Бездна - Юрий Никитин

бездумно, то ли телепортнулся, то ли скользнул по гэгловой, даже шерсть встала дыбом, да что это со мной, в старину это называли маразмом, ничего нельзя на автомате, мозг и так уменьшается.

В беспокойстве ходил взад-вперёд, комната то расширялась, стараясь угодить мне, то сужалась до прежних размеров, когда полагала, что я уже успокаиваюсь.

Над головой прогремел мощный раскатистый голос:

– Что тебя тревожит, отрок?

Я огрызнулся:

– Не подсматривай!.. И так тошно…

Левая стена исчезла, за ней роскошные апартаменты Южанина, сам развалился в объёмном кресле, в толстых пальцах зажата ножка тонкостенного фужера с красным вином, никогда не обхватит саму чашу, будто Ламмер какой, всё ещё помнит насчет этикета, бросил на меня понимающий взгляд.

– Всё на свете важно, – сказал он заплетающимся языком – если прикинуть… Я вот думаю, у попа была собака, он её любил, как полагают в народе и даже сам Пушкин, но любил ли? Если бы любил, вряд ли убил бы всего лишь за кусок сала! Правда, смотря какого… Если хованского, да с чесночком и перчиком, как только они умеют, то попа понять можно, хотя я всё равно осуждаю как представителя религиозной конфессии. Это мне можно, а вот попу нельзя!.. Поп должен быть примером, хоть и толстый.

В стене слева хихикнуло, там появился триасовый лес из хвощей и плаунов, Тартарин бредёт по зарослям неспешно, пугает смешных мелких динозавриков, сказал нам весело:

– Говорят, в девятнадцатом веке в одной деревне службу вёл худой поп!

Южанин заметил сварливо:

– В деревнях попов не было. В селе, наверное?

– Да какая разница? – спросил Тартарин.

– Агромадная. А поп с больной печенью?

– Кто знает. Но худой, точно. Даже в книге Гиннеса как удивительный факт.

– Да иди ты, – сказал Южанин с обидой. – Никаких гиннесов или гангнусов тогда не было!.. Хотя Гангут был, только не помню, что это, человек или лошадь. Или кто… Шеф, что смотришь с таким укором, что у меня даже спина покраснела?.. Да вижу, что о Пушкине… А что, если даже Пушкин?.. Мне вот гениальная мысль пришла в голову, да-да, в голову, что от греха подальше можно и этого запустить в цифровой мир. Он поэт, разницы точно не увидит.

А нам меньше проблем. Мы ради этого жили, чтобы в будущем у нас не было проблем, что раньше так портили жизнь. И вот оно, наше будущее!

Я покачал головой.

– Как же тогда завещание Фёдорова?

– Всё выполним, – сказал Южанин истово. – А цифровой мир или нет, какая разница?.. Все давно уже приняли цифровой за реальность, только мы ещё быкуем, троглодиты дремучие… Потому у нас и проблемы, что для других просто семечки!

Я сказал с досадой:

– Идите вы… Всё вам легко и просто!

Взмахом руки оборвал связь, стены стали матовыми, даже хотел поставить заслон от вторжений, но вспомнил, что давно стоит, без запроса могут только избранные из фёдоровцев да ещё два-три человека из очень старых знакомых.

В комнате некомфортно, хотя старается, угождает, но человек скотина привередливая, даже сам часто не знает, что ему надо, я вышел наружу сразу на середину площади, проблема расстояний давно исчезла, побрёл в надежде, что свежий ветерок и бодрая походка разгонят кровь по телу и какая-то часть попадет и в мозг.

– Гладко было на бумаге, – пробормотал вслух, – да забыли про овраги, а по ним ходить…

Вяло побрёл через площадь, как-то подсознательно забирая влево, чтобы повернуть и направиться обратно к своему дому. В теле нарастает непривычная усталость, появилось желание остановиться и запрыгнуть сквозь пространство прямо в комнату, так здорово оказаться в кресле или сразу на диване, и гори оно всё пропадом, у меня же есть миры, где я либо император, либо непобедимый пират и бунтовщик, а то и успешный любовник, соблазняющий королев…

В этих мирах, как в любом прошлом, уютно и сладостно прятаться от всех проблем. Потому раньше так популярны были фильмы и сериалы о попадунах в прошлое, где всё известно, понятно и где все мы герои. А сейчас пришел наркотик ещё круче: виртуальные миры, где творим все, что изволится…

– Держись, – шепнул себе сквозь стиснутые челюсти, – чрезмерные удобства есть зло.

За спиной послышался весёлый женский голос:

– Правда?.. Но ты весь укрякался, судя по виду, так что можно…

Она улыбалась, весёлая и солнечная, с виду простая милая деревенская девушка, крепенькая такая доярочка, взращённая на домашнем молоке и огороде, милая и довольная, которая любит всех животных, а они любят её.

Я круто развернулся, оглядел её с подозрением с головы до ног и обратно.

– Откуда знаешь?

Она засмеялась звонче.

– По тебе видно!.. Весь в тёмном облаке, вот-вот блеснет молния и та-а-ак бабахнет!

– Уже нет, – пробормотал я. – Уже нет… А ты нашла, где устроиться?

Она с тем же смехом в глазах покачала головой с пышно взбитыми волосами, похожая на одуванчик.

– А куда торопиться?.. Впереди вечность. Успеть можно всё и даже больше.

– Потому ничего и не делаем, – буркнул я.

Она посерьёзнела, взглянула с сочувствием.

– Да, это проблема. К сожалению, такое видишь не сразу.

– Это вот и нагнало, – сообщил я. – Увиделось.

Сочувствие в её глазах стало заметнее.

– А ты…

– Сама все поняла, – ответил я недовольно. – Вот-вот лбом шандарахнусь.

Она промолчала, но я видел, что хотела сказать. Когда вырастает впереди перед собой или другим проблема, то думаешь, как её решить или обойти, но в отношении другого такая подсказка тянет на вторжение в личную жизнь. В нашей жизни по негласным правилам каждый сам должен решать, как и что, а кто-то вообще не захочет и рыпаться, зачем, если и так хорошо, и тогда любой совет будет неуместным и грубым.

Она наконец произнесла:

– И… что думаешь?

– Стою на асфальте я в лыжи обутый, – процитировал я Гавгамела. – То ли лыжи не едут, то ли я… странноват.

Она качнулась передо мною, словно под порывом ветра, всё такая же лёгкая и солнечная, как акварель Щепетнова. Улыбается мило и понимающе, то ли ребёнок, то ли воплощенная мудрость Вселенной, – Трудно удариться, – произнесла она как бы сочувствующе, – если стоишь на месте.

– А мы даже лежим, – сообщил я едко. – Правда, и лежачих несёт в неведомую даль.

– Время такое, – сказала она беспечно и тут же уточнила, – время всегда… несёт. Но ты же здесь шеф? Крепись, командир должон быть примером. А плохие мысли пройдут, если их попинать.

– Не проходят, – признался я. – Вчера даже ночью проснулся с этой мыслью, если это мысль, а не чуйство.

– В туалет приспичило, – сказала она