Переселенки (СИ) - Соколова Надежда Игоревна

— Пессимисткой, говоришь? — вопросительно подняла я бровь.

Варт закатил глаза, тяжело вздохнул, нехотя отпустил меня и решительно направился к выходу.

В той самой злополучной гостиной бушевала гроза: всполохи молний, густые полосы дождя, раскаты грома… И перепуганная молоденькая служанка, жавшаяся в углу. Идиоты…

Взмах рукой — и все «погодные эффекты» исчезают.

— Кто?

Вроде и тихо спросил, а мурашки у меня по телу побежали.

Секундное молчание, затем от группы намокших родственников нехотя отделяется долговязая мужская фигура. Хариунарас, неженатый сын Нориады, сестры Аренилы.

— Ты присутствовал за столом и слышал предупреждение, — спокойно, даже безэмоционально, да только от такой безэмоциональности под кровать спрятаться хочется.

Мужчина побелел, попытался что-то сказать, но правая рука Императора только головой качнул. И затем уже знакомое:

— Я, Вартариус ранос дорт Антариониус, глава рода Антариониус, по праву оскорбленной стороны приказываю: поставить Хариунараса ранос дорт Дорионуса на должность помощника старшего консула в посольстве Антонии в Рамии.

Это к «амазонкам», что ли? Отличная «награда». Из серии: «Ты хотел женщин? Получи». Там, насколько я помню, служат только мужчины, даже на должностях слуг. И единственные женщины — это те самые рамийки, ненавидящие сильный пол.

Супруг между тем открыл портал, сделал приглашающий жест рукой, и провинившийся член семьи, словно заколдованный, послушно шагнул в пустоту. Варт отправился за ним. Портал захлопнулся. В комнате воцарилось молчание.

— Какой сборник, Ирма? — Я вальяжно расселась в мягком кресле у зеркала, с наслаждением прихлебывала горячий ароматный кофе и внимательно рассматривала собеседницу. — В прошлый раз там было, по-моему, тридцать семь стихов, в этот — чуть больше сорока. Вот смысл, а? Чтоб народ тебя не забыл? Не проще написать побольше и только потом публиковать?

— Я так же сказала, — пожала плечами цветущая и довольная жизнью подруга, непонятно чему радостно улыбавшаяся, — но издательство упорно утверждает, что мое имя постоянно должно быть на слуху. Роман уже вышел из печати и активно продается, почти весь тираж скупили. Теперь вот — стихи…

— Угу, ясно. Пишите, женщина, что хотите, но как можно быстрее, а мы будем на вашем имени денежки лопатой грести. Да, поздравь меня: мальчишки снова обернулись…

— Нерадостно как-то ты это говоришь… — насторожилась собеседница. — Что-то случилось?

— Да что может случиться в этой насквозь прогнившей патриархальной стране. Тут же День Семьи, помнишь? Ну вот, объявились дядья Варта с внуками. Мальчишки обидели Ритона, тройняшки этого не вынесли, ну и… В общем, весело было всем. Теперь обидчики избегают общаться с обиженными. И обе стороны ноют родным, как скучно им живется. А, еще новость: твои родители пожаловали.

— Мои? — удивленно нахмурилась подруга. — Зачем?

— Фиг его знает. У нас тут суматоха постоянно, мы пока не успели пообщаться…

Глава 17. Бабушка рядышком с дедушкой Столько лет, столько лет вместе! Песня «Золотая свадьба». Семья начинается с детей. Герцен А. И

Ирма:

Весь тираж романа раскупили за две недели. Я, помня совет психолога, активно писала стихи, скидывая в них всевозможный каждодневный негатив. Мой агент заявил о необходимости печатать очередной сборник, хотя количество новых произведений было не так уж и велико.

— Какой сборник, Ирма? — удивилась подруга, услышав новости. — В прошлый раз там было, по-моему, тридцать семь стихов, в этот — чуть больше сорока. Вот смысл, а? Чтоб народ тебя не забыл? Не проще написать побольше и только потом публиковать?

Да, конечно, проще, но вот темы никак не желали приходить, я уже боялась, что, как говорится, «исписалась».

