Волчья ягода - Анна Данилова

– Ты на меня не ори, – вдруг сказал Севостьянов. – Виноградову я отпустил. Не дурак, сам знаю, кто такой Шеффер. Тем более что ОН БЫЛ И У МЕНЯ…

– У тебя? А у тебя-то он что делал?

– То же самое, что и у тебя. Сказал, чтобы я показал ему материалы экспертизы, те самые, что пока еще оставались у меня… Отпечатки пальцев в квартире Доры Смоковниковой… Виноградовой там не было… Но я не переживаю, что ее отпустил, потому что и так чувствую, она здесь ни при чем. Все понимаю – и отсутствие у нее алиби, и что нет свидетелей ее присутствия в лаборатории, и что дырок в ушах мышей, черт бы их побрал, тоже нет, и что Рыженкова, на которую она ссылается, уехала раньше и потому они не могли встретиться В ПРИНЦИПЕ… Но она не виновата. Ты же видел ее…

– А я, честно говоря, думал, что ты ничего не знаешь про Шеффера.

– Здесь все всё про всех знают. А он еще душится такими крепкими духами, что аж в нос бьет… К тому же он такой огромный и шумный, что его трудно не заметить идущим по коридору… Я вообще поразился, что он опустился до того, чтобы зайти в мой кабинет. Ведь ему достаточно было просто позвонить…

– Значит, хотел, чтобы наверняка, чтобы побыстрее… Видимо, эта Виноградова из ИХ КРУГА. Ты знаешь, кто собирался в храмовском клубе?

– Откуда? Сейф мы вскрыли, но меня в это время здесь не было, ты же сам знаешь, кто взял все документы…

– На то он и прокурор…

– Ты думаешь, что и он?.. Но тогда какой смысл вообще кого-то искать? Убили Храмова, его соседку, а нас связывают по рукам и ногам. Не дают работать! Ничего не понимаю.

– Значит, нам ничего и не надо понимать…

– Вы допросили сторожа?

– Лучше б и не допрашивали… Но он сам виноват.

Захаров замолчал. Он еще не знал, в курсе ли дела Севостьянов: сторожа храмовского клуба забили насмерть при попытке к бегству.

– Что, пытался бежать? – Николай все понял. – Он и от нас пытался сбежать. Это же Иван Золотов, он двадцать пять лет отсидел за убийства, Храмов его пригрел у себя, откормил… Но хоть что-то он успел рассказать?

– Я думаю, что все. Вернее, почти все. Ты бы знал, какие фамилии он нам называл… Кого только Храмов у себя не привечал… Я даже думаю, что Золотова не избили, а убили, чтобы он не рассказал еще что-нибудь… Понимаешь, его утром нашли в камере мертвым… Лицо разбито, но это понятно – это наша охрана постаралась… Но ведь от этого не умирают… Я жду результатов вскрытия. Сдается мне, что ночью в камеру впустили постороннего, знаешь ведь, как это бывает… И еще… Я видел лицо этого Ивана, когда ко мне пришли и сказали о том трупе с выколотыми глазами… Я просто уверен, что он знал и об этом… Он даже побелел весь…

– Я одного не могу понять, Володя, как это у нас получается: входит к тебе в кабинет твой же человек и начинает излагать тебе факты, сыпать на голову информацию, которая относится только к тебе, а у тебя сидит на допросе арестованный и все слушает… Ты хоть можешь вспомнить, кто именно к тебе зашел и рассказал об этом трупе?

– Конечно, могу. Вадим Чесноков.

– Вадим? А как он у тебя оказался?

– Так ты же сам его ко мне послал с материалами дела на братьев Воронковых…

– Я?! Это он тебе так сказал? Да с какой стати у меня могли оказаться документы на Воронковых, если их дело давно закрыто, а материалы отправлены в суд? Еще месяц тому назад! Или ты что-то путаешь, или вы оба пудрите мне мозги… Ты сам-то просил меня об этих бумагах?

– Нет, не просил. Но ты же звонил мне еще с неделю назад и просил дать тебе папку с воронковским делом, Коля…

– Это тебе Вадим сказал?

– Да… Выходит, ты ничего не знал, а дело целую неделю находилось в ЕГО РУКАХ?

– Думаю, что ему это дело как раз ни к чему. Он просто относил папочку кому-то, кто его хорошенько об этом попросил или заплатил…

В кабинете стало тихо, было слышно, как за окном идет дождь да завывает ветер.

– Чертова погода… – Николай поднялся и подошел к окну. – Чертов Чесноков… Он специально сказал тебе про труп в присутствии Золотова, чтобы дать ему понять… Но что именно? И на кого Вадим работает?

Она вышла из номера, надев на себя два свитера – свой и Игоря, которому он уже никогда не понадобится, – и брючный костюм – единственную, оставленную грабителями ее одежду; продукты, остатки ночного пиршества, она рассовала по карманам и пакетам. Затем вышла из гостиницы, не сказав никому ни слова. И даже не оглянулась, когда ее окликнула заспанная дежурная…

На улице выпал снег. Было чисто, свежо, легкий морозец приятно холодил щеки.

