Русская сказка. Избранные мастера - Коллектив авторов

как у сибирской сказительницы, но отдельные моменты и сцены у него порой блестяще разработаны. Такими моментами особенно богата его лучшая сказка — сказка о Ванюшке. Как яркий пример, можно привести сцены отчаяния Ванюшки, когда, лишившийся всего, потерявший жену и богатство, он сидит где-то на кочке, в болоте, закусывает сухариком и плачет: «Жди, отец! Выучился Ванюшка!»

Таким образом, Ломтев должен быть отнесен к тому же типу сказочников, что и Винокурова; его сказки — так же реалистичны и характеризуются сильным уклоном к психологизму; так же, как и у Винокуровой, интерес к реалистически-психологической стороне заслонил интерес к внешней стороне сказок: сказочная обрядность выражена у него довольно слабо. Вступительные формулы и концовки у него почти совсем отсутствуют. На все 27 сказок можно указать только одну концовку, и то очень примитивную. Очень бедно представлены у него и внутренние сказочные формулы и типические места. Описание богатырской поездки и седланье коня встречается только один раз; традиционное описание бабы-яги иногда встречается, но, напр., в сказке о Ванюшке оно уже отсутствует и заменено реалистически построенной беседой между старухой и зашедшим путником. Отсутствует оно и в ряде других текстов, где ему надлежало бы быть по ходу действия.

Взамен этих традиционных формул, у Ломтева ряд своих, самостоятельно выработанных, чисто реалистического типа формул, которые играют у него такую же роль, как обычные типические сказочные формулы. Из таких формул можно указать описание угощения, которое он передает всегда следующим образом: «давала она всякого бисерту, подносила имя жареного и паренова». Это «жаренова и паренова», по приблизительному подсчету, встречается у Ломтева раз десять. Из других формул такого же типа: «ночным бытом», «с копылков долой» и проч.

Репертуар А. Д. Ломтева чрезвычайно разнообразен: в него входят сказки волшебные, бытовые, шутливые сказки, сказки-легенды, сказки-рыцарские романы и т. д. Но над всем преобладают чисто фантастические сюжеты (17 из 27); кроме того, элементы фантастики заходят и в его бытовые сказки (ср. приведенную здесь сказку «Васенька Варегин»).

Кто был учителем Ломтева, где и у кого перенял он свои сказки, не установлено; но, несомненно, что он черпал сказки из разных сфер. Основной же социальный фонд его сказок — купеческий быт, с которым он был лично связан и который он превосходно знает. Даже в сказках явно солдатского происхождения («Васенька Варегин») черты купеческого быта заслоняют основные солдатские. Он даже Илью Муромца делает (правда, на короткий срок) купеческим приказчиком. Отношения колдуна-волшебника и его приемыша («Ванюшка») являются типичными взаимоотношениями купеческой семьи.

Вообще его сказки — типичный пример сказок, прошедших через купеческую буржуазную среду. Но вместе с тем, было бы ошибкой считать их и определенным выражением купеческой идеологии. Купеческий характер сказок подвергся у Ломтева сильному окрестьянению. Круг интересов сказочника — чисто крестьянский, и его кругозор — кругозор крестьянина-бедняка. На примере сказок Ломтева особенно опрадываются и делаются наглядными утверждения о мелкобуржуазном характере «идеалов» крестьянина-бедняка дореволюционного времени: его «бытие и сознание находилось всецело во власти собственнической системы и идеологии» (Б. М. Соколов; см. также вступительную статью, стр. 84—90).

Очень силен в сказках Ломтева местный колорит. Действие в подавляющем большинстве случаев происходит в «Урале». «Урал», — как указывает Д. К. Зеленин, — является для него символом, заменяющим обычную фантастику неведомых и потусторонних царств. В «Урале» рождается Иван-крестьянский сын — герой сказки о Незнайке, там же происходит действие сказки «Звериное молоко», «по Уралу» — «диким местом, не путём, не дорогой» поехал Иван-Царевич искать Елену Прекрасную и там же встретил дворцы своих зятевей и т. д.

«Было бы ошибкой видеть, — говорит Д. К. Зеленин, — во всех этих случаях одну пустую сказочную формулу, утратившую уже свое определенное содержание; в других случаях того же сказочника действие происходит в подобной же обстановке, но не в «Урале», а у моря, — и тут нет никакого смешения. Никогда не случается, чтобы, напр., море оказалось около «Урала». Да и самая формула с упоминанием «Урала» могла возникнуть только в данной области, а не где-либо в ином месте» (стр. XXII). Но местная бытовая стихия не ограничивается только этим упоминанием «Урала» — она представлена гораздо шире и подчиняет себе ряд элементов сказки. Так, напр., типично местными чертами — чертами северной уральской природы — изображается пейзаж: топучее болото, мхи, кочки, дремучий лес, трактовая дорога и т. д.

Любопытные замечания сообщает Д. К. Зеленин и о характере речи в его сказках: «говор Ломтева — чисто владимирский, с сохранением предударного я (запрягать и т. п.), переходом предударного е в ё и т. д. Но в сказках он свое произношение сильно разнообразит — повидимому из убеждения, что в сказках все должно быть по-особенному, не по-будничному, деревенскому».

13. ВАНЮШКА

ОТЕЦ повел своего сына, Ваню́шку, учить. Застала их дорогой буря-ненастье. Пошел дождь. Заблудились они. Пришли нечаянно к какому-то дому. — «Станем мы, тятька, к забору: не так будет нас дожжо́м бить». А в этом дому живет старик — ему 500 годов. Услыхал этот голос. — «Кто тут около моёго дому?» — «Мы с сыном» — «Ага! — сказал старик: заходите в мой дом». Запустил их и спросил: «Куды вы пошли?» — «Своёго сына учить». — «Отдай ты мне его на три года: я выучу его к худу́ и добру». — Согласился. Ночь переночевали. Старик домашной начал его самовар ставить учить: нали́л воды и жару наклал. — «Ваню́шка, ташши-ко из комнаты, чего там есть на столе!» Наташшил имя́ всего жа́ренова и па́ренова. — «Добродетельной, видно, хозяин, хорошо нас накормил! Слушай его во всём». — Проводил отца домой, хлеба ему на дорогу и всего положил.

Сын остается со-стариком; живёт год, живет и два и третьего на половину. — «Што ты меня не учишь никакому ремеслу? Это я и дома умею. Не будешь ты меня учить, я домой уйду; а если будешь учить, буду проживаться». — Доверил ему старик от семи комнат ключики: «Ну, Ваню́шка, к какому ремеслу заглянётся, тому и учись!»

Проводил старика, пошел по комнатам. В первую комнату зашел: денег медных навалена куча. Во вторую комнату Ваню́шка перевалился: тут тоже се́ребра кучи — не меньше того, как и меди. — «Экой богатой старик!» В третью комнату зашел — тут се́ребра груды. В четвертую комнату зашел — тут бумажных денег поленицы. — «Ну, что мне ремесло! если мне охапку денег даст старик, так тут мне никакого ремесла не нужно!» В пяту комнату зашел — тут насла́ты ковры, драгоценными камнями убра́ты, висят скрипки и гитары. — «Экой старик —