Однополчане - Александр Чуксин

— Да ты что, Виктор? Разберутся. Инструктор погорячился. Расскажи ему все, и он отменит свое решение.

— Никому я больше ничего не буду рассказывать. Репин пусть говорит.

— Напрасно. В общем, пойдем. С ребятами обсудим. Да, Репин похвальный лист показывал за подписью твоего отца.

— Неужели? — удивленно проговорил Виктор. — Значит, он вместе с ним служил? Вот дела… Тогда пойдем, но… прощения просить не буду.

Он решительно поднялся, оправил гимнастерку, перекинул на руку комбинезон. Степанов ободряюще хлопнул его по плечу, и друзья пошли к общежитию.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Лидия Ивановна Пылаева вышла из штаба и по тропинке направилась к военному городку. Недалеко от аэродрома, в небольшом заброшенном саду, стояли недавно выстроенные домики. Здесь жили семьи военнослужащих. Городок был обнесен высокой кирпичной стеной. Сразу же за оградой возвышались скалистые горы. На одной из вершин маячила старинная крепость.

Лидия Ивановна повернула к домику, где жила Евгения Сергеевна Исаева. В комнате сидели несколько женщин и оживленно разговаривали.

Только вчера Лидию Ивановну выбрали председателем женсовета. Сейчас она сидела, слушала Колоскову и думала о том, как повести работу среди женщин. А работы было много…

— Кончить институт для того, чтобы сидеть в этой дыре. Разве это правильно? — говорила Колоскова. — Мои знания здесь не нужны. Что я здесь делаю? Смотрю на горы да слушаю вой шакалов.

— А ведь ты, Таня, во многом неправа, — перебила Пылаева. — Работы тебе и всем нам найдется, стоит только захотеть. Вот, например, командир полка и замполит обращаются к нам за помощью. В нашу часть прибыли молодые солдаты разных национальностей, для них нужно организовать вечернюю школу. Многие из нас могли бы преподавать в этой школе. Как вы на это смотрите, товарищи?

— Конечно, мы согласны! Что за вопрос.

— Ну вот и хорошо. Конкретнее об этом поговорим в следующий раз. Я только хочу сказать, что за нами не одна школа. А детские ясли разве не нужны? А самодеятельность? В общем, нам, женщинам; найдется много работы.

— Берусь вести русский язык, — первая заявила Евгения Сергеевна.

— За мной физика, — поспешно бросила Пряхина.

— Ну, а я возьму на себя географию, — весело сказала Лидия Ивановна.

— Куда тебе, скоро в больницу.

— Мы без тебя справимся, — проговорила Колоскова, — математика и география пусть будут за мной.

Пылаева взглянула на подругу, улыбнулась ей.

— А тебе, Лида, придется еще раз сходить к полковнику, договориться об организации родильного дома, — заговорила Евгения Сергеевна. — Шутка сказать, до больницы сто километров. Пусть хоть на первый случай оборудуют санитарную машину. Тебе ведь первой рожать придется.

Лида смущенно опустила ресницы, на щеках заиграл яркий румянец. Предложение Исаевой поддержали все.

Женщины разговорились, стали вспоминать прожитые годы, сетуя на трудности кочевой жизни.

— Нет, что ни говорите, а жизнь жены офицера очень тяжелая. Вечно кочуешь с места на место, не заметишь, как и старость придет, — вздыхала Колоскова.

— А мне нравится наша жизнь, — мечтательно сказала Исаева. — Где только не побываешь, чего только не увидишь! И каждый раз новое.

Долго обсуждали женщины волнующие их вопросы, решали, как лучше и веселее жить на новом месте.

— А не организовать ли нам вечер отдыха офицеров с семьями? Попросим из училища духовой оркестр, — оживилась Колоскова.

— Давайте. Организаторами выделяем Таню и Евгению Сергеевну. Обратимся к партийной организации, помогут, — поддержала Пылаева.

Беседовали еще долго, никому не хотелось уходить. И только когда на аэродроме начались ночные полеты и первый самолет с ревом пролетел над крышей, женщины разошлись по домам.

Ярко-красными маками разбросаны по аэродрому огни ночного старта. На командном пункте в репродукторе слышится голос Василия Пылаева.

— Арфа, Я — Сокол-11. Захожу на цель. Разрешите выполнять задание. Я — Сокол-11, прием.

— Сокол-11, я — Арфа. Выполняйте задание.

За столом стоит гвардии полковник Зорин, рядом с ним штурман части Морозов. Он переставляет на планшете мелкие целлулоидные самолетики, чертит линии полета каждого бомбардировщика, прокладывающего себе путь в воздухе.