— Я так же сказала, — честно ответила я, думая при этом о завтрашней поездке в аквапарк. Тоша уже давно обещал сводить детей покататься на водных горках. А я наконец- то смогу оторваться от книг и побыть с семьей, — но издательство упорно утверждает, что мое имя постоянно должно быть на слуху. Роман уже вышел из печати и активно продается, почти весь тираж скупили. Теперь вот — стихи…

— Угу, ясно, — насмешливо фыркнула Ира, неспешно прихлебывая кофе. — Пишите, женщина, что хотите, но как можно быстрее, а мы будем на вашем имени денежки лопатой грести. Да, поздравь меня: мальчишки снова обернулись…

Судя по какому-то безнадежному и усталому тону обычно жизнерадостной собеседницы, этому важному событию предшествовало нечто как минимум драматическое.

— Нерадостно как-то ты это говоришь… Что-то случилось?

— Да что может случиться в этой насквозь прогнившей патриархальной стране, — скривилась, словно от сильной зубной боли, подруга. — Тут же День Семьи, помнишь? Ну вот, объявились дядья Варта с внуками. Мальчишки обидели Ритона, тройняшки этого не вынесли, ну и… В общем, весело было всем. Теперь обидчики избегают общаться с обиженными. И обе стороны ноют родным, как скучно им живется. — Отхлебнув еще пару глотков, Ира поставила чашку на столик и тяжело вздохнула. — А, еще новость: твои родители пожаловали.

Я вздрогнула от неожиданности и в изумлении уставилась на гладкую полированную поверхность.

— Мои? Зачем?

Что могло понадобиться людям, некогда продавшим собственную дочь ужасному черному магу, через десять лет полного молчания? Объявиться на День Семьи все равно что подчеркнуть важность кровных уз, их силу и необходимость поддерживать дальнейшее тесное общение. Будь я на месте Иры, меня уже била бы дрожь от ужаса.

— Фиг его знает, — кофейная чашка вновь вернулась в руки. Собеседница сделала очередной глоток и равнодушно пожала плечами. — У нас тут суматоха постоянно, мы пока не успели пообщаться…

Закончив разговор, я бездумно уставилась в свое отражение. Родители.

Объявились. Спустя десять лет. Наполненный жизнью яркий, разноцветный мир стремительно тускнел и терял краски. В душу ядовитой змеей медленно заползал уже знакомый страх. С трудом подавив накатившую панику, я потянулась к заветной тетради, взяла ручку. Мне надо писать… Надо выпустить из себя все негативные эмоции. Надо освободиться от вечного ужаса перед давшими мне жизнь жестокими и немилосердными людьми. Надо… Надо…

Не знаю, сколько я просидела, создавая один за другим разнообразные тексты, но когда наконец-то очнулась, за окном уже была чернильная мгла. Странно… А ведь мы с Ирой прекратили общаться еще при свете… Неужели…

— Ты ж моя вторая Ахматова, — послышался рядом любимый голос. — Ирма, родная, что случилось? У тебя совершенно серое лицо. И руки трясутся. Кто тебя так напугал? Ира?

— Нет, — я вымученно улыбнулась. — Это старые детские страхи. Они вернулись, хоть я и считала, что все давно забыто… Тоша, мои родители объявились…

— И что? — Нежные ласковые руки обняли меня и аккуратно прижали к мускулистому торсу. — Это уже не твои проблемы. А Ира с судьей сумеет разобраться. Чего ты испугалась, милая?

— Не знаю…

Я и правда не знала, почему меня так накрыло…

Ирина:

Арталия появилась в детской ближе к вечеру. Не сказать, что я пришла в восторг, увидев «матушку», но что-то подобное ожидала, и потому уже полчаса, среди игрушек, криков и кучи наследников, сидела здесь вместе с Аренилой. Нет, ну а что? Обе дамы — бабушки, обе имеют право пообщаться с внуками.

— Матушка! — моей «искренней» улыбке мог позавидовать любой зазвездившийся выпускник ВГИКа. — Рада вас видеть. Прошу, присаживайтесь.

Арталия в притворстве поднаторела не особо, и ее ответная улыбка вышла довольно кислой.

— Ваше Сиятельство, — поклон в сторону свекрови, мнившей себя моей защитницей и заступницей. — Я чрезвычайно рада видеть, что дочь вошла в ваш род.

Это намек на то, что первые годы никто к толстухе Ирме интереса не проявлял? Добрая ты дама, как я посмотрю…