Путешествие в Московию 1664-1665 - Николаас Витсен

В его монастыре всем запрещено пить водку из-за монахов, которые ее слишком любят и тогда плохо ведут службу. В каменных алтарях видны маленькие сточные отверстия, из них вытекает вода, когда священники, собираясь принять причастие, сперва умывают руки. Когда приходит время для еды, все рабочие кричат: "Христос воскрес" — Христос восстал. С этими словами они заканчивают работу. Недавно несколько митрополитов, как нам там рассказали, пытались отравить патриарха.

Было раннее утро, и мы уехали, после того как еще раз отдали поклоны патриарху у его крыльца и поели. Теперь был мясной день, но монахи никогда не едят мяса. Мы ели опять из серебряной посуды. Подали 10-12 блюд; с собственного стола патриарха нам прислали 6—7 блюд из рыбы и молочных продуктов, несомненно, хорошо приготовленных. Это было необычной милостью. Были рыба в сухарях, молоко с яйцами и мукой и т.д. Когда мы уезжали, он [патриарх] подарил нам хлеб, наверное, локтя полтора в диаметре. Мы получили подводы в дорогу, куда сложили наши вещи и питание. По пути мы посетили владельца стеклодувного завода Койета[275]. Вечером мы спали на том же месте, где ночевали по пути сюда. Утром 8 мая еще до рассвета мы попали вовремя в Москву, и никто не узнал, где я был.

9 мая.

В субботу[276], до полудня, приставы пришли и сказали, что памятная записка [посла] переведена, но нечего ждать на нее ответа; посол указал на очевидную несправедливость этого; пристав понял и обязался передать в приказ; поэтому посол еще надеялся на ответ.

После полудня я посетил нашего младшего пристава Ивана Ивановича[277]. Он меня по здешнему обычаю хорошо угостил, представил свою жену.

Князь Барятинский, с которым посол сперва договорился о продаже своих лошадей, теперь раза два проехал мимо нашего двора, чтобы похвастаться своей каретой с шестью лошадьми, разукрашенными перьями, попонами и т.п., а на некоторых из них были шляпы; он приказал открыть ворота [посольского двора] и, хитростью выманив нескольких наших людей, сказал им: "Почему вы не держите слова?" Это разозлило посла; он сразу послал за приставом и заявил ему, что, если поступок князя не будет исправлен, он сам отомстит и подобным же образом оскорбит. Пристав сразу захватил одного или двух стрельцов, которые открывали ворота.

10 мая.

В воскресенье я был у ротмистра Эггарти на свадьбе, скорее для того, чтобы ознакомиться с обычаями страны и великолепием этого дня у немцев, чем из-за удовольствия от обеда. Теперь пристав опять привез сообщение, что докладная записка, которую посол снова подал, хотя и была переведена, но ответа не будет, так как посол уже знал волю царя.

11 мая.

В понедельник посол отправил своего секретаря[278] в приказ к думному дьяку Алмазу с просьбой дать ответ на его записку и получил такой же ответ, а именно, что послу еще с Лукианом[279] послали решение бояр и дьяков, в которое внести изменения уже невозможно. Посол просил, чтобы ему письменно ответили, что не хотят дать резолюцию на его запрос.

Шведский комиссар [А. Эберс] во время выпивки сказал мне, что, когда его спросили о титуле Их Высокомогуществ в Штатах, он ответил, что этого не знает; почему так ответил, — не знаю.

В понедельник приставы заявили послу, чтобы он не рассчитывал на палатки и кареты, т.е. русские повозки, в пути он сможет достать крестьянских лошадей и телеги, и более ничего. На это посол ответил, чтобы и они в будущем не ждали от нас кораблей, и теперь он верит, что у царя нет требуемого.

Утром 11-го пристав сказал, что доложил царю о вызывающем поведении князя Барятинского у наших ворот, но князь заявил "наверху", что это произошло случайно, что ворота открывали, когда со двора выехало несколько повозок. На это посол сказал: "Если он меня не оскорбил, то я и не оскорблен". (Однако все это произошло!)

Теперь, в начале мая, почти все наши немцы отправляются в Марьину рощу развлекаться; особенно вчера, 10-го.

13 мая.

Царь приказал устроить смотр всем своим пехотинцам. Они прошли через площадь Кремля, мимо дворца, а царь смотрел на них из окна. Я же направился туда тайком и видел, что все они на внутренней площади дворца, воткнув в землю свои секиры и держа мушкеты в руках, три-четыре раза били челом перед царем, которого они не видели. Их начальные люди держали речи перед царем и поздравляли его с рождением сына, а им жаловали кафтан или шубу, каждому по заслугам и должности, стрельцов пожаловали каждого рублем; эти подарки обошлись вместе в 18 тысяч рублей.

Посол простился со шведским комиссаром и генерал-лейтенантом [Бауманом].

Когда сегодня у нашего пристава вино взяло верх, он открыл нам, почему послу отказали в палатках и каретах, — виноват был князь Юриан [Ю. А. Долгорукий]; пристав называл его блядиным сыном и чтобы его мать и т.д.; да еще он сказал: "Здесь важные господа испортят все, а нас потом посылают за моря, чтобы исправить испорченные ими дела"; говорил, что письменно изложил все в нашу пользу, но князь Юриан Алексеевич Долгорукий все опять испортил; мало хорошего сказал он и о своем товарище [приставе С. Ф. Толочанове], что тот тоже был плохим посредником и все передавал в худшем для нас свете.

14 мая.

Посол был на обеде в слободе у Арденуа опять, как и всегда, в сопровождении своего телохранителя. Во время обеда Семен — старший пристав — прислал сообщить, что и его тоже следует пригласить, он хотел бы прийти, но не из-за посла, а ради хозяина дома. Хозяин, однако, сделал вид, что не слышит; он знал, как подобных скотов надо угощать, но все же передал: ворота открыты, улица широкая, хочет — может прийти, не захочет — может не приходить как не приглашенный. Пристав пришел, сел за стол, напился пьяным и уехал один, не желая ехать с нами из-за ранга. Его товарищ опять говорил о нем мало хорошего: что он горд, не захотел с нами ехать. Вечером Семен передал Арденуа, что надо устроить банкет; ему ответили, что нет женщин и поэтому банкета не будет, но если он хочет что-то получить, то завтра утром посмотрят, останется ли что-нибудь для него; так же он поступил и в других местах.

15 мая.

Посол снова настаивал на том, чтобы получить ответ на свою памятную записку. Пристав пообещал, но сомневался в результате. В