Путь к Порогу - Роман Злотников

Старик кивнул.

— И вот что интересно, — сказал он, погладив бороду. — Почти все знают истину, но предпочитают тот вариант, который для них более удобен. Люди… — тихо добавил он и сказал еще кое-что, предназначаемое, скорее, не юноше, а самому себе: — Впрочем, как и всегда…

— Можно мне пойти, Герб? — спросил юноша. Старик покачал головой.

— Я сам это сделаю, — проговорил он.

Кай лежал на телеге, зажмурив глаза. После долгого времени, проведенного в темном подвале, он никак не мог привыкнуть к яркому свету. Перед тем как погрузить на телегу во дворе «Золотой кобылы», его развязали, но руки и ноги мальчика еще не вполне обрели нормальную подвижность. Он даже не мог перевернуться на живот, чтобы спрятать лицо в соломе.

Вряд ли Кай понимал, что с ним делают и что ему сейчас предстоит. Марал рассчитал правильно — от длительного недоедания и вынужденной неподвижности со стянутыми конечностями сознание мальчика было затуманено.

Но сквозь этот туман просачивался шум толпы. Запахи табака, вина и поджариваемого на углях мяса вызывали тошноту. Вот кто-то совсем рядом начал говорить, и толпа смолкла — голос несся откуда-то сверху, словно говоривший стоял на возвышении. Речь была недолгой, и, когда она окончилась, толпа взревела.

Чьи-то сильные руки подняли Кая с телеги и куда-то поволокли. Вокруг мальчика шумело, но сил, чтобы поднять голову, не было. Все, что он видел, — это пробегающая внизу земля с клочками истоптанной травы. Потом трава сменилась деревянными ступенями, потом — свежеоструганными досками. В нос ударил одуряющий запах недавно срубленной сырой древесины.

Кая положили на большую колоду лицом вниз и, протянув вперед руки, крепко стянули запястья веревками. Вроде бы орудовал один человек. Это он высоким от возбуждения голосом все приговаривал:

— Та-ак, вот та-ак, еще немножко… — От этого человека резко пахло потом и еще незнакомо и неприятно, чем-то соленым.

Щекой Кай упирался в нагретую солнцем шершавую поверхность колоды. Перед его глазами мутно качались лохматые головы. Потом доски заскрипели — на помост вошел кто-то еще. Через несколько мгновений Кай услышал густой голос деревенского старосты Марала:

— Властью, данной мне его сиятельством графом Конрадом, за беспричинное нападение с целью смертоубийства и нанесение тяжелейших увечий невинному юноше приговариваю отрока Кая, урожденного города Мари, к публичной порке в пятьдесят плетей! Приговор приводится в исполнение немедленно!

Эта длинная и малопонятная фраза бессмысленным гулом отдалась в голове Кая. Он даже не сделал усилия, чтобы уяснить для себя ее значение. Над мальчиком что-то свистнуло. Солнце все еще резало глаза, поэтому Кай опустил веки.

Мужичок в кожаном фартуке, красуясь перед толпой, широко расставил ноги и еще раз взмахнул над головой плетью. Узкий кожаный ремень, смоченный в рассоле, пронзительно свистнул в горячем воздухе. На первые ряды зевак полетели соленые капли. Кто-то восхищенно цокнул языком, кто-то крикнул хриплым пьяным басом, перекрывающим шум толпы:

— Давай, ожги!

Нездешний мужичок зачем-то облизнулся, оскалился, занес плеть над привязанным к колоде мальчиком… И вдруг замер, будто заметив что-то. Кожаный ремешок бессильно опустился ему на плечо.

Толпа на мгновение затихла, не понимая, в чем дело. А к помосту, раздвигая оторопевших крестьян, пробрался старик с аккуратно подстриженной белой бородой, в длинном дорожном плаще. Неспешно поднявшись по ступенькам, он спокойно отодвинул в сторону изумленного до крайности экзекутора и принялся развязывать веревки на руках Кая. Много времени у него это не заняло — подцепив пальцем узел, он легко распустил его, будто узел был едва стянут.

К этому моменту очнулся мужичок с плетью. Пока старик занимался веревкой, он глядел на него во все глаза, пытаясь определить, что же за человек перед ним и по какому праву он вмешивается в процедуру публичного наказания. Запыленный дорожный плащ и выглядывающие из-под него грязные стоптанные сапоги ясно говорили о том, что их владелец небогат и путешествует довольно давно, — стало быть, родина его, скорее всего, находится далеко от этих мест. Но манера держаться и абсолютно спокойное непроницаемое лицо старика, с которым он вошел на помост, поставили экзекутора (да и наверняка всех остальных на площади) в тупик. Седобородый совершал из ряда вон выходящий и, конечно, противозаконный поступок неторопливо и безволнительно, будто делал нечто совершенно естественное.

Толпа молчала. Но кое-кто уже начинал шушукаться. Недалеко от помоста, стоя на телеге, в которой находился перевязанный тряпками Сэм, староста Марал и Жирный Карл недоуменно переглядывались.

— Эй! — окликнул старика экзекутор. — Ты чего это? Эй?

Старик не обернулся. Он снял мальчика с колоды, попробовал поставить на ноги, а когда ноги Кая подломились, осторожно поднял его и положил на плечо.

— Эй! — раздался в перешептывающейся тишине голос Марала, и множество голов повернулись к нему. — Ты кто такой? Назови свое имя, чтобы его сиятельство граф Конрад узнал, кто осмелился противиться его власти!

Старик, не удостоив старосту взглядом, держа безвольно обвисшее тело мальчика на плече, шагнул к ступенькам, ведущим вниз с помоста. Передние ряды зевак вдруг шарахнулись назад, и в толпе послышались негодующие крики тех, кому в создавшейся давке оттоптали ноги.

Тогда мужичок, обменявшись взглядом с Маралом, вдруг взмахнул своей плетью и молча ринулся на старика. Седобородый успел сделать еще один шаг, когда экзекутор настиг его. Многие в толпе так и не поняли, что же произошло в то мгновение. Старик, не поворачиваясь к нападавшему, неуловимым движением ушел чуть в сторону, одновременно резко взмахнув свободным локтем.

Экзекутор словно поскользнулся на невидимой арбузной корке. Ошеломленно вякнув, он грохнулся на спину, задрав ноги, проехал на спине несколько шагов и кувырком покатился вниз по ступенькам.

— Разбойник! — задохнулся от крика староста Лысых Холмов. — Да что ж вы смотрите, добрые люди! Вяжите его!

Старик остановился и, прищурившись, первый раз мельком глянул в сторону Марала.

— Бей его! — крикнул еще Марал, размахивая руками. — Бей! Именем его сиятельства графа Конрада!

— Пять серебряных монет тому, кто… — рыкнул Жирный Карл, но, не закончив, соскочил с телеги, одним движением выдернул оглоблю и рванулся к помосту, на ходу распихивая зевак пинками. Вторую оглоблю схватил еще кто-то из мужиков. И сразу несколько человек, торопясь, будто боясь, что драка успеет закончиться без их участия, побежали к ближайшему плетню за кольями.