В огонь и в воду - Амеде Ашар

— Нѣтъ, герцогиня, нѣтъ! вы ошибаетесь: это была не комедія, не вымыселъ. Видя васъ въ яркомъ блескѣ драгоцѣнныхъ камней, сверкавшихъ при каждомъ вашемъ движеніи, я вспомнилъ о походѣ Аргонавтовъ, искавшихъ за морями обѣщанное имъ Золотое Руно… Въ сердцѣ у меня столько же постоянства, столько же мужества, какъ было и у нихъ… Въ глазахъ моихъ вы такъ прекрасны и такъ же блистательны, и я сказалъ себѣ въ безмолвномъ изумленіи, упоенный моими чудными мечтаніями: мое Золотое Руно — вотъ оно!..

Значитъ, сказала просіявшая Орфиза, вы шли завоевать меня?

— На глазахъ у всѣхъ, какъ слѣдуетъ честному дворянину, съ полной рѣшимостью побѣдить или умереть!

Взглянувъ на него, она была поражена выраженіемъ энтузіазма на его лицѣ, озаренномъ сіяніемъ молодости и восторга. Поддавшись магнетизму глазъ любящаго человѣка, она отвѣчала тихо и быстро:

— Если такъ, то идите впередъ!

Она повернулась, чтобъ вмѣшаться въ толпу, но въ эту минуту встрѣтилась глазами съ грознымъ взглядомъ графа де Шиври. Она остановилась и продолжала громкимъ голосомъ:

— Я, помнится, говорила вамъ о своемъ девизѣ, графъ де Монтестрюкъ: per fas et nefas. Вы знаете, что это значитъ?

— Настолько понимаю, чтобы перевести эти четыре латинскихъ слова такимъ образомъ: во что бы то ни стало!

— Такъ берегитесь же бури!

И не опуская глазъ, она ушла съ террассы.

— Ну! что ты на это скажешь? прошепталъ Лудеакъ на ухо Цезарю.

— Скажу, что пора все это кончить! Сегодня же я поговорю съ кузиной и, если не получу формальнаго обѣщанія, то пріймусь дѣйствовать… и эта буря, о которой она говорила, разразится очень скоро.

— Не стану отговаривать тебя на этотъ разъ… Почва горитъ подъ нами, но завтра или сегодня же ночью, прежде чѣмъ ты на что-нибудь рѣшиться, прійди ко мнѣ поговорить… Упущенный случай можно отъискать снова.

Черезъ часъ графъ де Шиври, бродившій взадъ и впередъ по заламъ, мучимый гнѣвомъ, но все еще не желая пока ссориться съ Монтестрюкомъ, встрѣтилъ Орфизу въ одной галлереѣ.

— Я искалъ васъ, сказалъ онъ, подходя къ ней.

— А я васъ ожидала, возразила она, останавливаясь.

— Значитъ, и вамъ тоже кажется, что намъ нужно переговорить?

— Скажите лучше, мнѣ показалось, что я должна потребовать у васъ объясненія.

— Не по поводу-ли тѣхъ словъ, которыя я услышалъ?

— Нѣтъ, отвѣчала гордо Орфиза, а по поводу тѣхъ взглядовъ, которые ихъ вызвали.

Графъ де Шиври давно зналъ Орфизу де Монлюсонъ и давно убѣдился, что ее ничѣмъ нельзя заставить уступить. Хоть она была и молода, но изъ такихъ, что не измѣняются отъ дѣтства до старости. Онъ пожалѣлъ, что навелъ разговоръ на такой опасный путь, но избѣжать столкновенія уже не было возможности. Пока онъ искалъ какого-нибудь ловкаго средства къ отступленію, герцогиня приступила прямо къ дѣлу.

— Если мы и несогласны съ вами на счетъ поводовъ, прекрасный кузенъ, то согласны по крайней мѣрѣ на счетъ необходимости этого разговора. И такъ, мы поставимъ, если угодно, вопросы какъ можно яснѣй и вы не будете имѣть основаній, клянусь вамъ, пожаловаться на недостатокъ откровенности съ моей стороны. Когда разговоръ нашъ кончится, наши отношенія другъ къ другу, надѣюсь, будутъ опредѣлены ясно и точно.

