Ромеи и франки в Антиохии, Сирии и Киликии XI–XIII вв. - Брюн Сергей Павлович

В июле-августе 1100 г. к Марату выдвинулись франко-нормандские войска, во главе которых находился сам князь Антиохийский и его кузен Ричард Салернский. «… великий франкский граф Боэмунд и сын сестры его — Ричард[775] вдвоем созвали франков и повели их к Марату. Они атаковали князя князей, имя которого было Татул, требуя, чтобы он сдал им город. Снова их войска атаковали его. Но князь князей был храбрым мужем и искусным воителем, и с ним в Марате было много знатных воинов. Он с презрением смотрел на все их старания. Боэмунд же встал лагерем на равнине Марата, подчинив себе все окрестные земли»[776]. Мощные укрепления города (воздвигнутые, если верить арабским историкам, халифом Харуном аль-Рашидом), защищенные многочисленным ромейским и армянским гарнизоном, действительно представляли собой серьезную преграду. Неизвестно, чем бы завершилась эта первая франкская осада Марата, если бы к Боэмунду не прибыли послы от другого армянского князя-халкидонита, готового добровольно признать господство князя Антиохийского.

Этим армянским князем был Гавриил, правитель Мелитены. Как сказано в хронике Гильома Тирского, Гавриил «по вере был греком, а по языку, происхождению и обычаям — армянином». Он входил в число ближайших соратников Филарета Варажнуни. Согласно хронике Михаила Сирийца, «В Мелитене пребывал правитель-грек, Гавриил, поставленный там Филаретом. Когда же Филарет умер, Гавриил стал править самостоятельно; увидев, что турки одержали верх над греками, он отправил свою жену в Багдад, и та получила указ от арабского халифа[777], которым тот передал Гавриилу княжество Мелитены»[778]. На протяжении последующих лет Гавриил удерживал власть над Мелитеной, при помощи военных сил, подкупа и дипломатии отбиваясь от соседствующих тюркских эмиров и поддерживая союзные отношения с армянскими князьями Леванта, в особенности со своим сородичем Торосом Эдесским[779]. Как и его зять — куропалат Торос, Гавриил был византийским сановником и номинальным вассалом Ромейской державы[780]. А.П. Каждан, (подчеркивая, что мы фактически ничего не знаем о конкретных связях Гавриила с Византией), тем не менее, обращает внимание на то, что в прологе греческого перевода «Книги семи мудрецов» («Синтипа»), составленном в Мелитене в конце XI в., византийский ученый Михаил Андреопул именует Гавриила дукой и севастом[781]. В 1100 г. против Гавриила выступил эмир Севастии, Амасии и Никсара — Данишменд-гази, страстно жаждавший покорить богатый христианский город, расположенный к югу от его владений. Вскоре тюрки разорили окрестности Мелитены и приступили к осаде самого города. Гавриил, не видя иного выхода из создавшегося положения, «направил послов к Боэмунду, князю Антиохийскому, приглашая его прибыть без всяких отлагательств и, на оговоренных условиях, принять город»[782].

Приняв послов Гавриила, Боэмунд снял осаду Марата и, во главе отряда из 300 франко-нормандских рыцарей, сержантов и армянских всадников, отбыл на север — к Мелитене[783]. С князем Антиохийским по-прежнему находился его кузен, Ричард Салернский. Также, на пути из Марата к Мелитене, его сопровождали два армянских (миафизитских) епископа: Киприан, епископ Антиохии[784], и Григорий, епископ Марата[785]. Мелитена располагалась более чем в 300 километрах к северо-востоку от Антиохии. Как и Марат, Мелитена находилась в долинах восточного Тавра, только еще севернее, на самой юго-восточной окраине Анатолийского плато. В описаниях персидского географа и ученого Истахри (X в.), Мелитена предстает как «большой город и одна из наиболее мощных крепостей (…) Она окружена множеством холмов, изобилующих орешником, миндалем и виноградом; земля ее плодоносит ив теплое, ив прохладное время года. Нет ничего, что невозможно было бы взрастить на этих землях. В настоящее время это один из сильнейших румских городов; населен он армянами»[786]. Несмотря на то, что Истахри отмечает преобладание армянского населения, следует отметить, что Мелитену населяло и изрядное число других христиан. Крайне многочисленной была сиро-яковитская община. К примеру, прославленный Патриарх Михаил I Великий (Михаил Сириец) был уроженцем Мелитены. Часть населения города составляли и православные (сиро- и грекоязычные) ромеи, сохранявшие там свои церкви и архиепископскую кафедру[787].

