Искушение прощением - Донна Леон

не успокоится, пока снова не заберется в базу данных национальной службы здоровья и не скачает, что ей нужно. Гвидо разложил газету на рабочем столе. С первой полосы ему широко улыбался мэр, позируя на фоне Canale Vittorio Emanuele[87] – масштабнейшей попытке города облегчить проход в лагуну круизных судов, чего бы это в итоге ни стоило горожанам. Брунетти посмотрел на его усилия и… приуныл.

Внизу справа – маленький заголовок, гласивший, что карабинеры накрыли банду наркоторговцев («см. стр. 27»). На странице двадцать семь Брунетти прочел о том, как карабинеры после годичного расследования в ходе операции под названием «Стальной кулак» арестовали вчера шесть подозреваемых в торговле наркотиками.

Как оказалось, наркодилеры, не привлекая особого внимания, работали в окрестностях трех городских школ, хотя местные жители и родители учеников периодически подавали соответствующие жалобы. Но в конце концов «время наркоторговцев истекло» и, совершая утренний рейд, карабинеры «выловили» тринадцать килограммов гашиша, марихуаны и синтетических наркотиков. Все арестованные находились в стране нелегально. Их сперва привезли в карабинерию, допросили, а потом отпустили, приказав покинуть страну в течение сорока восьми часов.

Вопросы юрисдикции Брунетти не заботили. Не понимал он и зачем люди принимают наркотики; что такого они дают, чего нельзя получить другим способом? У комиссара хватало прагматизма одобрять любые меры, которые прекращают поступление наркотиков в организм подростков; остальные люди пусть делают что хотят. Может, все это поможет Сандро Гаспарини. Может, беда, в которую попал его отец, станет для мальчишки хорошей затрещиной и его мозги встанут на место. А может, и нет.

Брунетти заметил в лотке с входящей документацией несколько новых папок, но проигнорировал их и вернулся к первой полосе Gazzettino. Как обычно, он пропустил статьи о национальной политике, повздыхал над международными новостями, проигнорировал раздел о спорте. Осталось всего ничего, но тем ценнее была информация и тем быстрее она была прочитана. В конце концов комиссар должен был либо выброситься из окна вот этого кабинета, либо взяться за папки.

Он положил газету слева от себя, потом перевернул ее, чтобы не видеть физиономии мэра, и придвинул к себе стопку папок. Колокола Сан-Джорджо-деи-Гречи уже звонили полдень, когда в дверях появилась синьорина Элеттра и легонько постучала о дверной наличник.

– Могу я войти, комиссарио?

Брунетти поднял глаза от распечатки, которую читал.

– Варианта два: либо я выслушаю ваши новости, синьорина, либо буду и дальше читать рассуждения на тему, как классифицировать – за неимением в Венеции специальных правил для велосипедистов – передвижение по городу на этом транспортном средстве – как противоправное деяние или административное правонарушение?

– Я внимательно изучила директивы по этому вопросу, синьоре, – ответила секретарша, сделав серьезное лицо. – Думаю, это все-таки административное правонарушение.

Брунетти закрыл папку и положил ее на стопку таких же, уже мигрировавших влево.

– Благодарю вас, синьорина. А что вы мне принесли?

– Таблицы, синьоре.

– Отлично, – сказал комиссар. – Есть что-то, на что стоит обратить особое внимание?

– Нет, комиссарио. Думаю, цифры расскажут вам все.

С этими словами она прошла к столу, положила бумаги и удалилась.

Утром синьорина Элеттра упомянула о том, сколько у дотторессы Руберти пациентов, и все же при виде списка, озаглавленного «Деменция», Брунетти изумился: четыре страницы имен, с одинарным интервалом, рядом с каждым – наименование препаратов, назначенных дотторессой Руберти, и их цена. Еще была колонка с названиями и стоимостью препаратов-аналогов, часто – дженериков, которые также имелись в продаже. В некоторых случаях цена отличалась в три раза, но обычно дженерики стоили чуть меньше половины стоимости «оригинала». Более пятидесяти процентов рецептов обслуживалось в Farmacia della Fontana.

