Взломанные небеса - Эл Робертсон

– Он же фетч. Фетчи такого не могут.

– А вот и нет! Он перестроил себя. Когда я секретничал с Исси, то увидел, как работают фетчи. Она поделилась со мной секретом. У Гарри другая структура. И время запаздывания реакции совсем другое. Он базируется не на Гробовых Драйвах.

– Девлин сбежал оттуда и провел несколько лет в бегах. Конечно, он работает не так, как подобия Исси.

– Если б дело было только в этом, – хмыкнул Фист.

– Ты пытался отследить его? Выяснить, где хранятся его данные?

– Я не могу его зондировать. Он сразу поймет, что я делаю. А нам этого не надо.

– Боишься его?

– Мать его, конечно боюсь! Если дать Девлину волю, он меня выпотрошит и зажарит, как рыбку-фистушку, – может, и покруче нашего приятеля из Пантеона. Если тот, конечно, таки наложит на меня лапы.

Форстер рассмеялся.

– Да как ты смеешь потешаться? – взвился Фист. – Я думал, сучка Заря меня и вправду прикончит! Я хочу достать гаденыша, устроившего нам всем бучу, до того, как она или он достанут меня!

– Они хотят сохранить тебя.

– Ты сам сказал, что это полная чушь!

– И что это за чушь? – раздался вдруг знакомый голос.

Андреа была без макияжа. У Джека защемило сердце. Он вспомнил, как в последний раз видел ее такой. Сейчас на ней было темно-красное, цвета свернувшейся крови, платье, а кожа казалась очень бледной и свежей. Эта Андреа была совсем юной.

Джек не ответил ей.

– А, не важно, – сказала она. – Я только что обнаружила послание, которое оставила самой себе. Там говорилось просмотреть его вместе с вами. Думаю, это слайд-шоу.

– Подожди! – попросил Джек.

Но она взмахнула рукой, и полилась музыка. Вначале барабанных перепонок коснулся ритм – навязчивый, завораживающий, но такой тихий, пришлось напрячься, вслушиваясь. Ритм вбирал в себя посторонние шумы, наливался силой, делался богаче, громче.

– Что это? – спросил Джек.

– Ш-ш-ш, слушай внимательно! – прошептала Андреа.

Зашумело, затрещало. Прерывистые гитарные аккорды накладывались на барабанную дробь, взвиваясь и опадая, словно птица на испорченной кинопленке снова и снова пыталась коснуться воды.

«Она хочет проекцию видео!» – прошипел Фист.

«Позволь ей».

На пустой стене комнаты появились изображения. Большинство – черно-белые. Среди них – несколько цветных, сразу притягивающих взгляд. В мелодию вплетались звуки новых инструментов, затем – человеческая речь. Джек услышал голос Гарри. Цветное фото заняло всю стену. На нем – смятые простыни, плечо, его гладит женская рука. Прошла пара секунд, и появилось фото окна, видимого снизу. От света ламп Хребта дождевые капли на стекле сверкали, как бриллианты. Следующее фото: письмо, написанное от руки. Но оно исчезло слишком быстро, Джек не успел ничего прочитать. На стене кошка прыгнула на носок. Мгновение – и снова перемена. Музыка зазвучала вразнобой со сменой кадров. Мелодии искажались, вторгалась речь, бессмысленные, вырванные из контекста клочки. Гарри все еще говорил, и в его голосе слышалась беззаботная радость, какой Джек не замечал никогда. Ласковые, нежные слова шепотом, полуночный говорок влюбленных, такой звучный посреди спящей Станции. Затем в смесь ворвался голос самого Джека – такой молодой и свежий.

Замелькали новые фото: закипающий чайник, сад, болтающаяся на дереве игрушка, руки, вытаскивающие рубашку из сушилки. Джек узнал свои руки – и душу затопило воспоминаниями. Музыка и запечатленные мгновения тянули за собой из памяти все больше, и перед Джеком встала картина прошлого, каким его видела Андреа. Блестело стекло часов на прикроватной тумбочке. Они каждый день будили Джека и гнали на работу. Вот из-за неловкого движения опрокинулся стакан виски с эмблемой «Виста-клаба» на нем. Виски пролилось на Андреа. Тогда оба вернулись домой на такси, и она поспешно, путаясь в пуговицах, сбросила промокшую одежду. Потом они занялись любовью. Гарри не было дома, и Джек с Андреа впервые провели целую ночь вместе.

Вздохи, тихий шепот, смех. Звуки и образы сплелись в безошибочные заклинания, команды, записываемые прямо в память Джека, заставляя пережитое воплощаться в явь перед глазами. Вспыхнул калейдоскоп вчерашнего, ушедшего, затмил настоящее, сделал богаче, глубже и гораздо живее. На мгновение Джек ощутил себя в том времени, когда был с Андреа. Радость захлестнула его, и он позабыл, зачем пришел сюда. Но интонация фильма переменилась. Осколки прошлого по-прежнему гипнотически пульсировали на стене-экране, но уже не трогали душу. Джек вернулся в настоящее.

«Это поразительно!» – воскликнул Фист.

«Да, затягивает по-настоящему».

«Я про Андреа. Посмотри на нее».

Андреа сидела неподвижно, завороженная мелькающими картинами прошлого, а ее одежда и прическа изменились, стали современнее. И на лицо легла печать лет.

«Она возвращается к себе прежней, – ахнул Джек. – Но как?»

«Это музыка и образы, – объяснил паяц. – Они заставляют включаться каналы памяти и реконструируют ее самое позднее „я“. Удивительное дело!»

Джек подумал о том, когда еще слышал подобную рваную музыку. Наверное, в клубе Андреа восстанавливала себя после выступления. А Джек подумал, что она репетирует в комнате наверху. Возможно, Андреа в своем роде именно сочиняла, вплетая несколько новых часов жизни в музыку, эффективно и безошибочно отменяющую любую попытку вернуть фетч в юность.

«Ты посмотри только! Про Луну!» – охнул Фист.

Зрелище снова захватило Джека, хотя не как раньше. Теперь переживание было не таким личным. Ожило общее людское горе. Боль рвала сердце. Музыка будила память не только о погибших детях – вереница кадров завершилась гибелью самой Андреа. В разуме Джека полыхнула смерть Корасон. Он отвернулся от экрана, не в силах терпеть.

Когда Джек снова посмотрел на стену, вернулись кадры событий за два года до убийства. Стена показывала медленное угасание чувства к Гарри и одновременно становление Андреа как самостоятельной певицы и композитора. В конце концов на стене замелькали кадры посмертия, зазвучала музыка, восстанавливающая испытанное фетчем Андреа.

Настала тишина. Джек посмотрел на Андреа, ставшую собой. Она сидела, опустив голову и закрыв глаза.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Она открыла глаза, посмотрела на него взглядом настоящей, нынешней Андреа.

– Ненавижу заниматься этим! Гребаные клубы! Чертов Гарри!

– Тогда почему позволяешь ему оставаться здесь?

– Ох, Джек… – Андреа обессиленно опустилась на диван. – Когда-то он был моим мужем. Да, Гарри – дерьмо, но куда ему податься? И по-своему он очень помог мне в последние пару лет.

Андреа смахнула прядь с лица: