла себя спокойно сидеть на месте. – Это так захватывающе, – выдохнула она.

Сол внимательно посмотрел на нее.

– Я понимаю, что поступаю неправильно, но мне ужасно хочется разобраться с тем типом. А потом мы выберемся отсюда и уедем. – Он прислонил винтовку к камню и обнял ее за плечи. – Натали, в настоящий момент наши организмы перенасыщены адреналином, и все кажется чрезвычайно захватывающим, но это не телевизионный спектакль. После того как стрельба будет закончена, исполнители не встанут и не пойдут пить кофе. Через несколько минут, возможно, кто-то из нас будет ранен, и все окажется не менее трагичным, чем последствия автодорожной катастрофы. Сосредоточься. Лучше, чтобы эта катастрофа произошла не с нами.

Она немного успокоилась, понимая, что Сол прав.

Вертолет сделал заход на последний круг, ненадолго исчез за гребнем холма и начал снижаться, поднимая клубы пыли и сосновых игл. Натали легла на живот и прижалась плечом к валуну, Сол поудобнее взял винтовку и устроился рядом.

Вдыхая запах высушенной солнцем хвои, он думал о другом времени и других местах. После бегства из Собибура в октябре 1944 года он вошел в состав еврейской партизанской группы, действовавшей в Совином лесу. В декабре, еще до того, как он стал помощником хирурга, Солу была выдана винтовка, и его посылали в караул.

Однажды холодной ясной ночью он лежал в засаде. Освещенный луной снег казался подкрашенным синькой. И вдруг на просеку вышел немецкий солдат. Он был без каски, без оружия, и на вид казался совсем юным. Руки и уши у него были замотаны тряпьем, щеки побелели от мороза. По нашивкам Сол сразу определил, что юноша был дезертиром. Неделю назад в этом районе Красная армия предприняла крупномасштабное наступление, и хотя до окончательного падения вермахта оставалось еще много времени, этот юноша присоединился к сотням других, пустившихся в стремительное бегство.

Командир партизанского отряда Йехиль Гриншпан дал отчетливые указания, как поступать с такими одиночками, немецкими дезертирами. Их следовало расстреливать, а тела сбрасывать в реку или оставлять разлагаться. Никакие допросы не предполагались. Единственное исключение допускалось в тех случаях, когда звук выстрела мог выдать присутствие партизанского отряда нередким здесь немецким патрулям. Тогда дезертира можно было пропустить или попытаться прикончить его ножом.

Сол пребывал в нерешительности. У него была возможность выстрелить. Отряд находился в пещере в нескольких сотнях метров от этого места. Фашистов поблизости не было, но, вместо того чтобы стрелять, он вышел навстречу тому немцу. Парень упал на колени в снег и начал плакать, с мольбой обращаясь к Солу на немецком языке. Тот обошел его сзади, так что ствол допотопного маузера оказался менее чем в трех футах от покрытого светлыми волосами затылка. Он вспомнил о рве – шевелящиеся белые тела и лейкопластырь на щеке сержанта вермахта, когда он сел, свесив ноги в эту заполненную живыми и мертвыми людьми яму, чтобы устроить себе перекур.

Юноша продолжал плакать. Изморозь поблескивала на его длинных ресницах. Сол поднял маузер, отступил на шаг и сказал по-польски: «Иди». Не веря своим ушам, молодой немец оглянулся, пополз вперед, а потом поднялся на ноги и заковылял прочь по просеке.