Вторая таблица – пациенты дотторессы Руберти с так называемыми болезнями Психе[88], и тоже на четырех страницах. Система была та же, как и название аптеки. Лекарства, которые эта врач прописывала пациентам, всегда были дороже, чем указанные в соседней колонке дженерики.

Третья таблица – I Morti[89] – демонстрировала бо́льшую вариативность. Рядом с именем пациента была указана дата смерти, зарегистрированная в Ufficio Anagrafe, а в следующей колонке – даты, когда по рецептам были проданы лекарства (посмертно). В некоторых случаях между первой и последней датой прошло более двух лет. И все эти рецепты, за исключением шести, до сих пор обслуживала Farmacia della Fontana.

Брунетти поймал себя на мысли о курице и яйце. Что было сначала? Врач ли предложила провизору зарегистрировать в системе здравоохранения более дорогостоящий препарат и потребовать бо́льшее возмещение? Или провизор нашел покладистого врача, готового выписывать рецепты, которые тому выгоднее всего обслуживать? И кто из них предложил, а кто принял предложение на этом подзаработать?

Докопаться до правды можно, только поговорив с тем и другим – Брунетти прекрасно это понимал. Но начать лучше с искушаемого, а не с искусителя, хотя бы потому, что тот более слаб духом и скорее скажет правду. По прикидкам комиссара, на роль искусителя больше подходил провизор.

Брунетти включил компьютер и нашел адрес дотторессы Руберти и ее приемные часы. Сегодня ее кабинет был открыт – тот, что на кампо Санта-Маргерита, неподалеку от дома синьоры Гаспарини – до половины второго. Значит, он еще успеет туда попасть, подождать в приемной, а потом и стать последним на сегодня «пациентом».

Брунетти чуть не позвал с собой Вианелло или Гриффони, но неудача с делом Гаспарини ощущалась еще слишком болезненно, и он решил пойти один.

На вапоретто первого маршрута Брунетти доехал до Ка’Реццонико[90], прошел через кампо Сан-Барнаба, мимо двух лодок торговца фруктами, в обеденное время прикрытых зеленым брезентом, потом через мост и вниз, к кампо. На месте комиссар был в начале второго. Еще несколько минут, пока он нашел нужное здание – по соседству с агентством недвижимости. На табличке было указано имя дотторессы, часы приема и просьба, обращенная к пациентам, – позвонить и войти. Брунетти позвонил и, когда дверь со щелчком открылась, вошел.

Комиссар поднялся на второй этаж и увидел еще одну табличку с именем врача и стрелкой, указывающей направление дальше по коридору. В самом его конце оказалась дверь с латунной пластиной: «Дотторесса Руберти». Брунетти вошел.

В приемной сидели трое – две женщины и мужчина. Еще четыре стула были свободны. Три пары глаз тут же уставились на Брунетти, и он выбрал самое отдаленное место. Прежде чем присесть, он кивнул остальным пациентам, но ответа не дождался и взял из стопки журналов, лежавших тут же, на столике, верхний.

Женщины, как он заметил, были очень полные, мужчина чрезвычайно худой. Больше ничего не бросалось в глаза, да Брунетти особенно и не присматривался. Прочитав статью «Шесть причин стать веганом», он стал ждать. Слева от сидящих открылась дверь, и женский голос произнес: «Синьора Тассетто».

Женщина не без усилия встала и вошла в кабинет. У двери Брунетти увидел даму с очень светлой кожей, почти одного с ним роста, в белом медицинском халате. Она вернулась в комнату прежде, чем комиссар успел ее как следует рассмотреть. Минут через пятнадцать полная дама вышла и доктор вызвала синьора Катуччи. В этот раз Брунетти увидел, что она светлая шатенка, без макияжа и с простой прической – волосы заколоты с двух сторон. Их взгляды встретились. Было очевидно, что она удивлена присутствием незнакомца в своей приемной. Дотторесса Руберти проследовала за пациентом в кабинет.

Всего через пять минут она снова была у двери, выпуская мужчину. Он шел медленно, как будто то, что только что услышал, ему не понравилось. Женщину вызывать не пришлось: она сама встала, едва открылась дверь, и прошла мимо доктора внутрь. И снова, прежде чем удалиться, дотторесса посмотрела на Брунетти.

Ему показалось, что последняя пациентка пробыла во врачебном кабинете долго, хотя на