Стража - Сергей Радин

— Ты уже спрашивал. Забыл.

— А почему безоружный выскочил?

— Как-то не подумал.

— Что, сегодняшний день ничему не научил?

— Слушай, отстань, а? Я не могу перестроить сознание за считанные часы.

— Но у тебя в запасе опять-таки считанные часы.

— Кирилл, если у тебя есть дело ко мне — говори, не тяни резину. Я ведь до сих пор не понимаю, зачем ты вообще пришёл. Насколько я помню, мы существуем по разные стороны баррикады.

— Когда над городом нависает цунами — сметает всё: и баррикады, и жалких людишек, которые надеются пересидеть стихийное бедствие.

— Цунами — это, надо полагать, Шептун-Деструктор? Но он же твой шеф!

— Он был моим шефом, пока руководил, инструктировал, направлял. Тогда, в прошлом, я для него хоть что-то значил. Был частью его силы и власти. А сейчас… Он сунул мне в команду подмёнышей и даже не удосужился предупредить о них. А мне теперь психуй и гадай: что сталось с живыми? Их семеро — живых, и у меня душа не на месте. К сожалению или к счастью, но я человек. И хотя у меня в команде тьма таких гавриков… Но это дело десятое… Я затем сюда с тобой пришёл, чтобы сказать: игры больше нет.

— То есть как это нет? — спросил Всеслав.

Он трепетно и нежно промакивал лицо полотенцем, попеременно охая или шипя от боли.

Кирилл даже не оглянулся на него и продолжал говорить только с Вадимом.

— В прошлом те, кто вызывал Шептуна, были осторожны. Но в этот раз за дело взялся какой-то недоумок. Материализуясь, Шептун подтолкнул его руку с ножом. Тот, видимо, поранился, и Шептун по каплям крови прошёл сквозь все возведённые защиты. А для монстра такого разряда, как Шептун, в момент проявления сразу напиться крови — всё равно, что получить гарантию на бессмертие.

— Так это всё равно, или он всё-таки получил бессмертие? — снова вмешался Всеслав, с прищуром вглядываясь в Чёрного Кира.

— Не валяй дурака, — не оборачиваясь, надменно сказал Кирилл. — Ты прекрасно знаешь, что сам по себе Шептун бессмертен. Я говорю о бессмертии его земной формы. Итак, игры больше нет, потому что, во-первых, он сожрал вызывающего, во-вторых — кто ты такой, Вадим?

Настроенный на долгие объяснения и перечисления, Вадим несколько растерялся от вопроса в лоб. Но, тем не менее, сумел собраться и ответил:

— Ты называешь меня рыцарем и дал мне очки. И ты ещё спрашиваешь, кто я?

— Ещё я спросил тебя, почему в драке с подмёнышами ты не снял очков и почему вообще оказался безоружным. И на все мои вопросы ты дал по сути один оригинальный ответ: ты не можешь перестроить сознание за считанные часы. Какого чёрта настоящему Вадиму перестраивать своё сознание?! Настоящий Вадим не вошёл бы в подъезд с подмёнышами, как входит обыкновенный человек, особенно современный. У современного человека шестое чувство заглушено перенасыщенной информацией, дробящей сознание. Настоящий Вадим вошёл бы в подъезд, держа мечи острием вперёд, и плевать бы он хотел на количество сидящих в засаде… Кто же ты такой, Вадим? Все декорации вокруг тебя, вроде бы, подтверждают, что ты — тот самый. Но твоё поведение, твои реакции буквально вопят, что ты не тот Вадим, чтобы драться с Шептуном.

— А тебе-то что в том? — спросил Всеслав. Он сидел перед диваном на паласе — оба собеседника оказывались в поле зрения — и осторожно массировал плечи и грудь. — Тебе-то что за печаль, настоящий Вадим или нет? Уж кто-кто, а ты должен соображать, что именно тебе мы не хотим отвечать на любой из твоих вопросов. Ведь, что б ты не говорил, ты с другой стороны. Ты для нас лазутчик Шептуна.

— Слышал бы он — обхихикался бы, — пробормотал Чёрный Кир.

Он подтянул левую ногу, согнув в колене, и положил её на диванный валик, словно готовясь устроиться в позе "лотос". Взгляд его слегка блуждал, Чёрный Кир собирался с мыслями.

Собрался.

— Да, обхихикался бы. Когда я впервые понял, что игра вышла из-под контроля, мне стало… страшно. Когда в мире всё складывается, чтобы появился Шептун, носители памяти о прошлом сосредотачиваются в определённых местах. Например, я и моя команда. В игре Шептуна мы его земная опора. Мы люди асоциального типа, мы привыкли видеть жизнь с изнанки. И не только видеть. Многие мои ребята прошли через такой, какой вам, живущим в благополучных семьях, и не снился. В обычной жизни нам приходится осторожничать. Не давать себе в самых сокровенных желаниях. Шептун — обещает абсолютную свободу… Мне кажется, только я один понимаю, что свобода для таких, как я, тем более абсолютная, — это безумие, полный улёт с катушек.

— Ты преувеличиваешь, — неуверенно сказал Всеслав.

— Нисколько. С тварями, которых Шептун собирается впустить сначала в город, а затем — в мир, нормальное сосуществование невозможно. Они разумны, но, по земным меркам, их разум вывернут, действия не поддаются логике. С человеческой точки зрения, они элементарно безумны. А безумие заразительно. А я хочу сознавать, чему радуюсь, отчего печалюсь. Я хочу чувствовать на языке вкус любимой жратвы, а не сходить с ума при одном только запахе сладчайшей крови!..

Последние слова он выплюнул из себя, а сцеплённые в замок пальцы, до сих пор обнимавшие колено левой ноги, вдруг прогнулись и рванули в стороны. На внешней стороне ладони взбухли кровавые царапины. Чёрный Кир натужно, словно заставляя себя, дышал через рот, ноздри безобразно раздулись, а глаза с нескрываемым вожделением вперились в кожу, по которой ползли чёрные гусеницы крови.

И тогда Вадим задал вопрос, который он не впервые сегодня формулировал и озвучивал:

— Мне снять очки? Чтоб ты поверил?

28.

В невесомой паутине тишины Всеслав недовольно засопел и сказал:

— Пошли на кухню.

Вадим уставился на него. Предложение прозвучало столь обыденно, что он просто не понял его смысла.

— Пошли на кухню, — уже раздражённо сказал Всеслав. — Я хочу кофе, а Кириллу надо сполоснуть руки. И лучше нам быть в одной компании. Я не хочу, чтобы вы шатались где-то безнадзорно. Слишком нежные, чувствительные стали. Чуть что — и - ахахах, конец света нарисовался!.. Пошли. Быстро!

И он первым вышел из комнаты.

Оказывается, наступил вечер. Оказывается, бесформенные, но деловитые сумерки уничтожили ясные очертания предметов и могли сыграть со "слишком нежными и чувствительными" весьма подло: Всеслав вышел, и занавеси на двери качнулись за ним, а внизу, в темноте, это движение вдруг стало живым и вкрадчивым. И сердце Вадима обмерло. Так двигался рваный чёрный пакет на дороге. "У тебя шок, — строго сказал он себе, поспешно вспоминая, какую картинку должен в таких случаях держать перед глазами — с розовым слоном ли, с зелёным ли верблюдом. — У тебя шок. Виктория уже доехала и с родителями располагается на даче. У Дениса и Митьки своей машины нет. Они вернутся на такси. И вообще — идёт розовый слон, хоботом качает…"