Дорогая Ава - Ильза Мэдден-Миллз

на него сверху вниз, любуясь. Зарываюсь пальцами в волосы, потираюсь всем телом, ощущая через трусики твердый член.

– Тш-ш, тише, – бормочет он, целуя, покусывая мне горло.

Я притягиваю его ближе, целую в губы, жадно и глубоко, посасывая язык так, словно хочу слиться с ним в одно целое. Быстро и грубо, быстро и грубо, быстро и грубо…

Я стягиваю с него трусы и даже без света вижу, какой он длинный, толстый и твердый.

– Тюльпан, ты не представляешь, как часто я думал об этом, сколько раз ты мне снилась… Но без тебя все не то – никакой пляж, никакие горы, никакое небо не радует. Ты мне нужна, нужна, так нужна! Ты единственная, кто по-настоящему меня знает, кто видит таким, какой я есть.

Он выдыхает, подаваясь навстречу бедрами, а затем решает не тянуть время и забирается ладонью под мои трусики, вводит палец внутрь, и я прогибаюсь, потираясь о его руку там, где тянет сильнее всего. Склонившись, я целую его грудь, скольжу языком и зубами, оглаживаю ладонями кожу, наслаждаясь им, его запахом, его вкусом – всем, что я так не хочу забывать.

– Презервативы, – говорю я между поцелуями.

– У меня нет, – бурчит он.

– Придурок!

Он касается моего подбородка.

– Ты последняя девушка, с кем я был. Мне не нужны презервативы.

– У меня тоже никого не было. Ты единственный, кто мне нужен. – Подумав, я добавляю: – У меня сейчас безопасные дни.

Я запускаю руки в его шелковистые волосы, впиваюсь пальцами в кожу головы, а он помогает мне встать и жарко смотрит, медленно спуская с меня трусики. Я вся дрожу от желания и надежды, словно рвущаяся в небо птица. Как долго, как же долго!

Он прикусывает мою нижнюю губу, смотрит, и я верчусь перед ним. С улыбкой он притягивает меня ближе, сажает обратно, и я упираюсь коленями по обе стороны от него. Глядя прямо в глаза, он скользит в меня, будто сталь входит в шелк, и мы стонем, а затем замираем, тяжело дыша.

– Тюльпан, Тюльпан, ты такая хорошая, только ты, ты, ты, ты… – бормочет он, выходит из меня на всю длину, а потом снова входит, и его плечи дрожат. – Такая сладкая. Твою мать, какая ты сладкая!

– Нокс… – стону я и выгибаюсь в его руках.

Он берет меня, держит за бедра, толкается внутрь и не отводит глаз.

Я цепляюсь за его плечи, когда он меняет угол и касается клитора. Движется грубо и быстро – так хорошо, так хорошо… Его пальцы впиваются в кожу. Его взгляд обжигает.

– Ты моя, – говорит он, и, когда его ладонь скользит между нами и ложится на клитор с одной только целью, я умоляю его, утопая, никогда не отпускать меня, быть рядом, позволить мне принадлежать ему, быть его миром. И содрогаюсь, кончая с его именем на губах.

– Тюльпан, Тюльпан… – стонет он и срывается в пропасть вместе со мной, а его глаза пылают. И я так – так сильно! – люблю его, что становится больно.

Он дышит мне в шею и прижимает к себе, слегка покачивая, и я крепко его обнимаю.

Какое-то время мы сидим так, цепляясь друг за друга, пока он гладит меня по спине и шепчет мне на ухо, какая я красивая, какая живая.

Мы снова занимаемся любовью, в этот раз медленнее: я лежу на диване, а он мягко покачивается внутри, поглаживает лицо, шею, неистово бьющуюся там венку. Припадает губами и берет меня – полностью, без остатка.

Потом дает мне свою футболку, а сам натягивает свободные домашние штаны.

– Устроить экскурсию? – хрипло спрашивает, не сводя с меня глаз ни на секунду. В его взгляде чувствуется надежда.

Я киваю, и он показывает квартиру. Она большая: три спальни, три ванные, кухня больше моей комнаты в общежитии.

– Хватит места для Тайлера? – говорит он.

Я киваю.

– И я посмотрел школы неподалеку от «Ванди». Есть пара хороших – думаю, ему понравится. Если, конечно, ты решишь переехать, – добавляет он неуверенно. – У меня остались деньги от мамы, и я подкопил, пока работал у папы. Хочу обеспечивать вам с Тайлером достойную жизнь.

Ох, Нокс!

