Помпеи - Роберт Харрис

— Даже Мизены могут оказаться под угрозой... — повторил Плиний. — А Ректина там одна.

На глаза командующего навернулись слезы. Он свернул письмо и кивком подозвал секретаря, что вместе с моряками бежал рядом с экипажем.

— Где Антий?

— На пристани, господин.

— Нам нужно поспешить. Забирайся ко мне, Аттилий.

Плиний легонько пристукнул по борту экипажа.

— Вперед!

Аттилий кое-как втиснулся в экипаж, и они понеслись вниз по склону.

— А теперь рассказывай все, что ты видел. Аттилий попытался привести мысли в порядок, но ему трудно давался связный рассказ. И все же он попытался надлежащим образом описать ту мощь, которой он оказался свидетелем, и рассказать, как неведомая сила сорвала вершину горы. Он сказал, что взрыв на вершине был лишь кульминацией множества прочих феноменов: серы в почве, озер ядовитого газа, подземных толчков, вздутия земли, повредившего главный водовод акведука, исчезновения местных источников.

— И никто из нас не распознал их смысла, — сказал Плиний, печально покачав головой. — Мы были так же слепы, как старина Помпониан, думавший, что все это — дело рук Юпитера.

— Не совсем так, префект. Один человек все же понял, что к чему — уроженец окрестностей Этны. Мой предшественник, Экзомний.

— Экзомний? — резко переспросил Плиний. — Тот самый, который спрятал на дне резервуара четверть миллиона сестерциев?

Он заметил промелькнувшее на лице аквария разочарование.

— Это выяснилось сегодня утром, когда из резервуара вытекла последняя вода. Но что это значит? Тебе известно, где он взял эти деньги?

Они въехали в порт. Аттилий увидел знакомую картину: готовая к отплытию «Минерва» стояла у причала. Ему представилась та странная цепочка событий и совпадений, что привела его сюда именно в этот момент. Если бы Экзомний родился не на Сицилии, ему никогда бы не пришло в голову подняться на Везувий, и он бы не пропал без вести. Аттилия никогда бы не перевели из Рима сюда, он никогда не попал бы в Помпеи, никогда бы не встретился ни с Корелией, ни с Амплиатом, ни с Кораксом. На краткий миг ему открылась невероятная, безукоризненная логика этих событий — от отравленной рыбы до спрятанных денег, — и он попытался собраться с мыслями, чтобы наилучшим образом изложить все командующему. Но едва лишь он начал свой рассказ, как Плиний взмахом руки заставил его умолкнуть.

— Низость и алчность человеческая! — нетерпеливо произнес он. — Об этом можно было бы написать отдельную книгу. Но какое это теперь имеет значение? Подготовь к моему возвращению доклад и занеси это все туда. А что с акведуком?

— Акведук починен. Во всяком случае, утром, когда мы оттуда уезжали, вода текла нормально.

— Значит, ты хорошо потрудился, акварий. И об этом узнают в Риме — обещаю. А теперь можешь возвращаться к себе и отдыхать.

Ветер хлопал снастями «Минервы». Торкват стоял у кормового трапа и разговаривал о чем-то с капитаном флагмана, Антием. Вокруг стояли еще семеро офицеров. Они заметили приближающийся экипаж Плиния и повернулись к нему.

— Префект, с твоего разрешения, я хотел бы поплыть с вами.

Плиний удивленно уставился на него, потом заулыбался и хлопнул пухлой рукой Аттилия по колену:

— Ученый! Ты такой же, как и я! Я сразу это понял, как только увидел тебя! Что ж, Марк Аттилий, сегодня мы совершим великие дела.

И Плиний, с помощью секретаря выбираясь из экипажа, начал на ходу отдавать приказы:

— Торкват, мы отплываем немедленно. Акварий плывет с нами. Антий, объявляй боевую тревогу. Отправь от моего имени сообщение в Рим. «Сегодня, в седьмом часу взорвался Везувий. Населению грозит опасность. Я вывожу весь флот для эвакуации пострадавших».

Антий ошеломленно уставился на него:

— Весь флот?

— Все, что только способно держаться на плаву. Что тут у нас? — Плиний обвел близоруким взглядом внутренний рейд порта, где покачивались на волнах стоящие на якоре военные корабли. — Ага, вон то у нас «Согласие», «Свобода». «Правосудие»... А то что — «Благочестие»? Нет, «Европа».

Он махнул рукой:

— Выводите всех. Всех, кто не стоит сейчас в сухом доке. Шевелись, Антий! Не ты ли на днях жаловался, что у нас тут самый мощный флот в мире стоит без дела? Ну так вот тебе дело.

— Но для дела нужен враг, адмирал.

