Атлантический рейс - Юрий Иванов

Анализа мы сегодня не делаем, и я с надеждой смотрю в прозрачную воду: неужели в этом районе нам ничего новенького так и не попадется? А ведь последний ярус... Мне кажется, что на прощанье океан обязательно должен сделать нам какой-нибудь приятный неожиданный подарок.

Последний ярус. Километр за километром вытягивается машиной хребтина, «поводец» за «поводцом» поднимаются из океана. Парусники, парусники... Одна корифена, несколько некрупных акулок. А вот уже виден и концевой буек с флажками. Нет, ничего нового, никакого сюрприза.

Я спускаюсь к себе в каюту, и в этот момент на палубе слышится грохот.

«Ну что там еще?»

Выскакиваю на палубу, протискиваюсь к борту – и вовремя: около судна всплывает необычная рыбина – короткое толстое тело, большущие глаза и метровый костяной меч, которым заканчивается верхняя челюсть рыбины. Меч-рыба! Вот это подарок так подарок!..

На палубе волнение: меч-рыба, тяжелая, как старинная крепостная пушка, рвется из стороны в сторону, ожесточенно хлещет хвостом по воде. Вибрирующий «поводец» натянулся струной и... лопается. В отчаянии я повисаю над водой: оборвав капроновый шнур, рыба переворачивается вверх брюхом и, широко разевая рот, поводит своими большими глазами. В это мгновение в ее открытую пасть врезается багор; рыба дергается, закрывает рот и накрепко схватывает железное жало багра. Повиснув на канате, мы дружно тянем – и вот уже меч-рыба переваливается через борт.

Ярус выбран, меч-рыба на палубе, судно дает полный ход – прощайте, гвинейские берега! Мы надолго покидаем эти места. Но мне теперь и не жаль расставаться с ними: я хожу около огромной рыбы, рассматриваю ее, трогаю острый костяной меч.

Меч-рыба. Когда-то она наводила трепет на капитанов парусных кораблей. Да и до сих пор о ней идет очень дурная слава. Придя в необъяснимую ярость, эта рыба-меч нападала, да и сейчас еще нападает на корабли и рыбацкие лодки, пробивая их борта своим мечом. И в совсем недалекие времена, когда моря и океаны бороздили корабли с деревянным корпусом, у английских страховых компаний существовала особая рубрика: «Повреждение обшивки судна в результате нападения меч-рыбы». О том, какие большие повреждения может принести нападение этого морского разбойника на судно, красноречиво говорят интересные экспонаты, собранные в одном из музеев Англии. Это десятки костяных мечей, застрявших в толстых дубовых досках корабля, в медной обшивке, в деревянных брусах. Особое внимание посетителей музея привлекает меч, который был обнаружен в днище китобойного судна «Фортуна». Он пробил двухсантиметровую металлическую обшивку корабля, доску под ней, толщиной в 7,5 сантиметра, тридцатисантиметровый дубовый брус и дно бочки с ворванью, находившейся в трюме.

В конце второй мировой войны нападению меч-рыбы подвергся английский танкер «Барбара». Полутораметровый меч пронзил днище теплохода, как арбузную корку, и остался цел. Выдернув его из пробоины, меч-рыба бросилась в новую атаку. На этот раз ее оружие застряло в обшивке танкера. Рыбу оглушили и вытащили на палубу. В ней оказалось 660 килограммов веса при длине туловища вместе с мечом 5 метров 28 сантиметров. В 1948 году меч-рыбой была атакована американская шхуна «Елизавет», а несколько лет спустя – английский военный корабль «Леопольд». И в том и в другом случае судам был нанесен ощутимый ущерб. А совсем недавно телеграфные агентства разнесли по всему миру весть: у Маршалловых островов затонула тридцатидевятитонная японская тунцеловная шхуна. Причина – нападение меч-рыбы, попавшейся на ярус.

Меч-рыба нападает не только на корабли и лодки. Силу ударов ее меча испытывают на себе исполины морей – киты. В нашем институтском музее хранится интереснейший экспонат, который привезли из рейса к берегам Антарктиды на китобазе «Юрий Долгорукий», – обломки меча, извлеченные из спины пятнадцатиметрового кашалота.