Без денег и документов (паспорт на имя Доры Смоковниковой она так и не нашла, очевидно, его тоже украли) Анна шла по пустынной в этот ранний час улице и вспоминала приблизительно такое же утро в Москве, когда они с Виком стояли посреди улицы, не зная, с чего начать новую жизнь и, главное, где раздобыть денег…

Вик бросился под машину. Он был храбрым, этот Вик…

Она сглотнула слезы и всхлипнула. Вик, она тосковала по нему и в Париже, и в Лондоне, везде, куда бы только не забрасывала ее судьба. Она понимала, что никто и никогда не будет любить ее так сильно, как он, но ему не хватало полета и того воздушного купола над головой, который затягивает вверх, который делает человека выше и чище…

Еще она тосковала по хрустящим новеньким купюрам, пахнущим вкусной едой в дорогих ресторанах и изысканными духами, по долларам, обладающим особым ароматом, присущим лишь хорошим, первоклассным вещам в престижных европейских магазинах… Деньги пахнут комфортом, теплом, ласковыми и щедрыми мужчинами, уютными купе и горячим кофе в салонах самолетов, они пахнут свободой и наслаждениями…

Послышался визг тормозов, и она почувствовала сильный удар сбоку… Сбитая большой красной машиной, она упала на асфальт, перекатилась и замерла, затаив дыхание… «Спасибо, Вик…» – прошептала она, чувствуя, как погружается в дрожащее от дурноты и наползающего красного тумана облако…

«Я не верила своим глазам… Я видела нежно-розовые полосатые обои, шелковистые и словно пахнущие розами, и часть зеркала, в котором отражалось окно с плывущими за прозрачным стеклом облаками…

Надо мной склонилась женщина. Нет, слава Богу, это была не Мила. Сестра оставила меня на какое-то время, дав мне передышку. Эта женщина была постарше меня, но красива, как будто сошла с картинки модного журнала. Этакая бизнес-леди.

– Вам лучше? – спросила она приятным низким грудным голосом. – Вы пришли в себя… Вот и отлично. Сейчас позавтракаем. Врач уже был, он осмотрел вас и сказал, что ничего страшного… Вы меня слышите?

Я повернулась к ней и кивнула головой.

– Меня зовут Ирина. Моя машина сбила вас… Я приношу свои извинения и готова искупить вину перед вами. Если вас интересуют наличные, я готова заплатить столько, сколько вы попросите. Конечно, в разумных пределах… Если же у вас какие-то неприятности – а они у вас, несомненно, есть, поскольку на вас мужская одежда, а при вас не было ни рубля, – то я готова помочь вам устроиться на работу и даже снять квартиру… Так что – выбирайте. У меня очень мало времени, меня ждут три очень важные встречи, поэтому я вас слушаю… Вы не очень пострадали, а поэтому не стоит притворяться…

Она произнесла все это скороговоркой, словно действительно спешила. Она даже извинялась так, словно делала мне одолжение. Эта Ирина, щеки которой потрескались от толстого слоя крем-пудры, а губы блестели от не менее толстого слоя блестящей „ланкомовской“ помады, преподнося мне всю эту чушь, так брызгала слюной, что я готова была ударить ее, чтобы она только заткнулась.

Бизнес-леди по-русски. Смешно! Лет пять-шесть тому назад я бы раздавила ее и прибрала к рукам весь ее капитал, но сейчас я в ее глазах выглядела чуть ли не бомжихой, в то время как эта расфуфыренная дура считала себя миллионершей…

– Ты что, не слышишь меня?

Она перешла на „ты“, чем сильно рассердила меня. Я поднялась, поправила подушки и уселась поудобнее, чтобы иметь возможность рассмотреть комнату. Большая, метров пятьдесят. Ясно – разломала все стены и превратила две или три типовые квартиры в одну, огромную. Правильно. Но все равно она мыслила не теми категориями, раз осталась в С. Я презирала ее. За ее деньги, за крем-пудру, за это панибратское и грубое „ты“…

– Я бы выпила чашку кофе, – сказала я, поморщившись от боли, потому что бок, на который я упала, резко напомнил о себе, и неизвестно еще, что вообще со мной стало. Я не поверила ее россказням про врача, который якобы осмотрел меня.

– Хорошо, сейчас я приготовлю. Может, еще пару бутербродов?

– Было бы замечательно…

Я поняла, что мы дома одни, что домработница, если даже она и существует, еще не пришла. А потому мне нельзя было упускать свой шанс. Ради спасения, ради будущего, ради самой жизни…

Я терпеливо ждала, когда она принесет кофе. Эта старая швабра в брючной паре, такой же, как моя, но только стоимостью раз в сто меньше, даже не оценила МОЙ КОСТЮМ и сочла, что на мне мужская одежда… Идиотка! А ведь на мне и было-то мужского, что свитер Игоря.