Мужчины и женщина - Юлия Григорьевна Добровольская

— интересны или неинтересны лишь компанией, а не поводом. Сошлись мы в том, что единственный праздник, который загодя будоражит наши чувства до сих пор, это Новый год. Да, всё из детства… А Новый год в детстве происходил у всех нас, независимо от того, в какой семье кто рос — в состоятельной или не очень, в благополучной или нет.

Всё в доме было почти так, как мне и пригрезилось когда-то: уют и чистота. Обстановка, конечно, в духе времени, а не моих экзальтированных пасторальных фантазий, но при полном отсутствии буржуазного шика. Широченные кровати без выкрутасов, удобные низкие диваны и кресла в гостиной, простая деревянная мебель в столовой. Но должна же я была хоть что-то угадать — герань на кухонном окне! Меня это просто умилило! — белая и алая.

— Там я живу, — показал мне Эрих в это самое кухонное окно свой дом. По-английски он говорит не лучше меня, поэтому мы прекрасно друг друга понимаем.

Эрих и его жена Биргит — художники, живут по соседству. Они присматривают за домом, готовят его к приезду постояльцев и убирают после их отъезда, закупают продукты, встречают в аэропорту, ну, и так далее. Меня обещали познакомить с ними ближе — у Егора это в план включено. Биргит акварелистка, много работает в иллюстрации по заказам издательств, а Эрих — живописец. Их собаке, ньюфаундленду Брамсу, я уже представлена — он меня обнюхал, прежде чем впустить во двор, а точнее — прежде чем выпустить из машины.

Брамс, как рассказал мне Егор, очень умный пёс, он охраняет оба дома, и его не надо сажать на цепь. А однажды он спас маленькую девочку — вытянул её из-под колёс сдававшего задом автомобиля — вон, у него медаль на ошейнике, в длинной густой шерсти и не заметишь сразу.

А почему Брамс? — А в альтернативу киношному псу Бетховену!

Снегу много — всё в формате, это радует! Мы вылетали из бесснежного города и летели над такой же голой Европой, но в горах всё по-другому — классическая зима, да ещё и тепло, что-то около минус трёх-пяти. Воздух совсем другой — с привкусом весеннего ручья.

* * *

Нагулялись сегодня вдосталь. Егор с такой радостью делил со мной свой восторг!.. Он просто взахлёб рассказывал мне, что, где для чего и как здесь устроено: лыжные трассы любых категорий — на них даже в темноте можно кататься, они освещаются до самой ночи, представляете!.. — подъёмники, уютные рестораны — такие вкусные, вам понравится! Он показывал мне, размахивая руками, куда надо пойти, чтобы увидеть такую-то гору, а ещё озеро в горах, и горную реку… Парень был счастлив, что вся эта красота дождалась меня, а я, наконец-то, приехала ею полюбоваться.

Как же я его понимала! Мне всю мою жизнь нужно… необходимо было с кем-то делить восторги, иначе они застаивались и горчили, словно перезревшее яблоко…

* * *

Кровать огромная — руки раскинешь, до краёв не достать.

Лежу на футбольном поле в каких-то бархатных простынях — никогда такого хлопка не видела: на ощупь словно ворсистый, приятно…

И снова тоска к горлу — тело мужчины приятней…

Милый, любимый, обними меня… вот так… крепко… чтоб я к тебе под кожу ушла…

Не получается… Уже и этого не получается — ты выскальзываешь даже из моих грёз… Ты и сам — иллюзия. Бесплотная мечта.

Ну да — бесплотная! Такое живое, красивое тело! Такое сильное, такое мужское. Но ему нужна другая плоть — не моя… а тоже мужская…

Прямо надо мной спальня Андрея. Я слышу его шаги, слышу, когда он ложится в постель. Он там один, как и я… Почему он один? Не монах — сам дал понять. Всё ещё любит мать Егора?… Интересно, он сам подруг оставляет, или они его?… А может, и я у него лишь очередная симпатия, очередная кандидатка в подруги?…

Он красивый. Он мужчина. Он мужчина в моём вкусе. Его серые глаза с перламутровым пламенем в глубине… Его губы… всё-таки — французские… — как они целуют женщину?… Должно быть, очень умело. И самозабвенно. И страстно… И пальцы его чуткие — уверена — умеют извлекать звуки не только из чёрно-белых клавиш…

Почему он не возьмёт меня штурмом! Нет у него никого — я знаю! И ко мне неравнодушен… да нет, влюблён! — вижу!

Эл! Скажи мне, почему я сама не могу переступить эту черту? Ну хотя бы просто — чтоб напряжение снять. А может даже тогда сразу тот, другой, из сердца выскочит! Ведь ясно, как божий день, что путаница какая-то в моей душе-голове… Где тот конец ниточки, за который дёрнуть нужно, чтоб тягомотину эту распутать?…

На новом месте приснись, жених, невесте…

26.12.2005. Понедельник.

Послала вчера Элке несколько снимков тех дивных мест, той сказки, в которой мы оказались.

Послала, надо сказать, с довесочком — вместе с подробной географией любовного тупика, в который угодила, и который не переставал быть тупиком, несмотря на эйфорию последних дней, вызванную, как мне померещилось, примирением с ситуацией.

Ни с чем-то я не примирилась! Стоило мне оказаться за несколько тысяч километров оттого, кого «любит душа моя», как мне поплохело. И поплохело по-плохому: не просто от невозможности видеть и слышать любимого в ближайшую неделю, а от невозможности вообще ничего и навсегда. Дошло, короче!.. Ну я и разнылась на подругином плече. Всю душу вывернула — этого ведь она обо мне ещё не знала.

А утром получила ответ.

(Как всё же приятно работать на красивой машине — до сих пор всякий раз испытываю восторг, прикасаясь к своему перламутрово-синему чуду!)

«девочка моя!!! кто у нас психолог — ты или я??? — начала Элка темпераментно, как обычно в тех случаях, когда ответ ей был очевиден, — ты до сих пор не поняла, почему ты прилепилась к мужчине, с которым заведомо ничего у тебя не получится??? да это же ясно, как божий день!!! ты — БОИШЬСЯ! ты боишься любви, боишься отношений, которые МОГУТ состояться!!!»

Выпустив пар, Элка стала сдержанней:

«нет, разумеется, спроси тебя сейчас о страхе, ты скажешь, что это полная чушь, не имеющая к тебе ни малейшего отношения, и это так. это так. ибо боишься ты неосознанно, битое и напуганное существо в глубине тебя перерулило быстренько всё для пущей безопасности: вот того любить можно по гроб жизни, никакими сюрпризами это не чревато, всё здесь предсказуемо, как в любви к Михаилу,