Заброшенный в природу - Милен Русков

— Слушай, Хесус, — сказал я потом, бросив взгляд на темный дом доктора Монардеса. — Я думаю прогуляться до таверны дона Педро, пропустить стаканчик-другой. Если кто-то появится, скажи, чтобы пришел завтра.

— Но, сеньор, я тоже думал немного прогуляться… Так что не знаю…

— Нет, ты никуда не ходи, не стоит, — запротестовал я. — Я тебя хорошо знаю, да и ты себя знаешь тоже. Завернешь в какую-нибудь таверну и истратишь все деньги, а завтра доктор потребует отчет, где твоя новая одежда…Ты представляешь, что будет?

— Будет плохо, — ответил Хесус.

— Вот именно, — подтвердил я. — Так что тебе сегодня лучше побыть здесь. И если кто-нибудь придет, отправь его восвояси.

— Но сеньор… мне не хочется оставаться одному, — возразил Хесус. У меня даже мелькнула мысль, а не остаться ли мне, а Хесуса отправить домой, к жене, или вместе с ним пойти в таверну дона Педро, но тут он сказал: — Ладно, сеньор, я останусь.

— Вот и отлично, — обрадовался я и отправился по темной аллее — сначала медленно, а потом все больше ускоряя шаг. Уже почти стемнело. Когда я дошел до Калье-де-лас-Сьерпес, в городе уже зажигали уличные фонари.

Мне нужно было обдумать случившееся и сделать вывод. Хотя я не был особенно уверен, что это имеет смысл, — подобные вещи случаются только раз в жизни. Золотая птичка садится тебе на плечо. И в тот же миг ты говоришь какую-то глупость. Птичка тут же вспархивает с плеча. Прощай, Гимараеш да Сильва, прощай, глупый недотепа, ты меня больше никогда не увидишь… Из всего этого нужно сделать вывод. Но какой?

Что-то очень важное должно было родиться в моей голове в тот миг… Но что? И где же оно? Сколько я ни перебирал содержимое своей памяти, я не мог обнаружить там ничего существенного. И вот тут меня осенила важная мысль. Точнее, не в тот же самый миг, а уже позднее, вечером, когда я, пошатываясь, возвращался домой по улицам Севильи. Но так всегда и бывает: умные мысли приходят тебе в голову, когда ты меньше всего их ждешь. А мне вдруг стукнуло, что я могу сделаться ветеринарным врачом и лечить животных с помощью табака. В этой области почти не было конкуренции. Один-единственный доктор Дувар, которого прозвали Пабло-неудачник. А ведь по селам было много животных. Никто не лечил их с помощью табака, хотя в принципе было известно, что от некоторых болезней табак животным определенно помогает. Он может лечить их и от тех болезней, которыми страдают люди. Почему бы нет? Эта мысль показалась мне гениальной. Но на следующее утро, когда я проснулся, она уже не казалась мне такой гениальной, как накануне. Я даже подумал: «Ну вот, решил было сделать вывод — и что!» И вправду, ничего особенного, если учесть, какие обстоятельства этому предшествовали. Ну да, при дневном свете все выглядит по-иному, все бледнеет! Но потом, когда я вновь задумался, то постепенно изменил точку зрения. По сути, идея была неплохая. Я мог хотя бы попробовать, и, если окажется, что я нащупал правильную линию, я мог бы стать знаменитым и богатым. Даже не было нужды лечить животных от всех болезней. Я разузнал — через доктора Монардеса и других — некоторые подробности о положении в этой области. Оказалось, что во всех случаях, когда требовалась помощь ветеринара, это было связано с открытой раной — переломом, порезом, укусом, или если животное напорется на что-нибудь. Да, эта область медицины невероятно отстала. И в подобных случаях ветеринары всегда использовали одно и то же средство: сулему, или, говоря попросту, крысиный яд. Из-за частого употребления он страшно возрос в цене, сами животные стоили намного дешевле, поэтому крестьяне звали ветеринара лишь тогда, когда животное было для них очень ценным, а так старались вылечить его сами. Потому животное либо погибало, либо оставалось хромым.

Я рассказал доктору Монардесу о своих соображениях и спросил, действительно ли табак может излечивать раны животных. Он подтвердил, что почти уверен в этом. И в тех редких случаях, когда табак использовали с этой целью, результаты были хорошими. Доктор одобрил мою идею и обещал помочь, рассказывая в селах, через которые мы будем проезжать, о том, что я лечу животных. Он даже согласился давать свой адрес тем, кто проявит интерес, чтобы можно было в случае необходимости позвать меня. Доктор предложил (впервые!) предоставлять мне, когда нужно, карету с Хесусом, который купил себе новую одежду — красную сверху донизу — и крестьяне принимали его за цыгана, танцующего фламенко. А в тех случаях, когда карета будет занята, доктор обещал мне давать взаймы двадцать дукатов (без процентов!), чтобы я мог нанять другую карету, если придется ехать по вызову. Единственным условием, которое он мне ставил, было, чтобы я не привлекал к лечению его самого, ибо считал это для себя постыдным. Могли пойти слухи, что он обеднел или что-либо подобное, а это, конечно же, не соответствовало истине.

Моим первым клиентом был крестьянин Хосе из Дос-Эрманаса. Мы с доктором заехали туда по вызову, прежде чем продолжить путь к другому больному в Алькала-де-Гуадаиру. И пока мы громко сообщали на площади в Эрманасе, что я лечу животных, появился этот Хосе и сообщил, что его корова напоролась на острую ограду, которую непонятно почему собиралась перескочить. Доктор отпустил меня к Хосе, дав последние напутствия, как лечить раны с помощью табака, и пожелал успеха. Он с Хесусом собирался продолжить путь далее, к Алькала-де-Гуадаире, а вечером они собирались заехать за мной в Эрманас. Я взял мешочек с табаком, некоторые инструменты и отправился к Хосе. Корова распорола себе брюхо. Чтобы остановить кровотечение, хозяин покрыл рану ореховыми листьями, но это не помогло — листья почернели от крови и на них было страшно смотреть. Корова лежала на боку, обессиленная от боли, а вокруг нее суетились дети Хосе. Хотя она выглядела слабой, я хорошо знал, что как только начну обрабатывать рану, она может впасть в буйство. Поэтому мы позвали на помощь еще двух соседей и даже привязали ее задние ноги к столбу, чтобы она не вскочила и не лягнула кого-нибудь. Я приготовил отвар из табака и, когда все было готово, приступил к обработке раны. Здесь я опущу подробности, скажу только, что все прошло более чем успешно. Разумеется, целебный эффект табака должен был проявиться лишь на следующий день, и лечение следовало продолжать по меньшей мере неделю, но первые признаки улучшения были заметны сразу.