Меч-рыба – житель теплых вод. Она населяет все океаны планеты, их экваториальную часть, встречается в Средиземном и изредка заходит в Черное море. Значительно реже, «сопровождая» косяки сельди, меч-рыба поднимается вместе с теплым течением Гольфстрим на север, достигая иногда Баренцева моря. Размножаются меч-рыбы икрой, которая свободно плавает в поверхностных слоях воды. Интересно отметить, что мальки меч-рыбы имеют усаженные мелкими зубами челюсти, а тело их покрыто чешуей. По мере роста рыбки теряют чешую, верхняя их челюсть вытягивается, костенеет и превращается в страшное, опасное для всех обитателей океана оружие.

...Палуба пустеет. На ней остаемся лишь мы с Валентином да Михаил Афанасьевич, герой сегодняшнего дня. Герой просит меня сделать ему на память снимок, и я с удовольствием выполняю его просьбу. Мы подвешиваем меч-рыбу к стрелке, и боцман становится возле своего трофея. А потом мы снимаем с меч-рыбы шкуру и убираем в трюм.

– Вот и все, – говорит Валентин, вытирая инструменты.

– Вот и все, – повторяю и я, снимая с себя резиновый передник.

Вот и все. Препарирование тяжелых рыбин закончено. Нам приятно и немного грустно. Такое настроение, наверно, бывает всегда, когда на время расстаешься с тяжелой, но нужной и интересной работой.

Новое утро начинается с душераздирающего скрежета: готовится генеральная покраска судна, и матросы сдирают старую краску металлическими скребками. Затем эти места покрывают суриком, и кажется, что все судно в заплатах. К обеду все – и те, кто «шкрябал», и те, кто красил, и те, кто не «шкрябал» и не красил, – ходят, измазанные краской. Все судно пропитано резким, устойчивым запахом; кажется, что сурик попал и в борщ, и в кашу, и в чай.

Проходят еще день-два, и начинается покраска: надстройки мачты, шлюпки – все покрывается ослепительно белым слоем белил, борта окрашиваются в светло-серый, «шаровый», цвет, подновляются чернью надписи и номера. На ходу трудно покрасить все судно, и наш клипер, достигнув траверза Канарских островов, ложится в дрейф. В воду шлепаются спасательные плотики, и матросы с радостью прыгают в них, – стоит ужасная жара, а здесь все же ближе к воде. В ней то там, то тут виднеются длинные акульи тела, но это мало кого смущает – их отгоняют веслами, а Саша Хлыстов к тому же умудряется дважды «упасть» в воду с плотика и полюбоваться акулами из-под воды.

Потом, соблюдая определенную очередность, начинают «падать» в море и остальные матросы. Когда доходит очередь до меня, я натягиваю на лицо маску и погружаюсь в воду. Надо признаться, нырять в открытом океане страшновато: под тобой жуткая фиолетовая глубина, а ты, маленький и беспомощный, барахтаешься, как букашка, с испугом посматривая в ее влекущую таинственную пустоту. Метрах в пятнадцати от меня плывут два небольших «быка». В воде они выглядят значительно изящнее и красивее, чем у нас на палубе. Движения их плавны и неторопливы. Один из «быков» внимательно осматривает меня, потом разворачивается и уплывает прочь, к корме. Я тоже отворачиваюсь от этих рыб, потому что они мне за рейс порядком надоели. Мне интереснее рассмотреть повнимательнее днище судна. А здесь есть чем полюбоваться! За время рейса днище нашего теплохода, когда-то чистое и гладкое, как подбородок у юноши, отрастило... бороду! Да, бородища, и еще какая!.. Густая, зеленая – непроходимый, населенный множеством живых существ подводный лес колышется, колеблется перед самым моим носом. Чего здесь только нет: шелковистые водоросли, напоминающие малахитовые волосы русалок, плавно раскачиваются под едва ощутимым током водяного течения; миллионы усоногих рачков, спрятавших свои нежные тела в белые твердые пирамидки-раковинки, рассыпались по днищу судна. Крышечки пирамидок все время открываются, и из них показываются нежные перистые ножки-усики, фильтрующие воду; здесь же раскачиваются на упругих стебельках другие рачки, спрятавшиеся в белые и розовые раковинки. Это морские уточки. А между ними гидроидные полипы, мелкие губки, оранжевые мшанки – целая коллекция подводных тропических организмов.