Кайл Соллей (СИ) - Тимофей Кулабухов

Выдохнув, завершил спуск Серхио, потом заторопился дальше по своему плану. Веревку не оставляю. Было бы проще скатиться по нему, защитив ладони кожаными перчатками, но я разрезал петлю под крышей, трос скользнул вниз. Цепляясь голыми пальцами за щели и уступы, ящерицей юркнул следом. Архитектор уже выпутался из петель, с отвращением сорвал, недовольно шипя, потёр плечо. Ну, допустим веревку мы унесем с собой, так что пришлось её поднять и всучить возмущенному беглецу.

Маршрут движения к порту проработан заранее. Только безлюдные необитаемые грязные переулки. Несколько минут быстрой ходьбы, один раз мы вступили во что-то подозрительное теплое. Вскоре, без единого слова мы очутились у широченной Гаронны. Южный причал. На одном из средних причалов вполголоса беседовали на похабные темы два морехода, обрывки фраз разносил холодный ветерок. У нужного причала, в укрытой лодке, не выпуская из рук вёсел, неподвижно сидел Снорре в местной рыбацкой одежде. Увидев нас, он шумно, словно тягловая лошадь, выдохнул, приподнял парусину, и мы скользнули на днище старой неказистой грузовой лодки. До недавнего времени она возила мясные туши, так что пахла не очень. Зато всё ещё крепкая. Норд, повозившись, отвязался от причала, тихонечко оттолкнулся. Греб один. Мы лежали. Вернее, я лежал смирно, а Серхио выгнулся дугой, сделал щель под парусиной и разведывал местность. Пусть развлекается. Мы направлялись вверх по реке, на юг, где никого по ночам не бывает.

Темное небо ещё не думало светлеть, когда мы пристали в заранее выбранном месте в добрых трех лигах от Бордо. Крона поваленного дерева — ориентир. Сошли, разминая руки-ноги. Я вытащил тугой сверток и моток веревки. Возле дерева положен заранее большой, но вполне подъемный камень. Вместе со Снорре мы погрузили его в суденышко, потом норд шустро достал свой топорик, парой глухих ударов пробил дыру в днище и оттолкнул лодку. Она отошла, подхваченная ленивым течением, неторопливо набирая воду, чтобы через несколько минут плавно пойти на илистое дно. Гаронна медленная и мутная река, если лодку не вынесет к берегу, её никогда не найдут. Если всё же вынесет — ушлые крестьяне утащат бесхозное добро, подлатают, почистят и будут утверждать, что она принадлежит им с детства. Тем более, никто не заявит о краже, лодка была вполне законно куплена нордом у местного торговца мясом, который по внешнему виду больше смахивал на карманника.

Теперь пешком до следующей точки.

* * *

Безымянный ручей весело стремился к Гаронне, как молодой влюбленный парнишка в объятия опытной сердцеедки. В одном из его изгибов была низина, не овраг, а скорее яма, в которой росли несколько небольших ленивых буков и граб, вытоптана площадка, кострище и бревно, приспособленное под сидение. Местные крестьянские подростки пили тут мутный сидр, играли на цисте, смеялись, мечтали, и чем вообще занимаются подростки? Ночью тут никого не бывало, хотя если бы оказалось, на такой случай у нас присмотрено ещё местечко под остановку.

Это был очень важный момент. Я взобрался на растущий в приямке граб и осмотрел окрестности. Снорре усадил Серхио на бревно, дал простую лепешку, небольшой кожаный мешок со жгучим браготом — смесью мёда, пива, трав и специй, принялся разводить небольшой костер в обложенном камнями кострище. Огонь не был заметен со стороны, чем и пользовались местные юнцы. Достал бритвенные принадлежности.

Откровенно говоря, я сильно сомневался в Снорре как цирюльнике. Он едва умел бриться сам, тем более стричься. Но он смело взялся за бритье нашего беглеца, пару раз даже немного порезал.

Спустившись, я представился Серхио и рассказал наш план.

Кроме побега, который уже состоялся, самым трудным было его спрятать. То есть физически он пока поживет в доме с елкой, который медленно, но, верно, превращался в общественный приют. Важно спрятать его так, чтобы не нашли, ни в первый момент, ни вообще. Особенно, если понимать, что Святая инквизиция — серьезная организация, да ещё и под покровительством Святого Престола в Риме.

В связи с этим Серхио прямо в этой безымянной низине превращался в аббата Михаэля из аббатства Святого Яго. С историей, которую я, не торопясь, порциями скармливал архитектору, названиями, датами и фактами. Перешел на блудных нордов, вулкан и будущий город, когда свежеиспеченный Михаэль меня перебил.

— Испанец? Достопочтенный синьор, я из Италии, из Савонны, где правят маркграфы Алерамичи? Я лигуриец!

— У нас на севере никто не заметит разницы. Южанин и южанин. И потом, вы же наследили в Толедо, значит примерно представляете те места, язык, обычаи?

— Но тогда уж Мигель, в местной традиции, а не Михаэль!

— Августинцы придерживаются греческих традиций в написании и произношении имён.

— Ну, значит Михаил Сергий Иванно, а не Джованни!

— Достаточно Михаил или Михаэль, в общем поправляйте других, когда считаете нужным, никто не усомнится, что это ваше церковное имя.

Новоявленный аббат быстро вошел в роль, отнял у Снорре цирюльные принадлежности, обрил себе затылок, укоротил волосы, напрочь сбрил щетину, роскошные усы и козлиную бородку, которыми обладал ранее, потребовал ещё вина или пива, выпил, потянулся, посмотрел на нас с неудовольствием, потом разделся догола, с отвращением бросил свои лохмотья прямо в костер. Неосторожно, ведь костер задымил, зато символично. Туда же отправилась испорченная стражниками обувь архитектора. Сам он полез в ручей, практически лег туда, чтобы смыть тюремную грязь и остатки волос.

Оставшиеся при стрижке волосы тоже отправились в огонь. Мы уничтожали все, какие могли следы. Поднимался утренний бриз, надеюсь, никто не заметит вонь от костра.

— Ещё один чокнутый любитель водных процедур, — пробурчал под нос Снорре. Насупившись, палочкой поправлял края горящей одежды чтобы сгорело всё до последнего кусочка. — Вы что, в воде что ли родились, так в неё лезть?

Серхио, а скорее с этого момента уже Михаэль, с достоинством, которое никак не вязалось с его обнаженным, похудевшим в заточении телом со следами побоев, встал в ручье в полный рост, твердо произнес «Dieu le veut», то есть «на всё Божья воля», вышел на берег, уверенно вытерся одной из монашеских ряс (да, про полотенце я не подумал) и стал основательно одеваться в заранее купленное исподнее, нательную рубаху, штаны и вторую сутану.

— Почему она такая пыльная?

— Для натурализма, вы же по легенде пешком прошли через Пиренеи. Снорре замаскировал. При помощи дорожной пыли, а так была новенькая.

Аббат, пробормотал что-то явно неблагодарственное в адрес норда, стал разбирать «свои» вещи в походной торбе. Нашел и нацепил сначала большой красивый нагрудный крест с позолотой, потом маленький нательный, подпоясался некогда солидным,