Невзирая на дальний переход и малочисленность своих войск, Боэмунд был преисполнен решимости изгнать осаждавших тюрок и утвердить свою власть над Мелитеной. Рауль Канский прямо обвиняет Боэмунда в безрассудной недооценке противника; по словам нормандского каноника, на подступах к Мелитене антиохийский князь презрительно отметил, что турки «как лисы, прячутся в свои норы, как только услышат лай собак»[788]. Однако старый эмир Данишменд, в молодости еще участвовавший в разгроме ромейской армии у Манцикерта (1071 г.), оказался опасным противником. Как впоследствии писал Фульхерий Шартрский, «неподалеку от города турки окружили его (Боэмунда. — С. Б.) со всех сторон, ведь этот коварный народ не смеет выступать открыто и предпочитает таиться и устраивать засады. Поскольку нас (франков. — С. Б.) было слишком мало, мы были отброшены и рассеяны; многих из отступавших турки убили»[789]. То, что конница Боэмунда была окружена и рассеяна войсками эмира, подтверждает и Гильом Тирский, по словам которого Данишменд-гази «некоторых поразил острием меча; остальные же, не в силах выстоять перед многочисленностью врага, обратились в бегство»[790]. При этом Альберт Аахенский оставляет несколько более реалистичное описание численного соотношения противников. По его словам, у Боэмунда было триста конных воинов, у эмира Данишменда — пятьсот[791]. Так или иначе, Данишменд-гази одержал стремительную и неожиданную, как для франков, так и для тюрок, победу. Рыцари Боэмунда были частью обращены в бегство, частью — перебиты. Армянские епископы Киприан и Григорий, сопровождавшие нормандского князя, пали под ударами сельджуков[792]. Ричард Салернский был скован тюркскими арканами и взят живьем. Вскоре тюрки пленили и самого «малика франков», сына Гвискара, князя Антиохийского. Предвидя катастрофический исход сражения, Боэмунд спешно направил одного из своих сирийских гонцов к Бодуэну Эдесскому. «В знак своего пленения и скорби»[793], а также и подлинности самого сообщения, Боэмунд, унаследовавший от отца уникальный светло-рыжий цвет волос, отрезал локон со своей головы и передал его гонцу. Как писал современник этих событий, Фульхерий Шартрский, «Боэмунд, отрезав локон своих волос, переслал этот знак Бодуэну, с призывом помочь ему, ради всей любви Господней»[794]. Согласно «Иерусалимской истории» Альберта Аахенского, «На третий день после пленения Боэмунда, Бодуэн собрал 140 тяжеловооруженных рыцарей и выступил на равнины Мелитены, чтобы спасти Боэмунда, своего брата во Христе»[795]. По пути к Мелитене к Бодуэну присоединились и спешившие на помощь к своему князю франко-нормандские войска из Антиохии[796]. Однако эдесские и антиохийские рыцари, шедшие к Мелитене под командованием Бодуэна, не смогли уже настичь Данишменда-гази, который к тому времени уже ушел на север, в пределы собственного эмирата. Как сказано у Альберта: «при стремительном наступлении Бодуэна, Данишменд (…) немедленно снялся с лагеря, оставил осаду и повернул со всей своей конницей к Русскому морю (т. е. Черному морю. — С. Б.); он отступил в свою страну, радуясь, что захватил Боэмунда, прославленного князя и главу христиан»[797].