— Вон твой враг, — Плиний указал на ширящуюся темную пелену. — Величайший из врагов, с каким только доводилось встречаться армии цезаря.

Несколько мгновений Антий стоял недвижно, и Аттилий даже удивился — уж не собрался ли капитан флагмана выйти из повиновения? Но потом глаза его вспыхнули, и он повернулся к офицерам.

— Все слышали приказ? Отправьте сигнал императору и трубите общий сбор. И имейте в виду, что я оторву яйца любому капитану, который через полчаса не будет готов выйти в море.

Когда «Минерва» отошла от причала и начала медленно разворачиваться носом к открытому морю, было ровно середина девятого часа, если верить водяным часам Плиния. Аттилий уселся на свое старое место у поручней и кивнул Торквату. Капитан в ответ слегка покачал головой. Похоже, он считал затевающееся предприятие безумием.

— Отметь время, — приказал Плиний, и Алексион, сидящий рядом с ним, окунул перо в чернильницу и записал цифру.

Для адмирала на палубе установили удобное кресло с подлокотниками и высокой спинкой, и с этого возвышения он обозревал открывающуюся его взгляду картину. Последние два года это было его заветной мечтой — повести флот в битву, извлечь этот огромный меч из ножен, — хоть Плиний и знал, что Веспасиан назначил его сюда исключительно в качестве администратора, чтобы меч не ржавел. Но хватит ныть. Теперь он, по крайней мере, собственными глазами видит, как выглядит корабль, изготовившийся к бою. Пронзительное пение труб собра-ло людей со всех уголков Мизен. Шлюпки уже везли первых матросов к огромным квадриремам. Авангард уже загрузился на военные корабли, и теперь палубы кишели людьми: моряки поднимали паруса и приводили в готовность весла. Антий пообещал, что немедленно выставит двенадцать кораблей. Четыре тысячи человек — целый легион!

«Минерва» развернулась носом на восток, двойные ряды весел окунулись в воду, на нижней палубе забил барабан, отбивая ритм, и корабль полетел вперед. Плиний услышал, как забился на ветру его личный штандарт с вышитым на нем имперским орлом. Ветер дул адмиралу в лицо. У Плиния заныло под ложечкой — от предчувствий. Весь город смотрел на них. Адмирал видел людей, заполонивших улицы, высовывающихся из окон, высыпавших на плоские крыши. Одобрительные возгласы долетали даже сюда. Плиний отыскал взглядом свою виллу, увидел стоящих у библиотеки Гая и Юлию и помахал им рукой. Это вызвало новый шквал возгласов.

— Видишь, как переменчива толпа? — бодро окликнул он Аттилия. — Вчера вечером они плевались, когда я проезжал по улице. Сегодня я — герой. Они живут ради зрелищ!

И адмирал снова помахал рукой.

— Угу, — пробурчал Торкват. — И посмотрим, что они станут делать завтра, если половина не вернется.

Подобное проявление тревоги со стороны капитана застало Аттилия врасплох.

— Ты думаешь, нам грозит серьезная опасность? — негромко спросил он.

— На вид эти корабли кажутся прочными, акварий, но они скреплены веревками. Я с радостью повел бы их в бой против любого смертного врага. Но лишь глупец станет сражаться с природой.

С носа донеслось предупреждение кормчего, и рулевой, стоящий рядом с префектом, резко налег на румпель. «Минерва» проскользнула между стоящими на якоре кораблями — так близко, что Аттилий разглядел лица матросов на палубе, — потом снова развернулась и прошла вдоль естественной скальной стены, ограждающей порт. Перед ними медленно открылся проход в стене — словно это была скользящая на колесиках дверь огромного храма. И лишь теперь им представилась возможность во всей полноте оценить то, что происходило на противоположном берегу залива.

Плиний вцепился в подлокотники; он был так потрясен, что не мог вымолвить ни слова. Но затем он вспомнил о своем долге ученого.

— «За мысом Павзилипон, — нерешительно принялся диктовать он, — открывается вид на Везувий. Сам Везувий и прилегающая часть побережья скрыты перемещающимся облаком. Облако серовато-белое, с вкраплениями черного».

Потом адмирал решил, что это звучит слишком слабо и что нужно как-то передать то чувство благоговейного трепета, которое вызывает это зрелище.

— «Над ним поднимается, разбухая и разворачиваясь, центральный столп манифестации — как будто горячие недра земли разверзлись и вздымаются к небесам».

Вот так уже лучше.

— «Он растет, словно его поднимает некий постоянный поток. Но в наивысшей его точке вес выброшенных веществ становится слишком велик, и колонна начинает распространяться в стороны».

— Что скажешь, акварий? — окликнул он Аттилия. — Вещество действительно распространяется под собственным весом?