Возле радиостанции группа летного состава ждет сигнала на взлет. К летчикам подходят Пылаев и Кочубей. Они только что прилетели с задания.

— Привет небесным тихоходам, — говорит Колосков.

— Мое почтение отдыхающим, — видимо, довольный полетом, отвечает Пылаев и пожимает всем руки.

— Не успели вы сесть, а на вас уже группа полигонных мышей подала коллективную жалобу, — шутит Исаев.

— Скажите, пожалуйста, а мы не знали. Ну, коль и они выступили с протестом, значит, наши бомбы крепко их потревожили, — смеется Кочубей.

— Я пошел, моя очередь, — и Колосков сливается с темнотой.

Через несколько минут Яков подруливает самолет на линию старта и запрашивает по радио разрешения на вылет. Бомбардировщик, плавно покачиваясь, идет на взлет. Он бежит мимо освещенных кустов стартовой полосы, отрывается от земли. В темноте самолета с земли не видно, но по мигающим огонькам можно проследить за его полетом.

Вот он делает первый разворот и летит параллельно электрическому «Т». Вслед за ними выруливает на старт очередная машина и тоже идет на взлет.

Целую ночь на аэродроме не смолкал гул самолетов.

На рассвете резкий звонок будильника поднял Зорина. Всего два часа пришлось отдохнуть после ночных полетов. Но если было бы нужно, Зорин не спал бы несколько суток, не теряя работоспособности.

Полковник вышел из помещения и присел на ступеньках крыльца. Городок спал. Лишь кое-где в домах, как бы украдкой, вспыхивал огонек и через несколько минут опять погасал. Где-то у стен кирпичного забора, опоясавшего городок, жалобно скулили шакалы, словно просили часовых открыть для них ворота. «Через тридцать минут пойду на подъем в эскадрилью Колоскова, а потом побуду на разборе ночных полетов у Пылаева», — решил Зорин.

Подул прохладный ветерок. Уже отчетливее были видны ребра скалистых гор. Внизу на взгорье волнами засеребрился ковыль, а чуть выше зазеленели альпийские луга. Дружно пропели петухи. Зорин в раздумье поднялся, бросил окурок и пошел к воротам. Миновав часового, он вышел в поле. По направлению к городу шагал с чемоданом военный. Что такое, неужели Виктор? Да, это он. Предчувствуя неладное, отец поспешил навстречу сыну.

— Вон ты какой стал, детинушка, — ласково целуя Виктора, проговорил Зорин. — Я, по правде сказать, ждал тебя только в воскресенье. Ну, рассказывай, как жил? Что случилось?

Виктор торопливо заговорил, словно боясь, что отец прервет его. Он рассказал о том, как ему объявили благодарность и сфотографировали у развернутого знамени, как он был тогда счастлив! Но вот случилось так, что он поругался с механиком и его отстранили от полетов…

— Папа, но не только я виноват. Ты сам посуди: когда тебе бросают в лицо, что ты «на крови других строил свое счастье», разве удержишься?

Отец внимательно выслушал сына и заговорил:

— И все же, сын, ты не имел права поднять руку на товарища. Ты обязан был доложить своему начальнику, потребовать от комсомольской организации разобрать его поступок и наказать виновника. Так положено в армии.

Отец и сын сели на траву.

— Репин… Ведь он воспитывался в нашей части. Не верится, что он мог так сказать… Но ты тоже хорош! Как думаешь дальше жить?

— Буду просить у тебя помощи.

— В помощи я никогда не отказывал. Но смотря какая помощь.

— Помоги перейти из этого училища.

Зорин отрицательно качнул седой головой.

— Где ты начал учиться, там и должен кончать.

— Тогда возьми к себе рядовым солдатом.

— Виктор, не дури, о матери вспомни.

Виктор склонил голову и стал нервно крутить пуговицы гимнастерки.

— Что же ты молчишь? Раскис от первой неудачи? Подумай, чего стоят твои переживания в сравнении с тем, что мы переживали в годы войны. Тогда было по-настоящему трудно! Со смертью лицом к лицу не раз встречались… Но ведь не останавливались, не поворачивали назад…

— Прости меня, отец, но мне все-таки очень тяжело…

— Умел ошибаться — умей и исправиться, — отец дружески похлопал сына по плечу и поднялся. — Пойдем, уже подъем играют… Сколько у меня пробудешь?

— Сутки.

— Вот за сутки и обдумай дальнейшее свое поведение в училище.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В выходной день личный состав во главе с командирами эскадрильи ушел на аэродром строить стрелковый тренажер. Куприян Цимбал, жалуясь на головную боль, остался в общежитии.