— Я желаю этого, кузина, столько же какъ и вы.

— Вы знаете, что я не признаю ни за кѣмъ права вмѣшиваться въ мои дѣла. Къ сожалѣнію, у меня нѣтъ ни отца, ни матери; по этому, мнѣ кажется, я купила довольно дорогой цѣной право быть свободной и ни отъ кого не зависѣть.

— Не забывайте о королѣ.

— Королю, графъ, надо управлять королевствомъ и у него нѣтъ времени заниматься подобнымъ вздоромъ. Между тѣмъ, до меня дошло, что при дворѣ есть люди, которые ставятъ рядомъ наши имена, мое и ваше, но, вы должны сознаться, насъ ничто не связываетъ, ни обѣщанія, ни какія бы то ни было обязательства: слѣдовательно — полнѣйшая независимость и свобода съ обѣихъ сторонъ.

— Позвольте мнѣ прибавить къ этому сухому изложенію, что съ моей стороны есть чувство, которому вы когда-то отдавали, казалось, справедливость.

— Я такъ мало сомнѣвалась въ искренности этого чувства, что предоставила вамъ дать мнѣ доказательства его прочности.

— А! да, когда вы отложили вашъ выборъ на три года!… когда вы представили мнѣ борьбу на одинаковыхъ условіяхъ съ человѣкомъ незнакомымъ! съ перваго же разу — полное равенство!… Странный способъ наказывать одного за вспышку и награждать другаго за преданность!

— Если это равенство такъ оскорбительно для васъ, то зачѣмъ же вы приняли борьбу? Ничто васъ не стѣсняетъ, вы свободны…

Еще одно слово — и разрывъ былъ бы окончательный, Орфиза, быть можетъ, этого и ожидала. Цезарь все понялъ и, сдерживая свой гнѣвъ, вскричалъ:

— Свободенъ, говорите, вы? Я былъ бы свободенъ, еслибъ не любилъ васъ.

— Тогда почему же васъ такъ возмущаетъ мое рѣшеніе? Какъ! васъ пугаютъ три года, впродолженіи которыхъ вы можете видѣться со мной сколько вамъ угодно! Этимъ вы доказываете, какъ мало сами уважаете свои достоинства!

— Нѣтъ, но бываютъ иногда такія слова, которыя даютъ право предположить, что обѣщанное безпристрастіе забыто.

— Вы говорите мнѣ это по поводу сдѣланнаго мною намека на мой девизъ, не такъ ли? Я только что хотѣла сказать объ этомъ. Кончимъ же этотъ эпизодъ съ одного разу. Послѣднее слово мое было обращено къ вамъ, сознаюсь въ этомъ. Но развѣ я не была права, предостерегая графа де-Монтестрюка отъ бурь, близость которыхъ мнѣ была ясна изъ всего вашего поведенія, несмотря на ваши увѣренія въ дружбѣ къ нему и въ рыцарской покорности мнѣ, и не должна ли я была предупредить его, что заявляя намѣреніе подняться до меня, онъ долженъ быть готовъ на борьбу, во что бы-то ни стало? Признайтесь же въ свою очередь, что я не очень ошибалась.

— Разумѣется, графъ де-Монтестрюкъ всегда встрѣтитъ меня между собой и вами!

— На это вы имѣете полное право, также точно какъ я имѣю право не отступать отъ своего рѣшенія. Я хотѣла убѣдиться, можетъ ли мужчина любить прочно, постоянно? Еще съ дѣтства я рѣшила, что отдамъ сердце и руку тому, кто съумѣетъ ихъ заслужить… Попробуйте. Если вы мнѣ понравитесь, я скажу: да; если нѣтъ. скажу: нѣтъ.

— И этотъ самый отвѣтъ вы дадите и ему, точно также какъ мнѣ?

— Я дамъ его всякому.

— Всякому! вскричалъ графъ де-Шиври, совершенно уже овладѣвъ собой. Могу ли я понять это такимъ образомъ, что вы предоставляете намъ двумъ, графу де-Шаржполю и мнѣ, только право считаться солдатами въ малолюдной фалангѣ, нумерами въ лоттереѣ?

— Зачѣмъ же я стану стѣснять свою свободу, когда я не стѣсняю вашего выбора?