Он делает паузу.

– Ты независимая, я знаю, но я без тебя не могу, Тюльпан. Один раз я тебя отпустил. Я мог бегать за тобой и умолять вернуться, но держал все в себе и жил ради семьи. Но теперь мы выбрались из жопы, в которой были. Больше ничего меня не останавливает. Нам не нужно начинать с нуля. Не нужно время. Оно пришло, и оно наше.

Губы дрожат, но я держусь и не плачу.

– Ты был нужен Дейну. И мне, но я не могла там оставаться – мне нужно было уйти, жить дальше, забыть обо всем.

Он гладит меня по волосам.

– Я понимаю. Папа ничего от меня не скрывал, с самого начала сказал, что поможет тебе. И я рад, что у тебя получилось поступить в «Ванди». Я знаю, что ты оформляешь опеку над Тайлером. Не уверен, что он захочет уехать из родных мест, но он – часть твоей жизни, и если он согласится, я хочу быть с ним рядом…

Боже! Его доброта переполняет меня.

Я целую его, а по щекам текут слезы.

– Я могу переехать завтра. А Тайлера спросим, и он решит сам.

Нокс стирает слезы с моего лица, и когда за окном встает солнце, мы все еще лежим друг у друга в объятиях. Он движется внутри, забросив мою ногу себе на бедро, придерживает одной рукой за ягодицы, а второй гладит по волосам. Целует, и в прикосновениях его губ я чувствую обожание.

– Солнце взошло, – шепчу я.

– Дорогая Ава, с сегодняшнего дня у тебя будет все, чего ты захочешь! – говорит он мне на ухо.

Обнимаю его за плечи.

– Тебя. Только тебя.

Эпилог 1

Нокс

Стадион взрывается аплодисментами, музыкой и мигающими огнями. Товарищи по команде хлопают меня по спине.

– Охеренный тачдаун, братан! – вопит Джеймс, мой основной принимающий. – Чемпионы «Цитрус Боул»! Не верю! Лучший сезон за последние несколько лет!

– Просто обалденный! – соглашается Марлон, тренер квотербеков. Он протягивает мне руку, но потом передумывает и заключает в объятия.

Сняв шлем, бормочу что-то в ответ, а болельщики тем временем выбегают на поле.

Но я смотрю не на них. Я ищу блондинку, которая сидела прямо напротив средней линии. Во время игры я очень старался не думать о ней, но она всегда была рядом, то и дело возникая перед глазами. Ее лицо в форме сердца, большие аквамариновые глаза… Секретная улыбка, предназначенная исключительно для меня, когда я поцеловал кончики пальцев и подул в ее сторону.

Она прыгает на меня, и я прижимаю ее к груди. Да, это правильно! Так и должно быть.

Тюльпан.

Она зарывается носом мне в шею.

– Неплохо для запасного квотербека!

– Хорошо, что я выбился в основной состав. Всего-то на выпускном курсе!

Она откидывает голову назад и смеется.

– Да, на школе карьера все-таки не закончилась! Интересно, что дальше?

Я целую ее долго и крепко, не обращая внимания на вспышки фотокамер и окружающие нас СМИ. За исключением нескольких выездных игр, куда она не смогла приехать, после той встречи в баре мы не расставались ни на секунду. Она переехала из общежития ко мне без раздумий. Она – та самая, о ком я мечтал с первого дня, когда она только вошла в двери «Кэмдена». Мы выглядим молодо, я понимаю, но сердце точно знает, когда находишь своего человека.

– Все, что захотим. – Прижавшись губами к ее ладони, задерживаю взгляд на обручальном кольце в два карата. Я сделал ей предложение на Рождество сразу после воссоединения. Точнее, сначала спросил Тайлера, а тот ответил: «Пипец! Да уж давай, кончайте тянуть. Вы и так живете во грехе! Я каждую ночь мечтаю о бетонных стенах вокруг вашей спальни. Я слишком молод, чтобы вас слушать».

Стоит подумать о Тайлере, и тот, возникнув из ниоткуда, цепляется за мою ногу.

– Лучшая игра! Просто обалденная! Когда вырасту, хочу стать футболистом и тату-мастером, – вопит он.

– Надо больше тренироваться, – я треплю ему волосы. Он переехал к нам после помолвки, и, хотя Ава беспокоилась, как он освоится в частной школе после «Кэмдена», адаптировался он быстро.

Какая-то журналистка, пробравшись через толпу, сует мне под нос микрофон.

– Нокс, вы провели потрясающий сезон, одержав