Чудеса Дивнозёрья - Алан Григорьев

году её ждал особенный праздник. Ведь когда твои близкие рядом — это лучше всякого клада. Но клад — тоже хорошо!

Вперёд, на поиски радости!

Тайка проснулась за полдень. Сварив себе кофе, она забралась с ногами в кресло и завернулась в пушистый плед. Дел было по горло, как всегда, но Тайка хандрила, поэтому не могла себя заставить даже приготовить завтрак, а просто сидела и смотрела в окно… Там, за стеклом, на заснеженном подоконнике лежали давно прогоревшие остовы бенгальских огней, рядом расплывались розовые и фиолетовые пятна от размокшего конфетти, а ветер трепал запутавшуюся в ветвях полоску золотого серпантина.

Новогодние салаты были доедены, компоты допиты, в раковине ждала своего часа гора немытой посуды, а осыпавшиеся еловые иголки попадались везде — на полу, на столе, в волосах и даже в чашке с кофе.

А завтра, между прочим, у Тайки был день рождения, который почти всегда совпадал с последним днём каникул… Эх, угораздило же её родиться в такое время, когда даже гостей толком не соберёшь: одни устали праздновать, другие ещё не вернулись из новогодних поездок. Да что там: даже мама, заглянувшая в Дивнозёрье на выходные, уже успела укатить обратно в город. А Алёнка, как назло, простуду подхватила — значит, тоже не придёт. Ну, может, хоть дед Фёдор заглянет, если вспомнит, конечно…

Будь у Тайки выбор, она, конечно, предпочла бы родиться летом, когда можно отправиться в лес на шашлыки, плескаться в речке, печь картошку в костре, петь песни и любоваться звёздами. В тёплое время года все её друзья из волшебного мира смогли бы прийти на праздник, зимой же почти вся дивнозёрская нечисть спала и до прихода тепла просыпаться не собиралась.

Ей очень хотелось поплакаться кому-нибудь на жизнь. Пушок или Никифор, конечно, выслушали бы, но сегодня оба ушли рано утром, потому что домовой деда Фёдора, решивший посвататься к какой-то домовихе, позвал их к себе в дружки. Тайку тоже приглашали, но она не пошла, чтобы своей кислой миной не испортить всё сватовство. Теперь впору было пожалеть об этом — так бы хоть при деле была…

Когда она почти готова была расплакаться, в дверь вдруг постучали.

— Кто там? — Тайка отставила в сторону чашку и сунула ноги в тапочки.

Интересно, кого это принесло? Никифор с Пушком стучаться бы точно не стали: для домового в его родном жилище замков не существовало — любой бы по щелчку пальцев открылся.

— Это я! — раздался весёлый голос Марьянки-вытьянки. — То есть мы.

Ещё и «мы» — значит, Арсения с собой притащила. Вот только его не хватало! Опять будет канючить и выпрашивать бражку…

Тайка со вздохом распахнула дверь:

— Если вы к Никифору, то его нет до… — она осеклась, потому что за спиной у Марьяны стоял не кто иной, как Яромир.

— Мы вообще-то к тебе, — улыбнулась вытьянка.

— Э-э-э… ну, проходите, — Тайка посторонилась, пропуская гостей в дом. — Чем обязана?

Марьяна вошла первой и нахмурилась, увидев гору немытой посуды.

— Я ещё не успела прибраться, — краснея, принялась оправдываться Тайка.

Стыдно, конечно, приглашать гостей в такой бардак, но и они тоже хороши — могли бы, вообще-то, предупредить, что собираются зайти.

— Я тут коржей напекла, — вытьянка положила на стол округлый свёрток. — Надо только кремом их смазать, и будет к завтрему праздничный торт.

— Ой… спасибо, — Тайка всплеснула руками. — Не стоило беспокоиться.

— Ещё как стоило, — фыркнула Марьяна. — Что это за день рождения без торта? Так, ты давай садись, Яромир тебя развлекать будет, а я пока хозяйством займусь.

Дивий воин, кажется, был не очень рад, что ему придётся кого-то «развлекать». А может, Тайке лишь показалось, что на его лице мелькнуло раздражение?

— Ага, не стой на пороге, проходи, — она махнула рукой. — Не ожидала тебя здесь увидеть. Вы же с вашим вечным летом, вроде как, к холодам не привычные…

— Вообще-то я жил во время зимы, которую наслал злой чародей. Тогда думали, что тепло может не вернуться вовсе, — Яромир скинул зимний кафтан, отороченный белым мехом, снял сапоги и устроился в Тайкином кресле.

От такой наглости та опешила:

— Эй!

— Что «эй»?

— Это моё кресло!

— А тебе жалко?

— Вот вредный! — Тайка скрипнула зубами.

— От вредины слышу, — фыркнул Яромир.

И вроде ничего обидного не было в его словах: ну сколько раз они вот так уже пререкались? Но Тайка вдруг почувствовала, как от обиды на глаза наворачиваются слёзы, и поспешно закрыла руками лицо.

— Ты чего? — испугался дивий воин. — Ну, прости, я не хотел. Да садись ты в своё кресло, только не плачь.

Стоило ему это сказать, как Тайка тут же разревелась. И хотела бы сдержаться — да не вышло. Она и сама не понимала, что с ней происходит.

Вытьянка бросила недомытые чашки, подбежала к ней, обняла за плечи и погрозила Яромиру кулаком:

— Что ты ей сказал?

— Да ничего я не говорил!

— Это правда, — всхлипнула Тайка. — Яромир не виноват. Не знаю, что на меня нашло…

Марьяна усадила её в кресло и сунула в руки салфетку:

— А ну, вытри нос, и давай разбираться. К нам тут с утра Пушок залетал и сказал, мол, ты в последние дни сама не своя. Что случилось, ведьма?

— Да всё нормально…

— Тогда почему ты говоришь это таким голосом, как будто кто-то умер?

Тайка пожала плечами, а Яромир вдруг задумчиво произнёс:

— Может, у вас тоскуша завелась?

— Какая-такая тоскуша? — вытаращилась Тайка.

— Ну, обычная. Дух такой. Маленький, но довольно пакостный. Питается чужой радостью. Если присосётся, сложно его потом отвадить. Вот только не понимаю, как Никифор его мог проглядеть.

— А ты-то сам его увидеть сможешь? — взгляд Марьяны стал встревоженным. Яромир кивнул.

— Тогда чего стоишь столбом? — напустилась на него вытьянка. — Иди и ищи! Тая, дай ему ключи от погреба. Знамо дело: все зловредные духи темноту да холод любят. Небось, и тоскуша этот там сидит.

— Надо ещё обереги проверить, — спохватилась Тайка. — Если что-то в дом проникло, значит, лазейка была.

— Вот ты и проверь. А я пока посуду домою, — Марьяна откинула назад белые волосы и улыбнулась. Ей нравилось, когда все были при деле.

Увы, поиски ничего не дали. Все обереги были целёхонькие и висели на своих местах, а Яромир нашёл в погребе только банки с солениями и с десяток дохлых мух.

— Нет там никакого тоскуши, — буркнул он, вытаскивая из длинных волос паутину. — Может, сбежал уже.

— Или его и не было, — Тайка шмыгнула носом, чувствуя, что ещё немного — и